- Я понимаю, что все вы жили под обаянием несокрушимости великороссийской мощи. На деле оказалось - это мыльный пузырь, лишь слегка сверху бронированный... Достаточно было иголочного укола, чтобы он лопнул!

Блинов прослезился. Казачий урядник ногтем соскабливал смолу, прилипшую к эфесу его шашки. Исполатов, отвернувшись, пускал к потолку голубые кольца табачного дыма. Соломин сказал:

- Простите, барон, но такого ведь быть не может, чтобы наши священные твердыни, вроде Порт-Артура...

Бриттен сразу перебил его возгласом:

- Порт-Артур уже сдан! Вернее, - поправился он, - когда мы покидали Сан-Франциско, уже была решена его капитуляция.

- А как же наш флот? - спросил урядник.

- Какой флот? Русского флота давно нет... Поищите его на дне Тихого океана[6]. - И барон рассмеялся.

В сенях канцелярии кто-то задел пустое ведро. Этот житейский звук несколько оживил Соломина, совсем увядшего. Все были растеряны, не зная верить или не верить. Да и как было не поверить, если говорило официальное лицо?

- А что во Владивостоке? - спросил Соломин.

- Владивостока нет. Эскадра японских крейсеров еще в марте оставила от него дымящиеся руины. Масса убитых и раненых. Поезда переполнены - жители панически спасаются в Россию, и сейчас Владивосток - это мертвое поле, а все подходы к нему японцы завалили минами так густо, что еще добрую сотню лет туда никто не рискнет соваться...[7]

Голова от таких новостей шла кругом. Бриттен поднялся и сдернул макинтош со спинки стула.

- Сейчас, - произнес он, - назрел вопрос о конференции ведущих держав мира, чтобы произвести окончательный раздел дальневосточных владений Российской империи.

Тут, не выдержав, гаркнул Мишка Сотенный:

- Да Россия-то, чай, не Африка, чтобы делить ее!

Бриттен, вроде сочувствуя уряднику, пожал плечами:

- Увы, но это так.

Исполатов вдруг гортанно произнес одно слово, которое резануло всех, словно бритвой:

- Кайкчич!

К сожалению (или к счастью?), Бриттен его не понял. Это было старое оскорбление ительменов, которое могли понять лишь старожилы Камчатки; оно означало примерно то позорное русское слово, что начинается с буквы "б".

Белые гетры барона уже заторопились к дверям.

- Америка, - говорил Бритггн на ходу, - получит Камчатку, из которой образуется самостоятельный штат, а конгресс Соединенных Штатов в этом случае отдает мне все, что здесь имеется, на концессионных правах.

Дверь, взвизгнув пружиной, захлопнулась за бароном столь громко, будто выстрелила пушка. Соломин сел.

- Надо бы его попросить, - сказал вяло, - чтобы он воздержался от таких слов на улице. Могут возникнуть неприятности.

Блинов вытер слезы и ожесточился:

- А пускай, сволочь, болтает, что хочет. Одной болтовней ему из нашей Камчатки колонии не сделать.

Андрей Петрович с надеждою воззрился на Исполатова:

- Как вы относитесь ко всему услышанному?

Траппер размял в пепельнице погасшую папиросу с таким старанием, будто хотел уничтожить заклятого врага.

- Россия - это такая страна, которой можно нанести поражение, но которую никогда и никому не удавалось победить. Я допускаю, что наша армия могла оставить Мукден, допускаю, что Владивосток можно бомбардировать, как это сделали недавно с Благовещенском китайцы. Но курляндский баронишко что-то уж больно много насыпал пеплу на наши головы... Вспомните! Даже насквозь прогнивший Китай и тот, когда на него напали сразу несколько стран, обладавших новейшим оружием, даже Китай не испытал столько бед и насилий, какие, по словам барона, выпали сейчас на русскую долю. Уж если ты, собака, взялся за вранье, - заключил Исполатов, - так ты уж ври хотя бы так, чтобы тебе поверили!

Это были убедительные слова, и тут уряднику Сотенному пришла в голову хорошая мысль:

- Любое вранье легко проверить. Попросим у барона газетку. Хоша бы американскую. Не может так быть, чтобы на всем "Редондо" не нашлось захваченной в дорогу газетки...

Соломин поспешил за Бриттеном, нагнал его на улице и попросил дать почитать последние газеты.

- Ах вот оно что! - строго произнес барон. - Вы не доверяете мне. Но учтите, что я дворянин и моим словам...

- Я тоже дворянин, хотя и мелкотравчатый, - торопливо сказал Соломин. Как дворянин дворянина, я настоятельно прошу вас, барон, воздержаться от распространения вредных слухов.

- Сударь мой! Я не слухи распускаю, а сведения о фактах, и не вредные, а самые достоверные...

- Вы доставили на Камчатку товары?

-Нет.

...Тогда непонятно, зачем вообще прибыл сюда "Редондо"?

Бриттен повидал Неякина и Нафанаила, которые сообщили ему: мол, Соломин явно не в себе, что и сам всенародно признал под пасху при вынесении городских святынь. От благочинного барон проследовал в больницу, где доктор Трушин выразился о Соломине таким образом:

- Это такая инфекция, что слов нету! Я уже сказал ему, чтобы он мне на глаза не попадался, потому что я за себя не ручаюсь. Да вы спросите Неякина - он не даст соврать.

Неякин, прилипая к барону как банный лист, охотно доложил о позорных "неистовствах" начальника Камчатки:

- Стыдно сказать, пресветлый барон, но господин Соломин кажинный раз, как меня встречает, сразу плюет мне в глаз. Причем обязательно в левый... видите, как распух?

Предоставим слово Соломину. "Наутро из разных источников я стал получать заявления о том, что Бриттен объявил уже Камчатку под американцем, причем одновременно с этим объявлением он не преминул накинуть два рубля на кулек муки, чего он не мог сделать без моего ведома и согласия".

Урядник в сердцах даже наорал на Соломина:

- Да что вы смотрите-то? Будь я на вашем месте, у меня бы жук этот до конца войны из-за решетки выглядывал. Вон как он злодейски народ мутит.

Это правда, что в городе уже создалась унылая, давящая обстановка. Жители сходились в кучки, слышалось:

- Быть не может, чтобы Россию с хвоста делить стали!

- А ты Аляску забыл, браток?

- Охти, тошно... А вдруг Бриттен-то прав?

Звучали, правда, и другие речи:

- Плевать мы на всякие конференции хотели! Даже если весь Дальний Восток по кускам растащат, и то Камчатка постоит за себя, и ни под японца, ни под американца мы не пойдем - хоть ты режь нас тута!

В городе все дружно ругали Бриттена:

- Ишь орел какой! Прилетел невесть отколе, в одну минуту изо всех вас американцев понаделал, да еще товорит - с вас два рубля за мешок... Видали мы эдаких, да фукать на них хотели!

Исполатов поддержал урядника Сотенного:

- Советую вам немедленно арестовать фон дер Бриттена с его бесстыжими тевтонскими глазами.

Андрей Петрович отвечал, что у него нет юридической основы, чтобы, опираясь на нее, произвести арестование.

- Вы арестуйте его, - настаивал Исполатов, - а уж после войны пусть седовласые сенаторы кассационного департамента ковыряются в законах, выясняя, была у вас основа или таковой не было.

Соломин пригласил фон дер Бриттена в правление, где в присутствии многих свидетелей заявил ему:

- Я вынужден составить протокол о распространении вами слухов, вредящих настроению умов на Камчатке.

- Протокол... с какой целью? - фыркнул барон.

- С целью привлечения вас к ответственности...

Сказав так, Соломин повернул на столе судейское зерцало, обратив его к барону той гранью, на которой начертано: "Всуе законы писать, когда их не хранить или ими играть, яко в карты, прибирая масть к масти, чего нигде в свете так нет, как у нас было..." (слова старинные, еще петровские!). После чего все рассказы Бриггена о руинах Владивостока, о гибели флота российского, о конференции держав относительно раздела русских владений на Дальнем Востоке - все это (включая и наценку в два рубля на мешок муки) было тщательно запротоколировано. Закончив писать, Андрей Петрович спросил: - Вы по-прежнему утверждаете, что Камчатка должна отойти под владычество Соединенных Штатов Америки?