Наверняка Холли знала не только звание, но и все его продвижения по службе. После миссии, стоившей Скипу жизни, Слейта повысили, а потом еще раз, когда он заявил о своем желании отправиться домой. Вооруженные силы пытались его удержать. Раз за разом.

— Да, ну, в общем, папа постарался. Ты есть почти на всех присланных им фотографиях. Ты знал об этом?

— Нет.

Холли неотрывно следила за ним.

— А знал, что он велел мне тебя найти? — спросила она.

— Нет, — «твою мать». В стиле Скипа придумать запасной план на случай, если Слейт не проникнется. Но что, черт возьми, запланировал старик?

— Иначе как, по-твоему, я оказалась в маленьком деревенском заброшенном раю вроде Пиберри?

— Я как раз задавался вопросом, — годы тренировок и обучения помогли Слейту контролировать свои реакции и сохранять выражение лица нейтральным, а тон голоса сухим. — Предположил, что ты приплыла.

— Да, и, Боже, как же у меня устали руки. Левой, правой, левой, правой, — покачала головой Холли. — Спасибо, Родни Дэнджерфилд^[4] или Генри Янгмэн^[5]. Или какой там старый мертвый комик в тебя вселился.

— И все ради пирогов, — добавил Слейт без намека на веселье.

— Ладно, победил, — Холли рассмеялась и подняла ладони в жесте поражения. — Я ведь знаю, что ты, даже если захочешь, не сможешь быть глупым или рассеянным, Гарвард.

Ничего себе. Гарвардом его называл Скип, если был раздражен, поэтому сейчас прозвище возымело эффект брошенной гранаты. При его упоминании Слейт судорожно вдохнул.

Родители радовались благополучному возвращению сына, однако он подозревал, что они озадачены его нежеланием пользоваться своими знаниями для чего-то большего, чем помощь в модернизации семейного бизнеса. Но все, чего хотел сам Слейт — поспать. Хотя бы раз проспать всю ночь напролет.

Тем не менее, он никогда не считал Скипа болтуном. Что еще старик рассказал Холли?

— Но ты не знаешь моего характера, не так ли, рыжая?

— Возможно, нет. Но я слышала, что ты чертовски опасен, капитан Клайборн. И я говорю не о стрельбе.

Осмотревшись, он удостоверился, что никто ее не услышал. На них смотрело множество глаз, множество шей было вытянуто, и множество ушей приготовились подслушивать. Все знали, что Слейт служил, и военно-морской флот приписал ему такую кучу убийств, какую не должен навешивать на свое имя ни один смертный человек. Вот только никто на острове Пиберри понятия не имел, что Слейт делал. Что видел. Что пережил.

По возвращению домой он слышал перешептывания, но, возможно, о Холли ходили еще более дикие слухи. По крайней мере, здешние люди помнили его еще мальчиком и подростком, а семья всегда была рядом, чтобы подавить худшие сплетни. Холли же оставалась чужаком, а учитывая подозрительное отношение местных жителей ко всем приезжим, ее, вероятно, всегда будут считать незнакомкой.

Она представлялась им неизвестной переменной, полным комплектом бесконечных сплетен, новой тайной, ждущей своей разгадки.

Сексуальной желанной тайной, от которой Слейт растекался, словно оледеневшая за морозную ночь вода.

Он нахмурился, недовольный тем, что красочный фейерверк на полу сделал его центром островного внимания, в то время как больше всего на свете ему хотелось слиться с мебелью.

Как бы Слейту ни нравилась словесная перепалка, но необдуманные комментарии Холли поражали его подобно шрапнели, попадавшей слишком близко к темным запертым закоулкам души, которые нужно было отчаянно защищать.

Холли подбоченилась и, склонив голову набок, оценила Слейта. Солнечные лучи подсвечивали ее волосы, выделяя столько оттенков рыжего цвета, что Слейт почувствовал себя загипнотизированным.

— И в чем же дело, Акула? Мне повторить на пушту или арабском языке?

«Твою мать».

Очевидно, эта женщина говорила все, что придет в голову. Будь на ее месте мужчина, Слейт бы уже его разукрасил. Но Холли Харпер… в его присутствии большинство женщин замолкали и чувствовали неловкость, будто говорить с ним было крайне опасно, сродни прогулке по минному полю без бронежилета. Только не Холли Харпер. За словом в карман не лезет, этого у нее не отнять.

Слейт снова осмотрелся. У него в голове выла сирена, и мигали сигнальные огни.

— Разве никто не знает, что ты побывал в Афганистане и Ираке, Акула?

Он указал на нее пальцем.

— Слушай ты, рыжая, сделай-ка мне одолжение. Больше не называй меня так. Тебе не говорили, что не стоит дразнить большую плотоядную рыбу с длинными острыми зубами?

Холли лучезарно улыбнулась, отчего у нее на щеках появились ямочки.

— Но мне так нравится, когда ты заглатываешь наживку!

То, что он редко делал. В любом случае, как она догадалась? Ладно, что-то в ней цепляло его. В первую очередь наглость и храбрость в ответ на его холод. И великолепная улыбка. Иисус. Холли улыбалась так, словно выбрала своей личной миссией раздразнить Слейта и сманить с пути истинного. Все в сумме делало с его нутром нечто нехорошее. Очень, очень нехорошее.

Слейту не хотелось провоцировать Холли, но любопытство пересилило осторожность.

— Ты знаешь пушту?

— Ну, гм, пару слов, — она казалась застеснявшейся. — Однажды я решила, что неплохо будет научиться, поэтому купила книги и обучающие диски. Но не сумела довести дело до конца.

Так же, как купила дом Пиберри и оставила все попытки его починить?

— Могу научить, — слова вылетели изо рта прежде, чем Слейт успел их осознать. Что, черт возьми, на него нашло? Не в его характере быть настолько порывистым. Ради всего святого, ему хотелось забыть как пушту, так и все с ним связанное, а не давать уроки.

— Нет, спасибо. Когда папу послали в Ирак, у меня пропал весь интерес. Если честно, даже раньше. Однако мы должны поговорить, ты и я.

— Мы должны? — выгнул бровь Слейт. — И где тебя черти носили?

— Ты о чем? — непонимающе уставилась на него Холли. — Я пытаюсь превратить дом Пиберри в гостиницу. Я думала, все об этом знают. Разве ты не в курсе? Ты живешь в пещере или где-то вроде нее?

— На маяке, — пробормотал он. Слейт отвернулся, избегая ее испытующего изучающего взгляда. Ему очень не хотелось рассказывать о том, как он после смерти Скипа искал ее и узнал, что она пустилась в бега.

— Как бы то ни было, я надеялась, что однажды мы столкнемся, капитан, — пожала плечами Холли. — Подумала, что уж на зимний фестиваль-то ты придешь.

Зимний фестиваль был изюминкой острова и проводился в начале декабря после того, как разъезжались летние туристы. Ярмарка привлекала лучших поваров, пекарей и ремесленников со всех концов Пиберри — и из некоторых других мест — чтобы выставить свои товары в маленьких киосках с обогревом или же в более крупных удобных шатрах.

Островитяне с нетерпением ждали фестиваля — последнего глотка воздуха, прежде чем задраить люки в преддверии надвигающейся суровой погоды. Когда последние осенние дни сменялись зимой, празднества не только не давали местным жителям умереть со скуки, но еще и приносили прибыль торговцам по окончанию пляжного сезона.

На ярмарке все запасались подарками и консервированными фруктами, подпитывавшими жителей на протяжении долгих темных месяцев снега, ветра и изоляции. Слейт уже заполнил свой грузовик запасами цукини, помидоров и соусов, предвидя много ночей с макаронами — его лучшим кулинарным творением.

Мейси Бейтс была главным организатором фестиваля. Почему бы и нет, если ее кафе стало здешней Меккой, а пироги славились на всю Новую Англию, как местная достопримечательность? Но ссориться с Мейси не стоило, ведь язык у нее был не хуже помела.

Не зная, как реагировать на агрессивную настойчивость Холли, Слейт принялся за дело, очищая дощатый настил перед прилавком Мейси. Он методично и четко орудовал метлой и совком. Ему не хотелось разговаривать. Работа была единственным способом держать себя в руках и не огрызаться на Холли.