Начиная, продолжая и завершая тему будущего Красноярского Края нельзя не замечать, что этот регион представляет собой географические и исторические ворота на Кавказ. По кубанским дорогам маршировали на юг солдаты генерала Скобелева, германские 17-я полевая и 1-я танковая армия, шли на север и запад советские войска. Новороссийск, Туапсе, Крымск, Славянск были аренами ожесточенных боев. Краснодарский край жил в тени Кавказа, жил интересами и сюжетами битвы за Кавказ.
И именно эта близость к Кавказу, прикосновение к его западным отрогам и является наиболее значимым и интересным ресурсом Краснодарского края. Слишком значим Кавказ для России и Человечества: Кавказ с его чересполосицей фаз развития, народностей, культур, конфессий и языков, с непрерывными, длящимися тысячелетиями внутренними и внешними войнами, с его демографическими, культурными и природными богатствами.
Россия никогда не владела Кавказом в полной мере. Но в течение полутора столетий она занимала положение непререкаемого арбитра в спорах кавказских этносов, обеспечивая тем стабильность покой и процветание на Кавказе и близлежащих регионах, а также утилизацию взрывной пассионарности молодых (по фазе развития, а не числу тысячелетий истории) кавказских народов. Сейчас этот отлаженный механизм расстроен, что приводит к ряду трудностей, прямо или косвенно ощущаемых в России, Закавказье, других регионах. Успешное течение Второй Чеченской войны – прежде всего, вытеснение «Республики Ичкерия» из информационного пространства цивилизованной Ойкумены – дают основание надеяться на восстановление status qwo на Кавказе.
В решении этой задачи Краснодарский край может сыграть выдающуюся роль, превратив свои санатории и здравницы, пустующие в зимнее время, в школы-интернаты для детей Чечни (и шире всего кавказского пояса нестабильности), которые лишены возможности нормально учиться вследствие непрерывных конфессиональных, этнических и экономических конфликтов, в которые они втягиваются самим фактом рождения на кавказской земле.
В решении этой задачи Край вправе рассчитывать не только на федеральные деньги, но и на международную помощь – прежде всего, обученными специалистами.
Подведем итоги.
Уникальностью Краснодарского Края является, во-первых, его географическое положение естественных «ворот на Кавказ», и, во-вторых, долгая, бурная и сюжетная история.
Эта уникальность может быть превращена в ресурс развития при кумулятивном осуществлении двух проектов: «Голубая линия» – создание комплекса военно-исторических памятников периода Второй Мировой войны на Тамани, в районе Новороссийска, на Кубани – и «Школа для Кавказа» – развертывание в зимний период на базе бездействующих санаториев Анапы, Геленжика и пр. «военно-полевой», кризисной образовательной системы, способной «работать» с детьми «горячих точек», в том числе – с чеченскими детьми и подростками.
Осуществление этих проектов не дает Краснодарскому краю никаких гарантий на будущее, но создает базу для осуществления таких амбициозных намерений, как «Память Азова». Если же проекты «Голубая линия» и «Школа для Кавказа» не будут осуществлены, Краснодарский Край ждет медленное, но неуклонное «выключение из истории», а вслед за тем – и из экономики.
февраль 2005 г.
[1] Термин «фаза» понимается здесь как «фаза развития»: архаичная, традиционная, индустриальная, когнитивная. В настоящее время большинство развитых государств мира, в том числе и Россия переживает трудный и болезненный переход от индустриальной к когнитивной фазе. При этом на территории РФ остаются территории, принадлежащие традиционной и даже архаичной фазам.
Сергей Градировский, Сергей Переслегин
Русский Ватиканъ
Пришло время говорить о церкви. Говорить не о догмате и спасении, но об институциональном развитии вблизи Российского государства.
История взаимоотношений
Исторически эти структуры функционировали в тесном контакте, причем, начиная с эпохи Петра I, церковь была окончательно подчинена государству и представляла собой нечто вроде «министерства духовного окормления».
Какое-то время симбиоз был выгоден для обеих сторон: церковь получала от государства юридическую защиту, а при необходимости – военную и экономическую помощь[1].
В свою очередь РПЦ придавала царской власти необходимую «трансцендентную легитимность», способствовала упрочению дисциплины в армии и на флоте и – last, but not least – обосновывала претензии России на Константинополь и «зону проливов».
Эта «симфония» была разрушена в годы Первой Мировой войны. Церковь может – иногда, и должна – заниматься мирскими делами, однако ее прямое участие в войне оправдано, только если война носит «священный», подлинно народный характер. Так бывает, когда противник нарушает даже не человеческие законы, но божественные заповеди, вследствие чего борьба с ним обретает черты духовного подвига.
Первая Мировая война под определение «священной» никак не подходила. Одни христиане убивали других во имя целей, названных «империалистическими» вовсе не партией большевиков. В этой ситуации безоговорочная поддержка церковью «своего» правительства – благословление на бойню – стала прямым отступлением против заповедей Господних. Тому, для кого «несть ни эллина, ни иудея…», неуместно благословлять людей на смертоубийство.
После октябрьской революции, поскольку церковь сохранила претензии на «духовное руководство» нацией, большевики отнеслись к ней как к идеологическому конкуренту, подлежащему уничтожению. Эта политика не встретила серьезного сопротивления, тем более что РПЦ была одним из крупнейших заимодавцев страны, и ее «раскулачивание» многие восприняли с восторгом.
О тех гонениях, которые «власть Антихриста» обрушила на Святую церковь, написано невероятно много. Характерно, что руководство РПЦ, призывая народ и власть имущую к покаянию, ни разу не поставило вопрос о степени своей вины в случившемся, хотя любому христиански мыслящему человеку ясно, что в своих бедах, обычно, виновен он сам.
Есть нечто общее между Бурбонами, современными коммуно-патриотами и клиром Русской Православной Церкви: и те, и другие, и третьи «ничего не забыли и ничему не научились». Все они призывают вернуть минувшее. Некоторые из них, наверное, понимают, что это невозможно. Но даже и эти не отдают себе отчет в том, что если бы каким-то чудом возвращение в прошлое удалось, им просто пришлось бы заново пережить крах.
После революции РПЦ утратила связь с советским обществом, расслоившись на эмигрантскую, катакомбную и сергианскую церкви.
Ситуация кардинально изменилась в Отечественную войну. Причиной тому – и последовательная патриотическая позиция, занятая церковью (война, в которой речь шла о существовании уже не государства, но народа, конечно, носила священный характер), и сильнейшее нравственное потрясение, пережитое советским обществом. Так или иначе, в послевоенные годы РПЦ вновь становится частью «контура управления», в силу чего играет подчиненную по отношению к коммунистической идеологии роль.
Принято говорить о притеснениях, которым подвергалась церковь в советское время. Да, разумеется, РПЦ находилась под строгим контролем партии и госбезопасности. Однако она могла осуществлять свою деятельность в пространстве СССР практически беспрепятственно, в то время как конфессии-«конкуренты» были поставлены «вне закона»: принадлежность к ним (речь идет, прежде всего, о неподконтрольных Патриарху и Синоду «сектах» внутри самого православия, затем о протестантских общинах, наконец, католиках вне традиционного канонического пространства) считалась уголовным преступлением. В определенном смысле все вернулось на круги своя – установились «особые отношения» между русской (советской) властью и Русской Православной Церковью.
После распада СССР и краха коммунистической доктрины РПЦ «вышла из подполья», в котором, на самом деле, уже давно не пребывала. В этот период церковь получает сильнейшую поддержку посткоммунистической элиты – организационную, политическую, материальную. В первую очередь, эта поддержка объяснялась, конечно, надеждой, что РПЦ заполнит собой возникший «вакуум» и поможет создать новую версию управляемого государства (со всеми родимыми пятнами). Понятно также, что, демонстрируя свою «православность», иерархи нового режима подчеркивали разрыв с прежней атеистической традицией государства. Дело доходило до печальных анекдотов типа «крещения активной зоны ядерного реактора» или баллистических ракет подводного базирования.