Итак, воспользовавшись суматохой, волшебник выбрался из трактира. Он прошел в стойло, где были привязаны в ряд несколько разнокалиберных ослов и мулов, подошел к самому тощему и облезлому из них, отвязал его, и с третьей попытки взгромоздившись на костлявую спину животного, выехал из ворот. Трясясь по брусчатке, он миновал Рыночную площадь, и повернул в одну из узких улочек, ведших к городским воротам. Улица немедленно принялась петлять, и волшебник проявлял чудеса ословождения, увертываясь от потоков помоев, выливаемых хозяйками прямо из окон. Канализацию в Полусреднем мире собирались изобрести только через двести лет, поэтому следовало смотреть в оба, если не хочешь потом выбирать из волос вишневые косточки и картофельную шелуху.

Протащившись по узеньким улочкам, он покинул город через Восточные ворота.

Сонные стражники проводили волшебника ленивыми взглядами, и тяжелые, окованные железом створки с грохотом захлопнулись до утра.

Волшебник же поехал по тропинке к темневшему вдали лесу, яростно пиная ленивого осла. Упрямая скотина прядала ушами, вертела головой, но ходу не прибавляла.

Между тем следовало спешить. Дорога проходила через Черный лес, где хозяйничала шайка разбойников под предводительством бывшего городского лекаря Галлеана, поэтому лес желательно было проехать засветло. Встреча с разбойниками не входила в планы волшебника, поскольку Галлеан по старой врачебной привычке анатомировал всех путников, попадавшихся в его лапы.

В свое время Галлеан был неплохим лекарем, имел в городе обширную практику и специализировался по женским и венерическим болезням. К сорока годам он скопил приличное состояние, выстроил роскошный особняк на главной улице, и был уверен, что его ждет покой и обеспеченная старость. Но тут благополучная докторская судьба совершила капризный кульбит.

Пару лет назад случилось проезжать через город бродячему цирку. В числе прочих в труппе был громадный негр, жонглировавший трехпудовыми гирями на цепи.

Представления с участием негра так понравились супруге губернатора, что она не только посетила их все до единого, но также, по слухам, после представлений шла за кулисы, чтобы негр мог показать ей там свое искусство без лишних свидетелей.

Словом, через некоторое время после отъезда цирка бездетная и находящаяся в последнем приступе молодости губернаторша стала ощущать странное пристрастие к кислым и соленым продуктам, а также непонятную тошноту по утрам. Спустя еще некоторое время к этому присоединились жалобы на вздутие живота и странные ощущения шевеления в нем. К заболевшей был немедленно приглашен лекарь Галлеан, с первого взгляда определивший причину недуга. Но сообщить об этом губернатору было бы равносильно самоубийству. Одного взгляда на губернатора было достаточно, чтобы понять, что, во-первых, в случившемся он совершенно не виноват, а во-вторых, что, если он узнает правду, доктору придется провести несколько неприятных минут в котле, до краев наполненном кипящим маслом. Поэтому лекарь сообщил, что у больной обычная ипохондрия печени, прописал горячие ванны и персиковое вино, и ушел в большом смятении, молясь, чтобы боги помогли губернаторше каким-нибудь образом избавиться от неожиданной напасти. Но боги в это время были заняты дележом скудного наследства одного из второстепенных божков Южного пантеона (бедняга скончался оттого, что единственное племя, которое в него верило, было полностью истреблено конкурентами, и в него некому стало верить), и просьба врача осталась незамеченной.

Когда же спустя положенный срок госпожа губернаторша родила черного как смола ребенка, во всем был обвинен лекарь, который, дескать, не вымыл как следует руки перед осмотром губернаторши, отчего и испачкался ребеночек. А чтобы Галлеан долго не переживал по поводу этой врачебной ошибки, губернатор распорядился его немедленно схватить и повесить. Но хитрый лекарь, заранее предвидевший подобный исход, успел улизнуть, подался в лес, в кратчайшие сроки сколотил шайку из фельдшеров и повивальных бабок, и принялся нападать на прохожих, последовательно лишая их кошелька, чести и жизни.

Вот уже два года для каждого путника, совершающего вояж через Черный лес, это путешествие напоминало кругосветный круиз на лайнере, захваченном террористами-смертниками.

Робкие попытки королевских стражников навести порядок неизменно заканчивались провалом. Стражники мужественно топтались у входа в лес, тщательно обшаривая близлежащие кусты, но заходить в чащу категорически отказывались. Когда же начальник королевской стражи попытался загнать их поглубже в лес, грозя королевским трибуналом, среди стражников очень быстро вызрело явное неудовольствие, причем начальник собственными ушами услышал, как один из стражников предлагал стукнуть его, начальника, по голове, и податься всем отрядом к Галлеану. Не желая искушать судьбу, стражников увели, а Галлеана оставили в покое.

При воспоминании о Галлеане волшебник поежился и пришпорил осла. Осел взбрыкнул и наконец наддал ходу. Под копытами весело заклубилась пыль, и темные силуэты сосен стали быстро приближаться.

Итак, человек на осле был волшебником. Причем не последним волшебником. Скорее, даже, первым. На тощей спине престарелого карнийского ишака восседал не кто иной как Волшебный Секретарь Ордена Волшебников и Некромантов (ОВИН), магистр Черной и Белой Магии Керамир.

Увы, – Орден, объединявший в своих рядах лучших представителей волшебной породы, переживал не лучшие времена. Ветры перемен, пронесшиеся над Полусредним миром, унесли вековые привилегии волшебников и развеяли былую славу Ордена.

Керамир пошарил в складках своей фиолетовой, усыпанной блеклыми серебряными звездами мантии и извлек кисет с бодрящим зельем. На кисете время от времени вспыхивали соблазнительные надписи вроде: "Жевательный табак от Толстой тети сделает ваши зубы желтыми, как чистейшее гномье золото" и "Внимание, акция: только до конца тысячелетия – две унции по цене трех". Кисет был старый и надписи временами заедало, так что помимо дефектных слоганов кисет периодически выдавал совершенно непристойные вещи, причем было неясно, где кисет мог их набраться, и откуда ему известны такие анатомические подробности.

Керамир потряс кисет, запустил в его недра грязноватую пятерню с давно не чищеными ногтями, извлек порцию табаку, ловко слепил жвачку, и сосредоточенно работая челюстями, пустил свои мысли по проторенной дороге воспоминаний.

Как всякий пожилой человек (а Керамиру недавно стукнуло сто тридцать пять лет), он любил вспоминать времена своей молодости и сравнивать их с теперешними.

Естественно, сравнение всегда было не в пользу последних.

И, надо признать, справедливо.

Золотое было время! Когда-то волшебники умели делать если не все, то, по крайней мере, многое. С легкостью превращали они кровь в воду, а воду в вино, шутя трансформировали камни в хлеб, в сыр и полукопченую колбасу, обращали ртуть в золото, а золото в железо, медь и низкопробное серебро, могли переноситься по воздуху и под землей на любое расстояние, а также продлевали себе жизнь до тех пор, пока прогрессирующий склероз не лишал их возможности вспомнить продлевающее заклятье.

Ежегодные слеты волшебников и ведьм, традиционно происходившие на вершине Кудрявой горы, собирали тысячи магов.

В памяти Керамира живо возникла картина грандиозного праздника.

Созданные мановением волшебной палочки столы ломились от изысканных яств.

Несмотря на то, что все вино создавалось из воды, похмелье наутро было вполне реалистичным.

Всю ночь напролет продолжалось веселое гуляние. Маги превращали окрестных сов и летучих мышей в летающих лошадей и мулов и до упаду гоняли в лобтуфф – волшебную игру, смысл которой заключался в том, чтобы догнать соперника и осалить его, превратив в жабу. Превращенный, смешно кувыркаясь, падал с огромной высоты, шлепаясь о землю в точности как жаба.