- Старайтесь говорить так, чтобы не издавать ни звука,- предложил Броксхольм.

Мы немного попрактиковались. Когда у нас стало получаться лучше, пришельцы разрешили нам снова прикрепить к горлу липкие кружочки.

- Ну как? - спросил я едва слышным шепотом. Криблим улыбнулась и кивнула.

- Все правильно,- прозвучал ее ответ в моем ухе.

Мы еще немного поупражнялись и вышли из корабля, невидимые и молчаливые. Я ахнул. Если от фимфлитов мне показалось, будто я попал в рай, то теперь мне показалось, будто я умер и попал в ад.

Солнце палило нещадно. Земля была сухой и бесплодной, и повсюду умирали люди. Но они умирали не быстро, как в зоне боевых действий, а медленно.

Очень медленно. Мы стояли перед лагерем беженцев, куда приходили люди в поисках пищи. Но пищи не было - во всяком случае, ее было слишком мало, чтобы как-то исправить положение. Я не знаю, как писать об этом, не знаю, как мне объяснить вам, что я тогда чувствовал. Даже сейчас мои пальцы дрожат, а глаза наполняются слезами. Я помню, как Криблим сказала Сьюзен: «Вы увидите не слишком приятные вещи. Думаю, ваши взрослые могли бы сказать, что детям не подобает видеть такое».

Я думал об этом, когда стоял возле ограды и смотрел на девочку. Если мне не подобало знать о том, что с ней происходило, то каково приходилось ей? Разве это было подобающим?

Хотя девочка была не старше меня, я определил ее вес килограммов в двадцать - двадцать пять. Я сложил большой и указательный пальцы в колечко. Хотя я не видел колечка, у меня не было сомнений в том, что оно охватило бы ее предплечье, и еще осталось бы свободное место.

Лицо девочки заострилось, огромные глаза запали. Она шла походкой пожилой женщины.

- Зачем вы привели нас сюда? - требовательно спросила Сьюзен. Она обращалась к пришельцам, а не ко мне, но передатчик на ее горле транслировал ее слова прямо мне в уши. Хотя она и не говорила вслух, ее голос звенел от напряжения.

- Первый шаг - это определение всех последующих,- сказал Броксхольм.

Я решил пойти за девочкой. Она подошла к навесу, где сидели двое малышей, такие же худые, как и она. Самый маленький - я не смог определить его возраст - был совсем голым. Его руки напоминали веточки, но живот безобразно вздулся. Он смотрел куда-то вдаль, словно ничто земное его больше не интересовало.

Девочка заговорила. Я удивился тому, что понимаю ее слова, но затем вспомнил об универсальном трансляторе.

- Сегодня еды не будет,- вот и все, что она сказала. Двое малышей не ответили. Они не плакали, не жаловались, и я понял, что они уже потеряли последнюю надежду. Они ничего не ожидали и поэтому ничему не удивлялись.

Я осознал, что мне ни разу в жизни не приходилось голодать. Мне много раз казалось, будто я голоден. Я часто сердился на своего отца, который не покупал продукты заранее, а если покупал, то они мне не нравились. Но я не имел представления о том, что такое настоящий голод.

«Ешьте, что вам дают,- в Эфиопии дети умирают от голода» - так родители говорят своим детям. Мы шутим над их словами, так как знаем: пища, которую мы не съели, ничем не поможет этим детям. Но сейчас мне совсем не хотелось шутить. Будучи соединенным с мозгом Дункана, я нашел там воспоминание о том, как он прятался в контейнере для пищевых отходов за нашей школой. Теперь я подумал: «Отбросы, в которых он валялся, могли бы сохранить жизнь этим детям».

Я двинулся дальше и подошел к палатке, где работали двое врачей, мужчина и женщина. Люди стояли, сидели, лежали на земле, ожидая своей очереди. Врачи выглядели очень усталыми.

- Что я здесь делаю? - прошептал мужчина, всаживая иглу шприца в руку, состоявшую больше из кости, чем из плоти- Я не обязан быть здесь. Почему я это делаю?

- Ты можешь уехать домой в любое время,- тихо ответила женщина.

Мужчина покачал головой.

- Там я буду думать только об этом.

- Я знаю,- отозвалась женщина.

Они вернулись к своей работе. Возле дальнего конца палатки я увидел молодую женщину, сидевшую под высохшим деревом. Женщина держала младенца возле груди, плоской и морщинистой, как смятый бумажный пакет. У нее не было молока. Я долго смотрел на нее.

Через некоторое время она опустила ребенка на колени и закрыла глаза. Ее плечи начали вздрагивать. Тогда я понял, что ребенок умер.

Я повернулся и побежал.

- Почему вы взяли нас сюда? - снова спросила Сьюзен, когда мы вернулись на корабль. Ее лицо побледнело, по щекам текли слезы. Мне еще не приходилось видеть ее такой сердитой.

- Потому что мы хотим, чтобы вы объяснили нам то, что вы видели,- ответил Броксхольм.

- Забудьте об объяснениях! - отрезала Сьюзен,- Почему вы не можете ничего сделать?

Оранжевые глаза Броксхольма изумленно блеснули.

- Что ты имеешь в виду?

- Остановите это! Вы можете накормить этих людей, разве не так?

- Но почему мы должны это делать? - с искренним удивлением спросил Броксхольм.

- Потому что это ужасно!

- Да, но почему мы должны накормить их, если вы можете сделать это сами?

- Но мы не можем! У нас не хватает еды на всех…- Сьюзен осеклась.- Или нет?

Криблим взглянула на Броксхольма. Он кивнул, и она подняла летающую тарелку в воздух. Вскоре мы зависли над огромным зданием неподалеку от того места, где находились голодающие люди. Криблим что-то покрутила на приборной панели и сказала:

- Посмотрите вниз.

На полу возник голографический образ - трехмерная картина склада продуктов, находившегося под нами.

- Смотрите,- сказал Броксхольм. Криблим снова что-то покрутила. Картинка переместилась: стены здания исчезли, открывая внутренние помещения.

Там была еда. Огромное количество еды. Инопланетяне целый час перемещали нас по всему свету, показывая нам место за местом, где хранились огромные запасы пищи. Мы видели горы неиспользуемой еды - достаточно, чтобы накормить любого голодного человека на планете.

- Ну хорошо, я верю вам,- наконец сказала Сьюзен.

- Ты в самом деле не знала? - спросил Броксхольм.

- Я знал,- вдруг заявил Дункан.

Я удивленно посмотрел на него. Он уже давно не раскрывал рта.

- Я знаю много вещей,- сказал он,- Я пытался обратиться к правительству, но меня не захотели слушать. Сперва я думал, что они просто не понимают, но теперь я в это не верю. По какой-то причине они убеждены в том, что положение никак не исправишь. Но я не могу понять, почему.- Он обхватил голову руками.- На короткое время я стал одним из самых умных людей на Земле; возможно, самым умным. И однако я не могу постичь смысл того, что здесь происходит.

Криблим помахала носом из стороны в сторону.

- Мы тоже зашли в тупик,- призналась она.- Но это должно быть связано с общей ситуацией. Должна существовать причина, по которой вы позволяете людям голодать, когда вокруг достаточно еды.

- Но ведь голодают немногие? - с отчаянием в голосе спросила Сьюзен.

Я понимал: ей ужасно хочется поверить в то, что мы видели какую-то ошибку, странное отклонение от нормы.

- Сорок тысяч,- произнес Дункан. Его глаза были закрыты, как будто он читал страницу книги у себя в голове.

- Что? - непонимающе спросила Сьюзен.

- Сорок тысяч,- повторил он.- Столько детей умирает каждый день от войн, болезней и голода.

Я со свистом втянул в себя воздух. Сорок тысяч! Это вдвое больше, чем все население Кентукки-Фоллс!

- Сорок тысяч в день,- бесстрастно подтвердил Дункан.- Это четверть миллиона в неделю, больше миллиона в месяц. Почти пятнадцать миллионов в год. Они умирают оттого, что не получают прививок, которые стоят меньше доллара штука. Они умирают от грязной воды и недостатка пищи. Они умирают оттого, что другим людям нет до них дела.

Дункан сидел неподвижно, словно в трансе. Слезы струились из-под его опущенных век, пролагая дорожки в пыли, покрывшей его щеки в лагере беженцев. Его голос был словно голос Бога, перечисляющего наши грехи.