Как говорило в свое время "Армянское радио": "Войны не будет. Но будет такая борьба за мир, что камня на камне не останется".

Метафора 2010-х годов – "Борьба за Мир".

Из всего сказанного следуют очень простые выводы.

Во-первых, главный ресурс Будущего заключается в том, что оно есть, и оно радикально отличается от настоящего.

Во-вторых, Будущее управляет сегодняшним днем и проецирует нам свои этические и эстетические императивы. Имеющий уши да услышит.

В-третьих, Будущее и само управляемо, причем мы в состоянии разобраться в пределах этого управления: принять Неизбежное Будущее и достроить его до того варианта, который устраивает нас.

В-четвертых, если мы этого не сделаем, Будущее достроят для нас и за нас. Ибо не имеющий своего Проекта обязательно становится частью чужого.

В-пятых, мы живем в очень неустойчивом мире, в котором трудно рассчитывать на долгую и спокойную жизнь, но зато индивидуальная активность далеко не всегда бессмысленна и обречена на неудачу.

По-моему, понимание этого представляет собой ценный ресурс. По мнению Г.П.Щедровицкого, "развитие само по себе является дефицитным ресурсом". Как и понимание того, что мы обречены на развитие.

Примечание:

1. Под экзистенциальным голодом понимается потеря обществом трансцендентной "рамки", редукция социально значимого потребления к материальному потреблению. Экзистенциальный голод проявляется в страхе смерти, страхе изменений (инновационном сопротивлении), ощущении бессмысленности существования, синдроме хронической усталости. Общества, утратившие экзистенцию, тяготеют к точной регламентации всех сторон жизни и деятельности (ритуальности), формализации общения, смещению баланса деятельностей в сторону контроля и эстетизации, навязчивому продуцированию всевозможных мер по обеспечению безопасности, повышенному вниманию к проблеме продления жизни вплоть до физического бессмертия. Для таких обществ характерен кризис первичных форм социальной организованности – семьи и рода.

Пространства страхов. (Трансграничное сотрудничество и постиндустриальные войны)

«Вы уверены, что рано или поздно пограничники не проникнутся пониманием того, что все границы – условность! И провести их (а затем охранять, конечно!) можно где угодно: по пространственно-временному континууму, в фазовом пространстве системы отношений,

по битовым полям инфомира и даже – мембрана не дрогнет сказать! – по уровням самого Альфабета!»

Я. Юа, А. Лазарчук

«Сосед – значит враг. Посмотрите на это поле, рядом с моим. Его хозяина я ненавижу больше всех на свете. После него злейшие враги мои – жители вон той деревни, что лепится по горному склону с другой стороны долины, пониже березовой рощи. В ущелье, стиснутом горами, только и есть что две деревни – наша и та; они и враждуют одна с другой. Стоит нашим парням встретиться с их парнями, как сейчас же начинается перебранка, а там и потасовка. И вы хотите, чтобы пингвины не питали вражды к дельфинам…»

А.Франс

– 1 -

Во времена моей советской молодости я хорошо понимал, что такое граница. Эта условная линия на карте разделяла две неэквивалентные экономики, два слабо стыкующихся правовых пространства, две социальные системы, построенные в различной логике, исповедующие несопоставимые ценности и задающие альтернативные версии коллективного бессознательного. Было вполне очевидно, что слишком тесное трансграничное взаимодействие представляет собой фактор риска для обеих систем. В этих условиях «граница» в лице представляющих ее социальных институтов (таможня, паспортный контроль, валютный контроль, пограничные войска, нейтральная полоса, пограничная зона) играла вполне понятную роль регулятора такого взаимодействия.

В наши дни ситуация коренным образом изменилась. Не вдаваясь в дискуссию на тему, насколько современный мир является геоэкономически открытым, а насколько он геополитически замкнут, подчеркнем, что для подавляющего большинства стран нет принципиальных различий между областями по одну и по другую сторону государственной границы. Кроме того, возникновение Интернета привело к тому, что в отношении информационных потоков границы стали до определенной степени проницаемыми.

Не вдаваясь в дискуссию на тему, насколько современный мир является геоэкономически открытым, а насколько он геополитически замкнут, подчеркнем, что для подавляющего большинства стран нет принципиальных различий между областями по одну и по другую сторону государственной границы.

Вообще говоря, в теории все современные границы (между «цивилизованными государствами, конечно) границами не являются, так как обязаны поддерживать режимы свободного перемещения рабочей силы, капиталов, товаров и услуг. Об этом много говорят, в это, по-видимому, верят, но на практике до трансграничной прозрачности очень и очень далеко.

В самом деле, если свободное перемещение является одним из неотъемлемых прав человека, то визовый режим между любыми странами должен иметь чисто информационный характер: я извещаю страну такую-то о своем намерении посетить ее. В действительности, такая логика характерна только для «туристских стран», таких как Турция, Египет, Тунис, Кипр, но не для «развитых и цивилизованных» государств Европы и Северной Америки, где консульские органы имеют право отказать вам в выдаче визы, причем даже не обязаны объяснять причину. Говорят, что это делается во имя борьбы с терроризмом. Но, во-первых, террористическая угроза, отнюдь, не является основанием нарушения прав человека. Во-вторых, в отношении реального терроризма все меры приграничного контроля довольно беспомощны – история «антитеррористической» борьбы такого серьезного учреждения, как гестапо (действующего в условиях военного положения!), убедительно это доказывает.

Сомнительно, чтобы кто-то этого не понимал. Тогда со всей очевидностью встает вопрос: зачем современному цивилизованному миру система пограничного контроля? Или, другими словами, что именно (и от чего / кого) защищает граница?

Ухудшение качества образования – во всех «развитых странах» без исключения – привело к резкому падению астрономической и географической грамотности. Средний выпускник школы конца 1960-х – начала 1970-х годов имел четкое представление о Земном шаре, как небесном теле, знал, что такое плоскость эклиптики и наклон земной оси, понимал, почему происходит смена времен года, мог объяснить, что такое «тропики» и «полярные круги» и как связаны между собой соответствующие широты. Современные же люди, воспитанные в постсоветской или, хуже того, болонской системе1, с большим трудом воспринимают такое элементарное понятие, как часовые пояса. Иными словами, они не видят Землю единым целым, их представление с астрономического уровня, минуя географический, упало до локального. Но локальное мировосприятие в своем естественном развитии приводит к классической средневековой картине мира, в центре которой находится огороженное упорядоченное, подчиненное определенному закону пространство обитания (Мидгарт, Ойкумена). Мидгарт окружают дикие земли, населенные людьми с песьими головами, великанами, циклопами и т.д. Конечно же, современный человек (если он не американец) знает, что окружающие страны населяют такие же люди, как он сам. Но это знание «живет» в сознании, как некая вырванная из контекста, информация, оно не онтологично и не влияет на мировосприятие. А вот средневековые архетипы вполне деятельны.

В известном смысле государственная граница является лишь представлением совершенно иной границы: границы современного постиндустриального и средневекового традиционного в сознании человека. Граница есть пространство удержания страха. Страха перед чужим.

Глобализация перемешала культурные коды и цивилизационные принципы, но – до известного предела. По-прежнему существуют национальные отличия, все более ярко проявляются культурные и религиозные идентичности. Между тем, в основе любой идентичности лежит страх инаковости, страх сравнения своих и чужих культурных кодов (вдруг последние окажутся лучше). И основное назначение границ – управление страхами, удержание их в определенных «рамках». Таможенные и визовые правила призваны гарантировать, что из внешнего мира не придет ничего чужого и чуждого2.