Уф! Руки отваливаются! Пора переходить к спокойным играм — скоро спать.

Петя, где книжки? Ух, какие книжки! Петя вырастет, будет читать книжки!

А вот кружка! С петушком! Петина кружка! Петин петушок!

Ну и так далее. И посмотрели на улицу, где машинки, и посмотрели паровозик игрушечный: всё полезно для детского развития.

Допрыгались.

Никитины скромно умолчали о том, куда какают их дети, когда бегают с голыми попами. Точнее, у них-то они, начиная с роддома, просятся на горшок, а Петя Абросимов в свои пять месяцев ещё не научился.

И поэтому у эсквайра полная рука того, что обычно в руки не берут. Хорошо, что хоть ладонь успел подставить.

Теперь нужно идти через вражескую территорию.

Абросимов локтём открывает дверь — децибел становится заметно больше. Все на своих боевых позициях — тесть у телевизора, тёща на кухне — просто так сидит.

Перебежка. В санузле свои. Жена полощет, нагнувшись над ванной, и поза её вызывает у Абросимова мгновенное желание. Но он уже знает, что к тому времени, как до этого дойдёт дело, придётся выбирать между двумя удовольствиями и победит, скорее всего, удовольствие поспать лишний часок. К тому же, Пётр Викторыч имеет манию просыпаться в самый неподходящий момент, а если и не проснётся, то повздыхает, поворочается, покряхтит: все эти перерывы, замирания приводят к тому, что, как бы хорошо всё ни начиналось, заканчивается скучным выполнением долга — не бросать же начатое дело!

Так что — «с етим делом мы покончили давно!»

И Абросимов, наступив на горло своей песне, бодро призносит:

— С детьми до года вне очереди!

— Ну ты корми тогда, — говорит Абросимов, - «а я дополощу».

Эсквайр лелеет две надежды: во-первых, что жена утолкает Петьку спать, а, во-вторых, может, удастся остаться в своём маленьком Эдеме.

Санузел — это абросимовский кабинет, рай в миниатюре, островок безопасности.

Остров этот Абросимов открыл, будучи сражён профессиональной болезнью хороших программистов. Плохие программисты мало думают, поэтому часто бегают на машину, исправляя ошибки в программе. Хорошие же программисты обдумывают результаты прогона на машине дольше, а на машину бегают реже. Это положительно влияет на сроки сдачи работ, но ухудшает перистальтику.

Так вот, болезнь эта открыла глаза Абросимову и указала ему светлый путь. Даже излечившись при помощи лесных своих прогулок, он стал симулировать, морщиться, кряхтеть, а всё затем, чтобы запереться там и наслаждаться тишиной и покоем, да поглощать свежую газету.

Стирка пелёнок — тоже в том же Эдеме — любимое абросимовское занятие. Воду он врубает на полную, чтобы заглушить первую и вторую программу. И при деле — свободен!

Иногда, в моменты обострения семейной обстановки, Абросимов норовит ненароком затеять стирку попозже, когда тёща легла спать. А кто что скажет — человек делом занят, а что громко — так вынь бревно из своего глаза — кто в шесть утра радио на всю катушку врубает?

«Квартирный вопрос испортил человечество».

Я бы высек эти слова в мраморе.

Фигу с другою, любезный Виктор Палыч! Покормить-то Вера покормит, а укладывать всё равно тебе!

Ладно, хоть пополоскать — минут десять в Эдеме.

Алгоритм 15. Укладывание спать Петра Викторыча Абросимова.

1. Покормить.

2. Петь песни с качанием на руках до тех пор, пока он не закроет глаза.

3. Качать на руках с мычанием, считая про себя до 100.

4. Качать на руках молча, считая про себя до ста.

5. Держать на руках без качания, считая про себя до 100.

6. Положить в кроватку и досчитать до 33.

Примечание. 1. В пунктах 3–5, если объект открыл глаза, счётчик сбрасывается на нуль.

2. Если на любом пункте объект начинает шевелиться, возврат к пункту 2.

Жена использует несколько другой алгоритм (15а): всё то же, но песня поётся вплоть до пункта 6.

Вечером Абросимов поёт сыну песни на родном языке, например, такую:

В ней восемь куплетов, и можно петь сколько угодно раз. А иногда, в минуты депрессии, он обращается и к Высоцкому:

Но всё это уже под соответствующее настроение.

Сын спит — не спит, а сам Абросимов уже клюёт носом. Свобода наступила, но удастся ли ею воспользоваться? Время после девяти — драгоценнейшее. Сейчас — попить чаю с женой: не спеша и любовно, а затем — бог даст, и почитать что-нибудь серьёзное. За чаем Абросимов читает Куваева. Жена тоже читает: всё, что можно было сказать, сказано, можно и помолчать.

Однако, сил хватит только на то, чтобы доползти до кровати. Абросимов кидает прощальный взгляд на стеллаж: может быть завтра доберусь?

Пока разобрали постель, пока успокоили Петьку, который вдруг заорал спросонья, пока приготовили всё к ночной вахте: термос, пелёнки и прочее — уже: 22.44.

Абросимов лёг на правый бочок, уложил руку на женином бедре — не столько от обуревавших чувств, сколько от тесноты — и ухнул мгновенно с сон.

00.36. Скорей бы утро, да на работу! — с такой мыслью просыпается Виктор П. Абросимов, эсквайр, от толчка жены.

₁₉₈₀