Она осторожно подбирала ответы, так как поняла, что его сочувственные слова – только игра. Но в то же время они звучали искренне. Самым трудным в его работе было притворяться искренним в нужный момент.

– Где вы работаете, товарищ Калинина? – спросил он, принимая более официальный тон, в надежде, что это успокоит ее. Она и ответила в сугубо официальном тоне:

– Я работаю в Научно-исследовательском институте органической химии.

– Переводчицей?

– Да, переводчицей.

– А где вы обычно работаете?

– Как правило, дома. Я прихожу в институт за текстами, но основную часть работы делаю дома. У меня там собрана неплохая библиотека.

– Вам повезло.

– Какое уж тут везение! Я восемь лет ее собирала.

– Вы также работаете переводчицей и у иностранных бизнесменов?

– Время от времени, по просьбе Торгово-промышленной палаты СССР.

– Как часто?

– По-разному. Иногда по нескольку дней в неделю, иногда раз в месяц.

– Что, иностранцы, с которыми вы работаете, по большей части из химической промышленности?

– Вовсе нет. Переводческая работа не обязательно связана с техникой. Вот и сейчас я; например, работаю с фирмой, которая хочет продать нам обувь.

– Как называется эта фирма?

– «Юнайтед шу». Американская компания.

– А с кем из этой фирмы вы работаете?

– С их начальником отдела по торговле с другими странами и его помощником.

– Как их зовут?

– Начальника – Рональд Джеймс, а помощника – Джеф Миллингтон.

– Когда в последний раз вы виделись с кем-либо из них?

– На прошлой неделе. Они приехали и уехали. Должны вернуться через месяц.

– Они чего-нибудь добились здесь?

– Ничего. Как вам известно, наш народ не может себе позволить носить иностранную обувь. «Скандал! Какой скандал – мы вынуждены покупать обувь за границей! Купите лучше что-нибудь у нас, – вот что обычно говорят в наших торговых организациях иностранцам. – Вот тогда мы и станем обсуждать закупки вашей обуви». Ну, а что у нас есть дельного предложить иностранной фирме? Ничего. Совершенно ничего! Вот уж действительно скандал, но так оно и есть.

Он удивился такому напору.

– Похоже, вы принимаете свои дела с бизнесменами слишком близко к сердцу, – промолвил он.

Она только фыркнула:

– Я принимаю близко к сердцу собственную обувь – вот и все тут.

Она села боком на стуле и выставила один сапог так, чтобы ему было видно.

– Я сломала каблук на нашем социалистическом тротуаре, здесь рядом, на улице Кирова. Наши тротуары ремонтируются безобразно.

– Но ведь и климат-то у нас какой неравномерный – то мороз, то жара!

– Ерунда. Я работала целый год в нашем консульстве в Канаде, где климат ничуть не лучше нашего. Так тротуары там не проваливаются, смею вас уверить.

Чантурия решительно воспротивился дальнейшему обсуждению порядков на Западе.

– Как вы оказались в кооперативном кафе «Зайди – попробуй» прошлой ночью?

– Меня привел туда двоюродный брат. Его приятель, Стонов, праздновал там свой день рождения и захотел, чтобы и я пришла.

– Ну, а раз, как вы сказали, Стонов не относится к вашим друзьям, почему же он пожелал увидеть вас в тот вечер?

– Не знаю.

– Его приглашение как-то связано с вашей дружбой с Максимом Николаевичем Градским?

Она посмотрела ему прямо в глаза:

– Не знаю.

– Как давно вы знаете Максима Николаевича?

– Около года.

– Хорошо. Расскажите, что вы видели в кафе.

Она вкратце рассказала о происшедшем и, как он знал теперь от других, рассказала довольно точно.

– Нападавшие действовали очень целенаправленно, – добавила она, – как при военной операции.

– А вам доводилось видеть военные операции?

– Конечно, нет. Это просто образное сравнение. Если что-то выводит вас из равновесия, то просто говорят, что против вас действовали целенаправленно. Методично.

– А того человека, которого убили, вы видели прежде?

– Нет, не видела.

– Что-нибудь в нем запомнилось вам?

– Я не понимаю, что вы имеете в виду. Безусловно, он иностранец…

– Вы уверены?

– Да, конечно.

– А что за иностранец, откуда?

– Не немец – я не уловила у него немецкого акцента. По-русски говорил очень прилично, но, по-моему, его родной язык – английский. У него английский акцент – как-то мягко у него получался звук «юс». Но я все же близко к нему не подходила и не прислушивалась.

– А что он говорил, вы не слышали?

– Только заказы официанту.

– Как он вел себя с официантом?

– Что вы имеете в виду?

– Не было ли в его поведении чего-то странного? Чего-то такого, что заставило бы вас подумать, что он из такой-то или такой-то страны?

Поставить вопрос в такой форме Чантурия решил после допроса Стонова. Может, ничего примечательного в поведении убитого и не было, но иногда даже из ничего наблюдательный и умный человек может вынести кое-какое впечатление.

– А-а. Поняла, – она задумалась и, похоже, расслабилась. – Он вел себя с официантом не так, как ведет немец или англичанин. Думаю, что он американец.

– Почему вы так думаете?

– Американцы походят на русских: не заносятся перед официантами, относятся к ним по-дружески.

Чантурия сделал запись в блокноте.

– А женщина, которая была с ним, она тоже иностранка?

– Нет, она русская.

– Что она делала во время нападения и после него?

– Я как-то особо не присматривалась. Я не следила за ней, я следила за налетчиками. Она закричала… нет, не закричала, точнее, пронзительно взвизгнула, издала какой-то свистящий звук, когда они ударили его ножом. Что произошло потом, не знаю. Все мы вылетели как пробки на улицу, а ее там не было.

– Налетчики – можете описать их?

– Вижу свое объяснение перед вами. Я уже описала их для следователя.

– Да, оно у меня. Но, может быть, вы сможете добавить кое-что.

Она отрицательно покачала головой.

– Как заявляют другие свидетели, один из налетчиков говорил с акцентом. Вы заметили это?

– Да.

– Можете ли вы сказать, что у него грузинский акцент?

Она посмотрела на него. Что-то мелькнуло в ее глазах – что же? Нет, не опасение, не страх. Только настороженность.

– Не знаю.

– Вы же переводчица. У вас особый слух на язык. Да, я тоже грузин. Но мне нужно знать всего лишь ваше мнение как профессионала.

– Я сказала бы, что у него грузинский акцент.

– Ценю вашу помощь.

Чантурия опять что-то черкнул на бумаге. Пока он писал, она сказала:

– Да, еще одна примечательная особенность.

Он посмотрел на нее:

– Да? Какая же?

– Грузин, если он им окажется, прихрамывает. Чантурия внимательно смотрел на нее.

– Никто не упомянул об этом.

– Он старался не показать этого. Но я все же уверена, – сказала она с улыбкой. – Это мое мнение как профессионала. Я танцовщица. Вернее, была танцовщицей.

Чантурия тоже улыбнулся в ответ:

– Вы оказали нам очень большую помощь, товарищ Калинина, – сказал он и, сделав несколько пометок в блокноте, снова обратился к ней. – А теперь о вашем знакомом Градском.

Улыбка сошла с ее лица. Она замерла в ожидании. Он тоже выжидал. Наконец она спросила:

– А что о нем?

– Вы сказали, что знаете Градского с год?

– Примерно с год.

– Каков характер ваших отношений?

– Мы с ним друзья. Она казалась смущенной.

– Что значит «друзья»?

– Друзья и значит друзья.

– Вы разведены?

– Да. Значит ли это, что у меня не может быть друзей? Что, моя личная жизнь тоже интересует следствие?

Увидев, как в миг исчезло ее дружеское расположение, Чантурия еще раз пожалел, что ему выпала такая служба.

– Я хочу понять, – сказал он, – почему Градского, которого Иван Петрович Стонов не знает, пригласили на вечеринку по поводу дня рождения Стонова.

– Стонов его не приглашал. Это я его пригласила, сказала Стонову, что приведу гостя.

– Стонов – щедрый человек. А Градский, он что, настолько близок вам, если вы решили пригласить его на это дорогостоящее празднество?