Литература наша тоже обвиняется в неподвижности и застое. Пожалуй, тут есть своя доля правды, но правды не абсолютной, а относительной. Сравнивая нашу литературу с литературою некоторых западных государств, разумеется, мы не вправе сказать многого в пользу своей настоящей литературы; но, применяя к ней русскую литературу второй четверти настоящего столетия, мы должны сознаться, что мы все-таки идем вперед, а не назад. Число новых ученых сочинений в наши дни если не больше, то никак не меньше; периодическая литература проникнута реализмом и утилитарностью, что совершенно сообразно времени и обстоятельствам; в беллетристическом роде — талант за талантом, которыми веселый журнал нахвалиться не может; ну, и остроумных и приятных вещей тоже много. Конечно, Гоголь уже не живет, и потому в руках любопытного читателя нет его «Записок сумасшедшего», но есть другие милые вещи, например «Полемические красоты» г. Чернышевского и т. п. очень милые вещицы, позволяющие ожидать очень многого.

Иногда ведь в самом деле бывает весьма трудно порешить со многим старым. У общества есть свои предания и свои верования, с которыми ему тяжело расставаться и которые, с нашей точки зрения, насильно вырывать не следует. Игра слишком опасная. История обязывает честную литературу не забывать, что у самого либерализма есть разные приемы; что одни его приемы заслуживают всякого почтения, а другие возбуждают чувства совершенно противоположные и до такой степени неблаготворно действуют на массу, что она пугается красных дней, моля о спасении от либералов, которые тирански кладут каждую личную свободу на прокрустово ложе. В таких случаях обыкновенно последняя вещь бывает горчее первой. Кто сомневается в этом, тем советуем внимательно повторить историю последних событий во Франции. Это чтение бывает очень полезным для всех забывающих пословицу: «Не все то золото, что блестит», а забывчивость — одна из наших слабостей. Что до нас, то мы не увлекаемся доводами одного нашего журнала о бесполезности некоторых наук и особенно скорбим о недостатке в нашем обществе знакомства с историею человечества. История учит многому, она дает талисман, с которым можно узнавать «волка в одежде овчей», и она же, как сказочный столб, который стоял на распутье, объясняет, на каком свертке коня лишишься и на каком сам пропадешь. Невежество есть та страшная сила, от воспоминания о которой кровь останавливается в жилах и в сердце не остается никакого места для благодарности теоретикам, пришедшим к заключению, что знания портят человека.

С той точки зрения, с которой смотрит на вещи веселый журнал и его бледные и растрепанные сопутники, все представляется в каком-то или мрачном или смешном свете. В видах общей пользы позволительно желать веселому журналу (как выразился «Русский вестник») «отойти от полуслов и недомолвок и договориться до дела». «Вред монополии», рассмотренный и определенный в ноябрьской книжке «Русского вестника», в настоящем случае очень осязателен. Мы в постоянном убытке от безучастия веселого журнала в наших хлопотах и заботах, а участвовать в них ему, вероятно, не приходится, потому что все наши заботы, с его точки зрения, — одно толчение воды и малосмыслие.

Есть ли у нас партии? Полагают, что их нет и что они даже не могут организоваться в настоящее время. «Это совершенно невозможно, и об этом смешно думать», — говорит «Современная летопись» (см. № 9-й). «У нас еще нет политической жизни, — продолжает эта газета, — и она невозможна, пока народная жизнь организована сословным образом. Партии, как дело серьезное, о котором стоило бы говорить, могут организоваться только тогда, когда изменятся условия нашего общественного быта и вместо отдельных сословий и пород у нас разовьется общественная жизнь в естественном разнообразии общественных положений. Партии должны проходить через всю народную жизнь, соединять в себе людей всех общественных положений. Теперь у нас возможны только кружки и клики, и этого добра у нас слишком много. Думать об организации политических партий, прогрессивной и консервативной, при существовании сословий, при неравенстве гражданских прав, означало бы крайнее отсутствие политического смысла». Таково мнение одного из самых солидных русских журналов. Известный своими последними сочинениями московский профессор и публицист Борис Чичерин думает иначе. Ратуя за охранительные начала, он стоит и за консервативную партию, которая должна быть оппозициею для партии прогрессивной. Этот ученый пишет, что «если русское общество способно к самостоятельной деятельности, то из этой бродячей массы, в которой все ускользает из рук, должны выделиться различные направления — зародыш партий. Теперь настала для этого пора; теперь наше дело идет к тому внутреннему строению общества, без которого невозможна политическая жизнь». Вот положение, которое вызвано только что приведенным мнением «Русского вестника». Обстоятельства, при которых Россия имеет случай ближе познакомиться с образом мыслей и с направлением г. Чичерина, отвели ему в общественном мнении очень определенное положение. Насколько положение это нравится г. Чичерину и насколько оно соответствует его дальнейшим видам, мы определить не беремся: это его дело. Довольно знать, что с именем г. Чичерина для людей известного направления связано понятие, лишающее возможности давать его мнению какое бы то ни было значение в смысле главных интересов мыслящей русской партии. Однако мы считали бы себя подчиненными силе инерции, если бы стали отвергать основательность мысли г. Чичерина о том, что из русского общества «должны выделиться различные направления — зародыш партий. Теперь настала для этого пора; теперь наше дело идти к этому внутреннему строению общества, без которого невозможна политическая жизнь». Нам кажется, что г. Чичерин этими словами говорит дело и что «Русский вестник», к мнениям которого мы привыкли относиться со всегдашним уважением, несколько ошибается. Он, нам кажется, смешивает причину со следствием, и отсюда вытекает его разномыслие с г. Чичериным. Мы подчеркнули слово отсюда, потому что верим в неспособность редакции «Русского вестника» расходиться в мнениях только потому, что мнения эти выражены г. Чичериным. Об этом мы не хотим и думать, ибо такие воззрения свойственны не «Русскому вестнику», и потому-то нам очень интересно уяснить себе: действительно ли в России нет политических партий и они совершенно невозможны в настоящее время, или же «Русский вестник» ошибается?

Для этого нам прежде всего нужно условиться, что мы понимаем под словом партия. По русским корнесловам мы не скрываем происхождение слова партия, и безграмотный народ никогда его не произносит. Торговые люди говорят о партии досок, партии хлеба, партии рогатого скота и т. п. ассортиментах, но человечества на партии не делят. В законодательстве и разных официальных бумагах говорится о партиях рекрутских и ссыльно-каторжных; но о политических партиях никаких трактатов не находится. Слово партия, в политическом смысле, встречается только в литературе, да очень редко в разговорной речи того слоя русского общества, для которого русские ученые составляют, по немецким словарям, русский словарь иностранных слов, которые вошли или могут войти (?!) в состав русского языка. Из нескольких значений, которые имеет слово partie, при переводе его на русский язык, более всего идет к настоящему случаю принимать partie как часть целого, как сторону. Люди известной партии — сторонники известного убеждения, известных намерений. Итак, партии вовсе не сословия, и сословия никогда не могут соединить людей в партии, сделать их сторонниками известных политических стремлений. Г. Чичерин и его апологисты, отстаивая сословные начала и придавая им значение, которое они не имеют, остались верными своему частному помешательству, в силу которого на них приходится махнуть рукой. Но есть ли у нас известное политическое сторонничество (партии)? и возможно ли оно теперь, при существовании сословий и при отсутствии политического равноправия?