Джудит вздохнула. Вдруг ей расхотелось вообще куда-либо идти, и она, скомкав очередные три листка, бросила их в корзину для мусора. Она подошла к окну и стала наблюдать за влюбленными парочками, чинно прогуливавшимися вдоль улиц под яркими лучами апрельского солнца. Как хорошо они выглядели со стороны—эти симпатичные девушки в сопровождении внимательных, предупредительных молодых людей; им было так хорошо вместе, и они надеялись, что наступающее лето принесет им еще больше радости. Они будут кататься на лодках по Темзе, скакать на лошадях в парках, устраивать пикники и флиртовать долгими летними вечерами под сенью цветущих деревьев. Стараясь не отстать от моды, девушки наряжались в тонкие муслиновые платья с кружевами, покрой которых подчеркивал стройность их талий… Шелковые ленточки на шее, широкополые шляпы в романтическом стиле, отбрасывающие тени на их очаровательные личики, наряды, дразнящие воображение пылких поклонников.

Начало лета всегда отмечалось невероятно большим количеством помолвок и свадеб – таковы были плоды «весенней горячки», охватывавшей молодежь обоих полов. Громко звонили колокола на церквах; бумажные ливни конфетти сыпались на головы гостей, едва способных удержать слезы от нахлынувших чувств. Невеста всегда в фате, с ярким румянцем смущения на щеках, жених – гордый, с порозовевшими от волнения ушами.

К своим двадцати двум годам Джудит так и не успела испытать те чувства, которые, как ей казалось, были давно знакомы всем ее сверстницам. Других девушек засыпали предложениями в театральных ложах, во время прогулок на лодках, среди цветущих растений в оранжереях и в беседках парка. Некоторым делали предложения даже по почте. А Джудит еще ни разу в жизни не приходилось отталкивать слишком пылкого поклонника, пытающегося обнять ее, или ответить вежливым отказом какому-нибудь молодому человеку на его предложение руки и сердца.

Еще раз окинув взором вереницу влюбленных пар, направлявшихся к парку, Джудит снова глубоко вздохнула. Секретер ее был завален десятками предложений, принимать которые ей совершенно не хотелось: все равно эти визиты ни к чему не приводили. Ей было противно ощущать себя экспонатом, выставленным напоказ перед потенциальными «выгодными женихами», – Джудит заметила, что чем тщательнее хозяйки домов, приглашавшие ее в гости на такие негласные смотрины, старались скрыть от молодых людей свои истинные планы, тем очевиднее становились они для всех присутствующих. Джудит обнаружила также, что все молодые люди, которых ей доводилось видеть на таких вечеринках, очень легко поддавались классификации – она распределила их по двум основным группам. Первые были настолько глупы, что бросались к ее ногам, вторые – настолько глупы, чтобы позволить ей удержать их от этого.

Да, многие из них были красивы, обаятельны, богаты и даже забавны, но каким-то роковым образом у всех них оказывался один и тот же недостаток – они все казались ей слабохарактерными. Ей вовсе не хотелось видеть мужчин, распростертых у ее ног; она была девушкой высокого роста и мечтала о таком мужчине, на которого можно было бы смотреть снизу вверх—в прямом и в переносном смысле.

Вот уже на протяжении целых трех лет она заставляла себя смиряться с невыносимой скукой этих пустых мероприятий, основным содержанием которых был подбор женихов. Большинство ее сверстников и сверстниц охотно играли в эти матримониальные игры, но Джудит не находила в них ничего интересного и достойного. Неужели и она будет вынуждена смириться с окружавшей ее пошлостью? Неужели и она выйдет замуж за одного из этих лощеных юношей и через несколько лет превратится в постаревшую светскую леди?

Эти невеселые мысли были прерваны шумом чьих-то шагов – в комнату вошла миссис Берли. Джудит обеспокоенно взглянула на мать. Ее лицо выражало недовольство – обычно именно так она выглядела после того, как ее сестра Пэнси доставляла ей очередную неприятность. Меньше всего на свете девушке хотелось выслушивать жалобы матери на тетку.

Тот период, во время которого Джудит испытывала острое чувство вины по поводу того, что ей хотелось быть дочерью тети Пэнси, не так давно закончился. Тетушка была остроумна, сообразительна и смела, тогда как мать Джудит отличалась себялюбием. Эта нерешительная женщина явно не справлялась с участью вдовы… Жизнь в этом женском царстве была, в лучшем случае, тяжелой. Когда же обе вдовы начинали препираться, – чаще всего поводом для этих поединков была сама Джудит – жизнь становилась попросту невыносимой.

Алисия Берли и Пэнси Девенпорт были полной противоположностью друг другу, но они обе совершенно не понимали Джудит. Миссис Берли мечтала, чтобы дочь во всем походила на нее; миссис Девенпорт тонко и мудро руководила племянницей, но она была слишком властной, а Джудит не любила, когда на нее давили. Девушка сама знала, что нужно ей в этой жизни, и лишь огорчалась, что приходится растрачивать такое количество энергии на лавирование между обеими матронами. В отношениях с матерью она старалась проявлять как можно больше сострадания в связи с многочисленными – по большей части выдуманными—недугами миссис Берли; при этом она постоянно помнила о необходимости соблюдения определенной дистанции, дабы эгоистичная женщина, лишенная мужского внимания, не смогла подмять ее под себя. По крайней мере в одном судьба оказалась благосклонна к миссис Берли: она наградила ее не каким-нибудь сорванцом-мальчишкой, а милой дочерью, которая могла доставить хоть какую-то радость несчастной вдове.

С тетушкой Пэн все было несколько сложнее. Несмотря на то, что она чувствовала себя обязанной защищать мать от язвительных, но по большей части справедливых, нападок со стороны тети, Джудит понимала, что эта женщина – самый близкий для нее человек. Иногда, правда, ей казалось, что тетушка слишком подавляет ее своим властным сильным характером. Да, тетушка Пэн была поистине человеком замечательным, общаться с ней, слушаться ее было по-своему приятно, но главное, о чем мечтала Джудит, была независимость.

Миссис Берли часто начинала громко сетовать по поводу отсутствия в доме мужчины. Что касается Джудит, то, хотя она и не высказывала вслух своих мыслей по этому поводу, на самом деле именно она больше всего страдала от этого. Если бы в их богатом особняке в Ричмонде был мужчина – отец или дядя, – жизнь ее сразу бы обрела другое содержание. Тетушке и матери не пришлось бы так трястись за каждый ее шаг, обстановка в доме стала бы менее нервной и напряженной. В сопровождении взрослого мужчины Джудит могла бы посетить много интересных мест, ходить в которые с тетушкой или матерью было, по тем или иным причинам, невозможно. Кроме того, присутствие в доме отца или дяди наверняка дало бы ей возможность познакомиться с достойным молодым человеком, не похожим на тех бесхребетных слизняков, которые собирались на «смотрины».

Прекрасно осознавая, что делиться с матерью своими тревогами и проблемами – дело неблагодарное, Джудит никогда не заговаривала с ней первой, предпочитая терпеливо выслушивать жалобы миссис Берли. На этот раз пожилая дама была явно вне себя от волнения.

– Джудит, – воскликнула она, бросаясь к дочери. – Случилось нечто из ряда вон выходящее. Даже не знаю, как тебе сказать… Пэнси, как всегда, спокойна и невозмутима, а я… я просто не знаю, что делать… – Миссис Берли всплеснула руками. – Если бы ты только знала, как не хватает мне твоего отца… Он всегда умел поддержать меня в трудную минуту… Мне так нужен сейчас его мудрый совет! – закончила она фразу на патетической ноте.

– Но ведь ты уже целых пятнадцать лет как вдова, мамочка, – мягким тоном проговорила Джудит. – Наверное, ты успела научиться принимать решения самостоятельно…

– Да, но сейчас… В этом конкретном случае… Я чувствую, что поставлена в тупик… Может быть, конечно, я все преувеличиваю, может быть, не стоит так волноваться… Но эта Пэнси! Чувствую, она сегодня окончательно выведет Четсворта из себя! Да, Четсворт… Впрочем, не о нем сейчас речь… Мне бы хотелось знать, что ты сама думаешь по этому поводу. Я имею в виду этого юного де Марни и обаятельнейшего Клайва Реглана… – миссис Берли перевела дыхание и с улыбкой продолжила: – Ах, Джудит, почему ты всегда была такой скрытной? Ты совсем не доверяешь мне, хотя вот уже пятнадцать лет как я осталась с тобой без отца. Знаешь, мне иногда начинает казаться, что ты относишься ко мне как к совсем чужому человеку.