Солнце родины светило ему в последний раз. Впереди была вода. Если бы не вода была, а лед, он шел бы дальше, до последнего вздоха.

В ночь на двадцатое (пятое марта по нашему стилю) ртуть в термометре сползла ниже сорока. Никто не спал в палатке. Жгли последний керосин. Седов вылез из мехового мешка, присел к примусу. Лицо его, заросшее бородой, было синевато-бледным, рот полуоткрыт, ресницы опущены. Линник обнял начальника за плечи, – чтобы не упал грудью на пламя.

– Фрам в палатке? – спросил Седов.

– Здесь, – ответил Линник.

В палатку доносился время от времени жалобный визг: замерзали собаки. Пустошный сказал:

– Принесу банку, – и кивнул на Седова.

Он вылез. Сразу зазвенело в ушах. Стараясь не дышать, согнувшись, побежал к нарте, где лежало продовольствие. Нужно было отвязать брезент, найти жестянку. Закружилась голова. Во рту почувствовал что-то сладкое. Поднес рукавицу к губам и понял: кровь. Сжало виски. Он опустился на колени перед нартой. Небывалая слабость охватила его. Изо рта и ноздрей вытекали, замерзая, тяжелые струйки крови. Не имея силы встать, он пополз на четвереньках назад, в палатку.

Линник увидел его, понял. Сжал только губы, ничего не сказал. Седов сидел с закрытыми глазами.

Потом они грели на примусе банку с супом, которую принес Линник. Седов поднял ресницы, покачал головой: не буду.

Так они сидели всю ночь. Когда настал день, у Седова началась агония. Он дрожал, порывался встать, дыхание вырывалось из его груди с шумом. Он задыхался. Ему нехватало воздуха. Он хотел жить. Вытянув шею, открыв рот, он силился втянуть воздух, которого ему было мало. Поэтому он поднимался, не хотел лежать и с последним вздохом прохрипел:

– Линник, Линник… поддержи… Так он умер.

Матросы накрыли его лицо чистым платком. Они похоронили Седова над морем, на крутой, обледенелой оконечности острова Рудольфа, выдолбив киркой неглубокое ложе и завалив могилу камнями. Крест они соорудили из двух лыж, принадлежавших Седову при жизни. На могильный холм матросы положили флаг, который был предназначен для другой цели: его Седов хотел водрузить на полюсе.

Матросы постояли у могилы и пошли на юг. Здесь нечего им было делать. Но задержал Фрам. Присев на задние лапы, верный пес завыл. Пустошный заплакал.

Линник сказал:

– Подождем.

Фрам стонал над могилой Седова. Матросы крикнули на него. Он поднялся, перешел на другую сторону холма и снова начал.

Линник и Пустошный звали его. Он не глядел на них.

– Догонит, – решили матросы и ушли.

Фрам выл. Тогда они вернулись к могиле, хотели поймать его. Он отбежал от них. Матросы взяли из мешка собачьего корма дня на три и положили перед Фрамом.

– Вот дурень…

– Как человек.

Нарты ползли на юг. Еще два или три раза услышали Пустошный и Линник печальный плач Фрама. Они надеялись, что собака испугается одиночества, догонит их. Но этого не случилось, и больше никто не видел верного Фрама.

Нарты ползли на юг. Нелегко пришлось спутникам Седова на обратном пути. Но все же они пришли в бухту Тихую, где стоял во льдах «Фока». По рассказам матросов и по дневникам члены экспедиции сделали заключение, что Седов погребен на юго-западной оконечности острова Рудольфа – на мысе Бророк .

Через пятнадцать лет после смерти Седова к мысу Бророк подошло судно. Это был ледокольный пароход «Георгий Седов». Спустили шлюпку. Несколько человек вышло на берег. Берега острова Рудольфа обрываются в этом месте круто. Люди разбрелись. Перекликаясь между собою и советуясь, они искали могилу Седова. Поиски были безрезультатны. С глетчера, который обрывается в море на мысе Бророк, постоянно обваливаются глыбы. Они уносят в своем падении землю и камни. Прошло много лет после смерти Седова. «Должно быть, прах его унесен в море», решили люди с ледокола. Они собрались над обрывом. Двое из них положили на скалу мраморную памятную доску. Родина помнила о Седове. Все обнажили головы.

Седов, Линник и Пустошный перед отправлением в поход к Северному полюсу.

Потом советские моряки сошли к шлюпке и вернулись на судно.

Прошло еще несколько лет. Остров Рудольфа стал обитаем. Уже и мечта Седова исполнилась – русские люди навсегда утвердили свой флаг – красный флаг страны социализма – на вершине мира. Однажды жители острова сделали находку. Они нашли среди обледенелых камней деревянный шест с заостренным концом и с медной муфтой, на которой было выгравировано неумелой рукой: «Sedov Pol. Exped. 1914». Это был флагшток, который намеревался Седов водрузить на полюсе. Здесь же оказались обрывки флага, оставленного матросами на могиле начальника. Теперь это были коричневато-зеленые лоскутья и комки, напоминающие мох или истлевшую кору. Не лучше выглядели обрывки меховой одежды, веревок и брезента. Все вместе весило не более двухсот граммов. Поблизости лежал коричневый от ржавчины топорик с треснутым топорищем.

Все это было найдено не на мысе Бророк, где предполагалась могила Седова, а на мысе Аук, который находится в нескольких верстах к северо-западу от первого. С тех пор считают, что Георгий Седов был погребен на мысе Аук.

«…Когда мы зашли в салон, то нас поразил беспорядок, разбросанные вещи… В каюте Седова – на нарах Кушаков, Визе и Павлов; в каюте Визе – больной Лебедев, Кизино и Пищухин; Пинегин спит на диване в оленьем мешке… В каюте Павлова – метеокабинет. Тут же навалена дичь. Три каюты разломаны. Коноплев и Коршунов лежат в бывшей каюте доктора – больные. Я устроился в каюте Пинегина, Линник под Инютиным. В коридоре на стенах – снег. На полу много сору и воды. Все смотрят как-то угрюмо…»

Так описал матрос Пустотный обстановку на «Фоке» 19 марта 1914 года, когда вместе с Линником он вернулся из трагического похода полюсной партии. В их отсутствие умер от цынги механик Иван Андреевич Зандер.

Без Седова жизнь на «Фоке» была безрадостной. Исчезла дисциплина. С каждым днем обострялись отношения между Кушаковым и другими членами кают-компании. Матросы ненавидели Кушакова.

30 июля «Фока» покинул бухту Тихую, а в конце августа пришел в Архангельск. Обратное плавание «Фоки» было весьма тяжелым. Не было топлива – «Фока» постепенно сжигал самого себя: обшивку, стеньги, бимсы,[26] мебель.

Во время этого похода произошел взрыв возмущения команды против Кушакова. После того как он ударил Линника по лицу, матросы отказались подчиняться приказаниям и потребовали от командного состава «обращения, которому вас учил покойный начальник» .

Когда корабль экспедиции прибыл в Архангельск, то почти первым побуждением местных и петербургских властей было – расследовать, не убит ли Седов матросами Линником и Пустошным. Родилась версия, казавшаяся правдоподобной: Седов отправился из бухты Тихой к полюсу в сопровождении двух «простых» матросов; известный своей настойчивостью, лейтенант Седов, должно быть, шел на север и вел за собой матросов, невзирая ни на какие трудности; матросы могли убедиться, что им грозит смертельная опасность в случае продолжения похода, и, зная, что Седов назад не повернет, могли сговориться и убить его…

К счастью, следствие очень скоро привело к полной реабилитации смелых товарищей Седова. Матросов отпустили…

Никто не назвал истинных убийц Седова. А между тем они продолжали содействовать его гибели и после отправления «Фоки» из Архангельска. В 1913 году нужно было послать Седову обещанный вспомогательный пароход. Комитет, возглавляемый Сувориным, заявил, что деньгами для этого он не располагает. Министры – морской, финансов, торговли и промышленности – с полным единодушием высказались против оказания помощи Седову. Пароход послан не был .