Речел подняла голову и посмотрела в сторону гор, едва различимых вдалеке.

– Нет, мой дом среди высоких гор, окружающих долину, где есть зеленые луга, яркие цветы, деревья. Еще у нас растут осины, которые к осени становятся золотыми, красными и оранжевыми. – Речел улыбнулась вспомнив, что ее ожидает не только встреча с прекрасным, но и жизнь в изоляции от общества, которое считает ее отвратительной. – Наш маленький мир отделен от остального…

– Там есть с кем общаться? Или я буду вынужден жить пять лет, как пещерный человек?

Речел переглянулась с Генри, удивляясь, почему он спрашивает об этом именно сейчас, а раньше не проявлял к своему будущему никакого интереса. Любопытство мужа было приятно. Она даже почувствовала легкое волнение оттого, что могла поделиться своими мечтами:

– Там есть дома. И мы еще построим…

– Мы? Вы хотите сказать, что кроме нас двоих, там никого не будет? Что мы будем Адамом и Евой в райском саду?

Его ирония не испортила радостного настроения Речел, когда она рассказывала о доме. Чем больше она говорила о Биг-Хорн Бэйсин и своем маленьком уголке, тем ближе и реальнее казались ей родные места.

– Кроме мужчин, работающих на меня, и их жен, вы там почти никого не встретите. По соседству, правда, есть несколько ранчо…

Речел надела кусок мяса на железный вертел и начала жарить его над костром.

– Значит, дома, наемные работники? Смею надеяться, что там есть город?

– Еще нет… – она открыла банку с бобами. – Но мы уже начали его строить. У меня есть лавка, банк и салун, который можно назвать и гостиницей.

«Мы?». «У меня?». Эти слова Генри не понравились.

– Как вы собираетесь строить город? Полагаясь на собственные силы?

Речел пожала плечами и положила бобы в две миски.

– Конечно. Это моя земля, мои деньги. Кто еще будет этим заниматься?

– Действительно, кроме вас – некому. Еще скажите, что станете мэром или шерифом этого города…

– Почему бы и нет? В Вайоминге женщины имеют избирательные права. Мы можем владеть собственностью, входить в состав суда присяжных, а две женщины у нас стали судьями.

– Боже милостивый! Не удивительно, что здесь все мужчины носят оружие… – пробубнил Генри, пережевывая бобы.

Слова жены не укладывались в его голове. Город! Речел строит город! Самое большое, на что способна женщина, – это составить список поклонников на танцевальной карточке и разобраться в своем гардеробе.

Но разве Речел похожа на других? Уж лучше бы она была такой, как все. Город, черт побери!..

– Конечно, – передразнил он Речел, – моя жена владеет землей и занимается торговлей. Теперь понятно, почему вы так понравились Люсьену…

– Здесь все занимаются торговлей. Мы продаем, покупаем, меняем, – даже те, кто богат.

– А вы богаты, насколько я понимаю?

– Думаю, что да… Но это именно благодаря тому, что я покупаю, продаю и меняю. Когда я вступила во владение землей моего дедушки, там ничего не росло, кроме сорняков.

– Скажите, я единственный мужчина, которого вы выторговали?

Речел глубоко вздохнула, но не показала виду, что этот вопрос оскорбляет ее. За две недели она слышала от мужа много язвительных замечаний, хотя упорно не хотела признавать, что то, о чем она грезит, Генри видит в кошмарных снах. Что она сама тоже стала его кошмаром.

С тех пор, как бушевала буря и они прятались в расщелине, Генри ни разу не обнимал Речел. Она уже начала думать, что он больше никогда до нее не дотронется. Единственным, к чему муж еще проявлял интерес, были его рисунки. Но они принадлежали только ему одному.

Речел холодно посмотрела на Генри:

– Вы же знаете, что у меня не было других мужчин.

– Еще бы! Вы ставите такие условия… Ваши дикие планы напугают любого мужчину.

– Но вы же не испугались!

– Мне, мэм, нечего терять. Мое имя, мое состояние и мое будущее принадлежат вам, но не мне, все это в ваших руках.

Речел посмотрела на свои руки, словно понятия, о которых говорил муж, были осязаемыми, их можно было увидеть, попробовать, взвесить на ладонях. Она снова взглянула на Генри:

– Кроме вашего имени и ребенка, мне от вас ничего не нужно, мистер Эшфорд.

– Ничего? – Генри подошел к Речел. – Вы в этом уверены?

Он осторожно обнял жену, но его объятия оказались крепкими, и Речел не смогла бы вырваться. Но она и не собиралась вырываться. Генри приподнял пальцем ее подбородок, заставив Речел взглянуть ему в глаза.

– Вы хотите только ребенка или чего-то большего? – он провел по ее шее указательным пальцем. – Скажите мне, Речел…

– Я хочу большего, – прошептала она, не в силах обманывать мужа. Им обоим и так слишком много лгали.

Генри нагнулся к Речел, коснулся губами ее губ. Она хотела обнять его, но не могла поднять руки – он слишком крепко прижимал ее к груди. Речел встала на цыпочки и потянулась к его губам. Она желала большего, чем поцелуй.

– Скажи это снова, Речел…

Его губы и язык снова коснулись ее губ.

– Я хочу большего, Генри. Я хочу…

Ее руки неожиданно ощутили свободу, она подняла их, чтобы обвить шею Генри, но тут же опустила. Он уже отступил назад, на губах появилась знакомая дразнящая усмешка:

– Для этого, мэм, вам придется потрудиться!

К концу второй недели они приехали на ранчо, где Финнеган и его жена взяли мясо и отдали взамен коня породы Морган, которого выращивали и тренировали специально для Речел. Она давно собирала деньги, чтобы купить такого красавца, и была удивлена, что Эамон продал его за столь низкую цену. Речел еще больше удивилась и покачала головой, когда хозяин начал настаивать, чтобы она и Генри отведали на ужин оленье рагу с горячим хлебом и переночевали… в их конюшне.

– Боже милостивый! – пробормотал Генри, разглядывая апартаменты, предназначенные для ночлега. Высокие потолки, тепло, чистота и уют, аккуратные стойла – все поразило его. Новый сияющий насос качал для конюшни воду из колодца. – Ирландцы живут в лачуге, а их животные наслаждаются домашним комфортом!

– Вы не любите ирландцев? – спросила Речел.

Генри что-то пробормотал про «проклятых возмутителей спокойствия». Речел улыбнулась. Она слышала от Люка, что полк, в котором служил Генри, некоторое время находился в Ирландии «для охраны порядка». Служба раздражала его, так как в душе он сочувствовал свободолюбивым ирландцам.

Во время путешествия Речел не раз замечала, что ее муж готов помочь любому существу, попавшему в беду. Он всегда симпатизировал тем, кто, по его мнению, оказался жертвой более могущественных сил.

Когда Генри и Речел вошли в дом Эамона и Маэв Финнеган, радушные хозяева объяснили, что это бедное жилище их вполне устраивает: ведь они тратят все деньги на содержание породистых лошадей и имеют лучшую конюшню во всем штате.

– Он знает? – спросила Маэв после того, как Генри отправился вместе с Эамоном в загон посмотреть очередное недавно появившееся потомство.

Речел прекратила месить тесто. Вдоль всей орегонской дороги вряд ли нашелся бы дом, хозяева которого оказали бы гостеприимство «такой, как Речел». Но Маэв сама была «такой, как Речел», одной из тех немногих, кому улыбнулась удача. Маэв уехала из дома терпимости с мужчиной, который простил ей прошлое.

В сущности, Эамон и Маэв встретились у мадам Розы, когда Речел была маленькой. Но она помнила, как мать говорила здоровенному рослому ирландцу, что тот тратит слишком много денег и проводит чересчур много времени в комнате Маэв, так что ему лучше жениться на ней. Ко всеобщему удивлению, он именно так и поступил.

– Речел, ты слышишь меня?

Речел натянуто улыбнулась и начала месить тесто с удвоенной силой.

– Нет, он не знает. Думает, что я фермерша…

– Пусть так думает и дальше, – произнесла Маэв, высыпав мелко нарезанные овощи с деревянной дощечки в железный котел, где варилось мясо и булькала густая подлива. – Я видела объявление и догадалась, что это твое, – она помешала подливу. – Тебе будет непросто с этим мужчиной.