Завтра она поедет домой в Биг-Хорн Бэйсин… вместе с Генри Эшфордом или одна. Путешествие без охраны – рискованная затея. Но за семь лет Речел рисковала не раз – и, в основном, в одиночку.
С ним или без него, но она будет жить дальше. Речел надела шляпку и взяла в руки саквояж. Несмотря на весеннее тепло, она набросила на плечи плащ и, покончив со своим вынужденным заключением, вышла на грязную улицу.
Генри уставился на витрину лавки и увидел в стекле собственное отражение. Откуда-то из далеких детских лет послышался голос отца, словно тот сейчас стоял рядом – слова, повторявшиеся сотни, тысячи раз: «Будь мужчиной, Генри. Пусть твой отец гордится тобой».
Генри вспомнил свой день рождения – ему исполнилось четырнадцать. Из памяти стерлись подробности и лица. Остались только запахи – проститутки и тех мужчин, которых она обслуживала до него. Сколько их было? Десять? Сто? Он барахтался между ее ног, а отец стоял рядом и наблюдал, как проститутка заставляла юное и еще не знавшее женщин тело сына отвечать на ее ласки, совершать что-то грязное и постыдное во имя «воспитания». Когда у Генри началась рвота, отец зло усмехнулся: «Значит, я был прав. Ты – жалкое ничтожество».
Воспоминания исчезли, когда в витринном стекле промелькнул силуэт женщины: сначала лицо, выражение которого показалось Генри смутным и загадочным, затем шляпка и серый плащ, полностью скрывавший их обладательницу, настолько, что создавалось впечатление, будто они движутся сами по себе. И хотя женщина была закутана с ног до головы, Генри безошибочно угадал, что мимо прошла его жена. Тонкий запах лаванды подтвердил его правоту. Генри повернулся, чувствуя, как у него сковало все мышцы. Речел двигалась медленно и плавно, но чем дальше уходила она от гостиницы, тем быстрее становились ее шаги. Рядом с Генри неожиданно оказался Люк. Он тоже смотрел женщине вслед:
– Она скоро уедет отсюда, Генри. С тобой или без тебя.
Генри достал из кармана сигару и спички и закурил.
– В самом деле? Это она тебе сказала? – спросил он и глубоко затянулся.
– Нет.
– Как хорошо, что ты умеешь читать ее мысли и угадывать желания, – иронично произнес Генри, не спуская глаз с Речел.
Она остановилась у витрины лавки, где продавали шляпы. Но войти в саму лавку не решилась, будто боялась, что не устоит перед соблазном и потратит деньги там, где не собиралась этого делать. Две ночи назад Речел вела себя точно так же: изо всех сил боролась с искушением, которое, несомненно, испытывала.
Генри хотелось, чтобы Речел потеряла голову от страсти, чтобы почувствовала наивысшее наслаждение – так, как это произошло той ночью с ним самим. Но Речел оставалась холодной и скованной, ее тело и душа словно продолжали жить отдельной жизнью. Условия проклятого контракта интересовали его жену гораздо больше, чем то удовольствие, которое мог бы доставить ей в постели Генри. Уж не считает ли его Речел неопытным мальчиком, лишь недавно узнавшим, для чего предназначено главное орудие мужской силы?
– Похоже, твоя жена решила обновить свой гардероб, – прервал его мысли Люк. – Тебе придется тратить на Речел много денег, если не умеешь делать комплименты…
Генри продолжал следить за Речел. Та, в свою очередь, внимательно разглядывала шляпки и ни разу не обернулась. Генри подумал, что она и не заметила его, когда проходила мимо. Он бросил сигару на землю и раздавил каблуком.
– Моя жена не интересуется тряпками, – отрезал Генри.
Речел еще немного постояла возле витрины, затем приподняла полы юбки и плаща и направилась к следующей лавке.
– Возможно, потому, – добавил Люк, – что ею самой никогда не интересовались.
– Она одевается как служанка. А обувь носит такую же, как и индианки. Однако ты утверждал, что она владеет землей, которая перешла к ней от какой-то умершей леди?
– Земля досталась Речел от деда. Она стала законной владелицей, когда достигла совершеннолетия… Не волнуйся, Генри, у нее хорошее приданое.
– Избавь меня Бог от ее приданого!
– Тебе даже не интересно, какое у Речел состояние?
– Мое собственное состояние – вот что меня интересует.
– Теперь это одно и то же. В любом случае, я бы посоветовал тебе готовиться к отъезду, Генри. Если не ошибаюсь, Речел делает покупки перед тем, как отправляться домой. – Люк бросил взгляд на шляпную лавку, которая так привлекла внимание Речел. – Насколько я знаю эту женщину, она непременно уедет. С тобой или без тебя.
Генри презрительно усмехнулся. С ним или без него. Речел вольна поступать по-своему. Он направился к лавке, не заботясь о том, идет за ним Люк или нет. Генри остановился там, где минуту назад стояла Речел. Ему понравилась одна из шляпок – с широкими полями и страусиными перьями.
Почти тут же перед Генри появилась хорошо одетая женщина лет тридцати. Она указала на шляпку и пальцами коснулась ее полей. Перья закачались, поглаживая ее руку, словно оживали при малейшем прикосновении.
– Забыл тебе сказать, Генри, – произнес Люк, стоявший за спиной брата, – что я снова открыл свои счета для того, чтобы ты мог покупать все необходимое для поездки.
Генри не обратил внимания на его слова.
– Дверь слева, – проговорил Люсьен и подтолкнул Генри.
Тот машинально вошел в лавку. Люк последовал за ним.
– Добрый день, джентльмены! – поприветствовала их модистка.
Люк снял шляпу и галантно поклонился.
– Доброе утро, мэм! – Выпрямившись, он кивнул брату: – Одобряю, Генри! То, что ты выбрал на витрине, очень подойдет твоей жене.
– О, это очень дорого! – игриво произнесла модистка, словно хотела подразнить мужчин. – Разве ваша жена стоит этой шляпки?
И Генри, и Люк почувствовали смущение при этих словах. Генри прошел мимо хозяйки прямо к витрине, чтобы лучше рассмотреть шляпку.
– Она недостаточно хороша для моей жены, – сказал он. – Возможно, это подойдет какой-нибудь красотке из борделя. – Приподняв кончиками пальцев собственную шляпу, Генри направился к выходу. – Будьте здоровы, мэм!
Уже на улице его нагнал Люк:
– Не будь дураком, Генри! Это же прекрасная шляпка!
Тот ничего не ответил.
– С другой стороны, – продолжал Люк, – ты правильно делаешь, что защищаешь Речел.
– Теперь она тоже Эшфорд… – пробормотал Генри.
– Так, значит, ты все же испытываешь гордость за нашу фамилию?
– Гордость – это единственная привилегия, которой удостаиваются вторые сыновья.
Генри остановился на углу улицы, чтобы закурить новую сигару.
– Не разбазарь то, что у тебя осталось, – проговорил Люк.
– Разве у меня что-нибудь осталось? Как же ты такое допустил?
Люсьен покачал головой:
– Будь осторожнее в словах, иначе накличешь на себя беду.
– Какую же?
– Потеряешь последнюю возможность устроить свое будущее.
Сказав это, Люк повернулся и пошел в другую сторону. Генри смотрел ему вслед. «Возможность…» В устах Люка это слово означало, скорее, пустое обещание, нежели надежду. Можно всю жизнь звонить в эту дверь, но никто не выйдет на звонок.
Генри презрительно усмехнулся, когда брат повернул за угол и скрылся из виду. Наверное, Люсьен просто глуп, если считает, что женские объятия могут скрасить унизительное существование. Генри пошел прямо, внимательно разглядывая улицы в поисках знакомой шляпки и серого плаща.
«Пусть она уезжает», – подсказывал его разум, в борьбу с которым тут же вступили чувства. Генри понимал, что Речел чем-то притягивала его, но чем – так и не мог понять. В этой женщине для него было много загадочного.
Вчера и сегодня Генри избегал встречи с Речел, надеясь, что она, наконец, бросит его. Но та по-прежнему жила в гостинице и ничем не напоминала Генри о своем существовании. Когда он увидел жену на улице, то больше обрадовался, чем разозлился. По крайней мере, Речел не так легко нарушает данные клятвы. А он еще хотел уличить ее во лжи!
Постепенно Генри пришел к выводу, что его последнее свидание с Речел было, скорее, попыткой обольщения, нежели пьяной местью. Жена поставила его в тупик. Генри хотел диктовать свои условия, доказать, что он не игрушка в ее руках. Но Речел обезоружила его, восстановила его душу против него самого. Она удовлетворила желание мужа, но сделала это по обязанности. Самолюбие Генри страдало. Теперь ему хотелось найти с женой общий язык, а не мстить.