В XX веке свастика начала войну против двух звезд: шестиконечной звезды Давида и пятиконечной звезды. Евреи в тот период были безоружны, и поэтому звезда Давида не смогла выступить в качестве военного контрагента свастики, эта звезда стала ее жертвой. Что же касается пятиконечных звезд, то они контратаковали свастику с двух сторон: со стороны СССР и со стороны США, чьим знаком, прежде всего, военным, была белая пятиконечная звезда. Конфликт свастики и пятиконечной звезды, если попытаться понять его, исходя из графической логики самих знаков, определяется тем обстоятельством, что оба этих знака являются модификацией креста. И свастика, и пятиконечная звезда представляют собой крест в движении.

Пятиконечная звезда – знак человеческого тела, наиболее антропоморфный знак из всей «первой линии» знаков, куда входят крест, пятиконечная звезда, звезда Давида, свастика, полумесяц и знак Инь-Ян, он же – мандала 69.

Таким образом, пентакль – это крест, перемещаемый человеком. Свастика – это крест, катящийся, движущийся сам по себе, крест, перемещаемый нечеловеческими силами, силами природы – ветром, солнцем, огнем, водой… Но, прежде всего, ветром. Каждый пропеллер с выгнутыми лопастями скрывает в себе свастику. Пентакль – это знак человеческой экспансии, свастика – знак встречного шторма, это вспышка на солнце, это природная катастрофа, это смерч, это ответ среды на человеческую активность по обустройству мира.

То, что свастика стала изгоем в мире знаков, во всяком случае, в западном мире, тот факт, что она стала символом «поверженного зла», Сатана низвергнутый, обозначает поражение природы под натиском человека. Если когда-нибудь животные, растения и стихии, вирусы и бактерии восстанут против власти человека, знаком этого восстания станет свастика. История этого знака сейчас входит в самую интригующую фазу: свастика пережила столь глубоко компрометирующую связь – связь с фашизмом, что след этого грехопадения не изгладится еще несколько столетий. Но знак сохранил свою невинность, он остается святым, и сейчас, более чем когда-либо, свастика становится знаком надежды.

Звезды зовут нас в космос, но свастика напоминает нам, что мы и так в космосе, что мы в эпицентре космического вихря. Раскручивающаяся свастика образует спираль, это алхимическое превращение знаков относится к глубинам жизни, к ее сокровеннейшим тайнам. Свастика и спираль – два знака, которые дают человечеству надежду на продолжение жизни на Земле, они говорят, что мы не обязаны быть заклятыми врагами всего того, что не является творением рук наших.

Свастика сообщает нам, что мы и есть космос.

Возможно, это знак грядущей Экологической Революции, знак Великого Освобождения, Великого Постижения, Великого Смирения. В будущем свастика уже не будет черной, она будет соткана из солнечных лучей, она станет всех цветов радуги, она будет сплетена из нежнейших ароматов, из благоуханий всех цветов. Об этом говорит нам священное учение Будды. И то, что в русском языке слова «Будда» и «будущее» звучат сходно, – это укрепляет нас, говорящих по-русски, в наших надеждах, в наших ожиданиях Радости и Покоя.

Лида закончила свою лекцию, зажегся свет.

Подростки и взрослые встали и начали тесниться к выходу, многие толпились вокруг Лиды. Курский, осторожно сморкаясь, стал пробираться к выходу. Он уже почти вышел, но тут кто-то схватил его за локоть. Он оглянулся – это был Цитрус.:

– Лидия Анатольевна просила вас задержаться.

Она хочет поговорить с вами, – сказал парень.

– Вам понравилась лекция? – спросила Лида, подходя. Ее сопровождали мальчик и девочка лет пятнадцати, явно близнецы.

– Я больше половины проспал, извините, – ответил Курский. – Вначале все было довольно энциклопедично, познавательно. Концовка идейно напыщенная, в духе проповеди, как в Америке.

В целом, все очень интересно. Спасибо.

– Здесь в двух шагах есть приятное кафе «Грифон », мы там любим сидеть. Хотела пригласить вас выпить чаю со мной и моими друзьями, – Лида указала на близнецов.

Курский поклонился, соглашаясь. Он выспался на лекции и теперь чувствовал себя достаточно свежим.

«Грифон» действительно оказался приятным ресторанчиком с открытой террасой и сводчатыми внутренними помещениями. Они сели за столик возле большого телевизора, который излучал пение и пестроту музыкальных клипов. С ними были близнецы и Цитрус, который скоро ушел.

Совершенно незаметно исчезли и близнецы. Курский и Лида остались вдвоем.

Лида заказала бокал белого вина, Курский – бутылочку минеральной воды и овсянку.

– Вы, наверное, очень устали? – спросил Курский.

– Нет, не устала. У меня много сил, и я научилась равномерно распределять свою энергию и никогда не уставать.

– Вы – йог? – Курский отпил воды.

– Можно и так сказать.

– Значит, разговор вас не измучает. Я хотел спросить вас: вы специально хотите укрепить меня в подозрениях против вас? У меня создается впечатление, что все, что вы говорите, должно укрепить меня в мысли, что вы причастны к этим смертям. Вся эта длинная лекция была мною услышана как одна фраза: это я убила четырех стариков.

– Странно. Я их не убивала. И лекция была совсем про другое.

– Я знаю, что их убили не вы. Но, может быть, вы хотите принять вину на себя, чтобы выгородить какого-то дорогого вам человека? Вашего близкого друга?

– У меня нет близких друзей. Есть один любовник, но он тоже никого не убивал.

– Любовник? Простите за нескромность, речь идет о полковнике Иоффе?

– Какая глупость. Вы совсем ничего не соображаете.

Мой любовник – Цитрус, и об этом знают все.

– Извините.

Лида рассмеялась. Видимо, предположение, что Иоффе ее любовник, развеселило ее. Лицо ее после лекции все же было усталым, но теперь, под влиянием вина и свежего ветра с моря, глаза ее заблестели, на щеках появился румянец. Она закурила тонкую женскую сигарету.

– Вы верите во все, что говорили, – про радужную свастику из цветочных ароматов и прочее? – спросил Курский, размешивая овсянку.

– Конечно. Неужели вы думаете, что я вру детям?

Я и вообще стараюсь не врать, а уж детям говорю всегда только то, что думаю. Не все же так циничны, как старые следователи из советского угрозыска.