Глава шестая, о том, как погибла сенсация

Зал был переполнен. Солдаты собирались на прилегающих улицах, толпились у репродукторов. Лекция транслировалась на всю страну. На сцене стояла кафедра — для лектора и клетка с висящим внутри нее микрофоном — для попугаихи. В креслах, рядом с кафедрой, сидели генерал Бэндит, профессор Фиглинг, работники отдела пропаганды — Уолрайт, Болдуэй, Граблинг. Вспыхнули софиты.

Генри Тупинг — при всех медалях — вышел на сцену.

Двое солдат вынесли клетку с аракангой и пересадили птицу из простого жилища в радиофицированное. Попугаиха была в золотом наклювнике и поэтому молчала.

— Я буду краток, — начал Генри Гупинг. — Вы пришли сюда, чтобы узнать, почему были счастливы даокринты? Я скажу вам: они построили рай на земле потому, что на своем острове создали Соединенные Штаты Даокринтии!

В зале ахнули. Бэндит победоносно взглянул на ложу прессы.

— Да, — продолжал Тупинг, — даокринты представляли собой образец демократии. В Даокринтии торжествовал принцип свободной конкуренции, частная собственность была священна и все жители — счастливы и беззаботны. Лучше всех жили военные — каждый солдат имел по миллиону монет и жил ро дворце. И вот эта счастливая жизнь вызвала зависть соседей-агрессоров. Они завоевали Даокринтию, убили всех даокринтов и разрушили богатую страну. Почему так получилось? Потому что даокринты не были готовы к войне, потому что в Соединенных Штатах Даокринтии думали только о счастье народа… Вы представляете, джентльмены, что было бы, если бы нам не надо было думать о войне, то есть о своей обороне… Но история доказывает, что нельзя не готовиться к войне, так как мы можем погибнуть — тому пример гибель даокринтов. Единственным уцелевшим существом, говорящим по-даокринтски, является этот попугай. Он принадлежал Верховному жрецу, то есть президенту, и тот перед смертью выпустил его из клетки. Итак, пусть дальше — о счастливой даокринтской жизни — говорит сама араканга! Я буду только переводить ее слова. Но, повторяю, пример даокринтов доказывает, что мы стоим на единственно правильном пути к счастью, ведем мир к даокринтскому раю! Итак, пусть говорит араканга!

Тупинг перевел дух и снял с попугаихи наклювник.

Араканга почистила перышки, сделала глазки генералу Бэндиту и сказала что-то невразумительное.

— Это цитата из даокринтской конституции, — пояснил Генри Гупинг, — «каждый даокринт обладает свободой слова, собраний, совести и печати»…

— Хиг-шор, ман зах… — закричала попугаиха.

«Что за черт! — мысленно выругался генерал Бэндит. — Я где-то слышал этот язык! Но где, когда?»

— Хэлло, лейтенант! — раздался голос из зала. — Что сказал попугай?

— Лозунг, — ответил Гупинг, — «Да здравствует свобода!»

В зале захохотали. Шум и смех становились все сильнее.

— В чем дело? — крикнул генерал Бэндит. — Что случилось?

— Я могу, сэр, поговорить с попугаем, — сказал кто-то. — Я знаю этот язык! И не только я — девяносто процентов новобранцев великолепно разговаривают на этом языке!

К сцене подошел худощавый солдат с подбитым глазом.

— Хинги-наны-го, таги? — произнес солдат.

— Хо-ги-го-хи! — закричала араканга.

— Нуч-куч?

— Руг-ба-нуч-куч! — ответила попугаиха и, несмотря на свои свои пятьдесят лет, попыталась сделать сальто на микрофоне.

Повинуясь кивку генерала, двое адъютантов направились было к солдату с подбитым глазом, но из зала дружно и грозно сказали:

— Пусть говорит! — И адъютанты вернулись на место.

— Вы… откуда? — спросил солдата потрясенный Тупинг.

— Прямо из Даокринтии прибыл в Уэст-сити, — улыбнулся солдат, — хо-ги, как говорится. И не я один — даокринтцев, как вы нас называете, прибыло в последнем пополнении очень много. Верно я говорю, ребята?

— Правильно! — сказали солдаты из зала.

— Дьявольски знакомый язык, — мучительно соображал генерал Бэндит, инстинктивно пододвигаясь вместе с креслом поближе к выходу со сцены. — Кажется, я его знал когда-то… И как мне это раньше не пришло в голову… Вот положись на такого идиота, как Тупинг, влипнешь в историю…

А Тупинг глядел, как кролик на удава, на худощавого солдата. Пот, холодный, как взгляд Бэндита, струился по лейтенантскому лбу.

— На этом языке, сэр, — сказал солдат, — разговаривают туземцы, живущие между 45 авеню и Блек-сайдом в городе Нью-Уэльс. Там этот район называется не Даокринтией, а Край-Йоркской уголовной тюрьмой. Вот на жаргоне заключенных этой тюрьмы и болтает араканга. Так что насчет свобод и даокринтского пути, по которому мы идем к счастью, — все ол райт! Кстати, «ги-хо» — это не «партия свободы», а, если переводить буквально, специалисты по мокрым делам, убийцы. А «хо-ги» — не «партия счастья», на жаргоне это означает «грабитель».

В зале поднялся такой хохот, что, казалось, дрогнули стены. Смехом, как ветром, смело со сцены генерала, Тупинга, его коллег по пропаганде. Попугаиха и та хохотала прямо в микрофон…