Старое письмо

...наш мастер сменный:

У него снежинки на висках,

Он без ног...

Такое, мама, вышло:

Мы вчера тащили по пескам

Всей бригадой буровую вышку –

Мир такого в практике не знал!

Только трактористы сплоховали:

Все случилось быстро, как обвал,-

Вышка покачнулась на отвале.

Видно, отскочить пытался он,

Да споткнулся – угодил под полоз...

Навалилось на него сто тонн,

Придавило чуть ли не по пояс!

Что могли мы?!

Душно до сих пор:

Утерев лицо свое рябое,

Он, как старший,

приказал

Топор

принести.

И я рубил живое!..

Только бы успели довезти...

Он лежит короткий как колода.

А погода, чтоб ее...

Прости:

До того нелетная погода!

На палатку сверху льется гуд –

Кажется, подмога прилетела.

А скучать здесь, мама, не дают:

Что ни день – то неотложней дело.

И приеду я бородачом,

Потерпи – дотянем до предгорий.

Парни возвращаются...

С врачом!!

Все. Пиши. Целую, твой Григорий.

* * *

Ты ничего не знаешь обо мне...

Я тут, где не знакома людям нега,

И странно так, как будто бы во сне,

На новогодье – ни крупинки снега.

Тут снег другой –

Каленые пески.

Песчинки, как снежинки, пролетают,

Да в темном небе звезды, как снежки,

Которые к рассвету все растают.

Ты ничего не знаешь обо мне...

Я строю мир рабочими руками,

Порой грущу по русской стороне,

Наполненной и смехом и снежками.

Полночный час.

Встречаем Новый год.

В палатке рай – окончена работа.

Снегурочка, конечно, не придет,

А Дед Мороз... во сне бормочет что-то...

Звучанье тишины

В забое шахты, в гробовом молчанье

Мезозойской теплой глубины,

Я долго слушал

Тишины звучанье —

Исповедальной, строгой тишины.

Вздымался вал затухшего прибоя,

За ним второй вставал ему вослед...

Мне чудилось:

Дышала грудь забоя

Спрессованностью миллионов лет.

А я лучом моей холодной лампы

Высвечивал в той несусветной мгле

И прах костей,

И след когтистой лапы —

Все, что прошло когда-то по земле.

Переливались искрами песчинки...

Я жадно слушал, лежа на боку.

И так хотелось быть простой травинкой,

Но наверху — на солнечном верху!

Стоять-качаться у тропинки к дому,

Глядеться в мир, где буйствует весна.

И светлым гимном вечному, живому

Торжественно

звучала тишина.

В чайхане

В самый раз – под холодный душ...

Но бригадный шумнул:

- А ну?! –

И оравой в тринадцать душ

Завалились мы в чайхану.

Духоты невидимка-волна

Тихо плещется между столов,

И гоняет чаи чайхана,

Изливается в сто потов.

- И-ех, Петрович! Надумал – чай,-

Пробурчал недовольный Клим.

А бригадный ему:

- Подмечай,

Вышибается клином клин... –

И вовсю разливень пошла!

Да такая – хоть пруд пруди.

Говорим про свои дела –

Что проделано, что впереди.

Даже Клим, аскетичный Клим,

Полный чайник успел осушить.

Мне подмигивает:

- Повторим? –

Мол, по-нашему – пить так пить.

Я смеюсь:

- Говорил – вода!.. –

И прошу повторить заказ:

День получки –

праздник труда –

Отмечает рабочий класс.

* * *

Теплый крик взметнулся над рекою

И в вечерних сумерках погас.

И тотчас подумалось такое –

На земле живу не первый раз!

Как не первый раз в скитанья вышел –

В бесконечность долов и лесов.

Сотни лет назад его я слышал,

Этот странный позабытый зов!..

Лунный шлейф по плесу рассыпался,

Потухал в чащобе камыша.

А в ушах все голос раздавался,

И смятеньем полнилась душа!

Так хотелось, чтобы над рекою

Вновь взметнулся этот вещий глас

И светло поверилось в другое –

Что живу я

Не в последний раз...

Письмо друзьям

Ребята, напишите мне письмишко!

Ну что вам стоит выдать две строки?!

Робеет ли все так же Зайцев Миша,

Друзьям читая новые стихи?

А наш завклубом – деревенский княже –

Поет ли он о псковской стороне?..

Я, вспоминая, сомневаюсь даже:

Все это было иль приснилось мне?

Вы помните: за истиной искомой

Пешком из Пскова уходили мы

Туда, где нету суетной оскомы,

И плавают туманы – не дымы.

Молчать в дороге, ясно же, не дело...

Мы долго шли в жару и по росе.

Июньская Россия зеленела

По сторонам асфальтного шоссе...

Вы помните, как ожил Святогорский,

Благословляя хлынувший рассвет,

И мы, как чаши, сдвинули

Три горсти

Родной земли, в которой спит поэт.

Мы не клялись –

стояли и молчали,

Все об одном и каждый о своем...

Деревья стародавние, качаясь,

Листвою шелестели нам –

О нем!

Метались в небе грозовые вспышки.

Во мне их сверк доныне не погас.

Ребята, напишите мне письмишко:

Так часто здесь мне не хватает вас!..

* * *

Тихо в сердце. Старею, что ли?

Или тишь эта перед грозой?

Так бывает –

Над летним полем

Обмирает последний зной;

Чуть заметно дрожит былинка,

Не подрубленная косой,

Да стерня хрустит под ботинком,

Будто злится, что ты не босой...

Тихо в сердце –

С чего бы такое?

Неужель и желаний нет?!

Обессловлен осенним покоем,

Никакой не ищу ответ.

Вон грачи-черныши прилетели,-

Значит, осень. Притихни, молчи:

Прилетают сюда не в апреле –

В октябре прилетают грачи!

Что грустишь? Видно, так и надо...

Так чего ж я сегодня не рад:

Тишина – ведь она награда...

Не хочу я таких наград.

Звездный час

По жизни каждый со своею меркою –

В товариществе, в службе и в любви...

Немудрено дожить

до часа смертного –

До звездного попробуй доживи!

Годами зрелый,

Молодой ли, ранний,

Но ты души в работе не жалей,

И вдруг однажды озарит сознанье:

Все, что ты делал,-

сделал для людей!

В забое, лежа на руде сверхплановой,

Я слышал странный,

Слышал вещий глас.

Ведь звездный час

Выводит в мир Гагановых,

Гагариных рождает этот час!

Приводит он к единственному, важному,

Где жизнь есть жизнь, а не житье-бытье.

А слава, что ж...

Она дана не каждому.

Да и не каждый вынесет ее...

* * *

Все, что дано,

Испей до дна.

Благодари щедроты мира:

Родня,

Товарищи,

Жена,

Какая б ни была – квартира!

Будь человеком,

Что-то значь,

Знай время пиру и похмелью.

Прими

И песнь над колыбелью,

Прими

И похоронный плач...

* * *

На этот раз я шел домой пешком.

Шестнадцать верст ничуть не испугали.

Чернел асфальт,

И вьющимся песком

Столбы смерчей мой путь пересекали.

Дрожала в знойном мареве гора,

Краснели маки на апрельских дюнах.

Сверкало утро – чудная пора,