Все то время, что Черчилль находился на северо-западной границе, он вел себя очень неосторожно. Постоянно подвергал свою жизнь опасности, всегда был в самой гуще событий, щеголял своей храбростью. На самом же деле Уинстон методично проводил в жизнь заранее разработанный план, без прикрас изложенный им в письме матери. «Быть все время на виду, блистать, обращать на себя внимание, — пишет он, — именно так должен поступать человек, чтобы стать героем в глазах публики, в этом залог успешной политической карьеры. Однажды, — продолжал Уинстон, — я проскакал на своей серой лошадке по самой линии огня, тогда как все спрятались в укрытие, может быть, это и глупо, но ставки в моей игре велики, тем более, когда у тебя есть зрители, дерзости нет предела. Ведь ясное дело, когда на тебя никто не смотрит, то и проявлять чудеса храбрости совсем ни к чему». Возвратясь в Бангалор, Черчилль, актер до мозга костей, отметил: «С удовольствием узнал, что мои безумства не остались незамеченными». И принялся описывать, как ему трижды выпадал случай погарцевать под перекрестным огнем на глазах у генерала и его офицеров и тем самым заслужить похвалу своему геройству. Если, в конце концов, Уинстону и не удалось получить медаль, на которую он так надеялся, наш герой был горд тем, что ему, по крайней мере, объявили благодарность в приказе[39].

Отдаленный звук медных труб славы постепенно нарастал. Честно говоря, тщательно продуманная стратегия, которой придерживался Уинстон, была проста: в какой бы точке земного шара ни шли военные действия, где бы ни разгорался вооруженный конфликт, спешить туда и принимать активное участие в происходящем с единственной целью обратить на себя внимание, заставить говорить о себе, постараться прославиться с оружием в руках; на худой конец, участвовать в событиях в качестве военного корреспондента. Чем дальше от центра империи разыгрывалась драма, тем больше она волновала воображение островитян. К тому же Черчиллю представилась возможность проявить свой недюжинный литературный талант. Помимо того, что появившиеся в газетах военные репортажи Уинстона принесли ему успех, он понял, что на основе этих заметок можно написать настоящие книги, способные привлечь внимание широкой публики. Так, его первая большая работа «История Малакандской полевой армии», написанная за семь недель, была благосклонно принята критикой и девять тысяч экземпляров книги разошлись в течение года. Удача улыбнулась дерзкому юноше. Он с удовольствием обнаружил, что деньги и слава могут так удачно сочетаться. Это был единственный урок, который Черчилль запомнил на всю жизнь. И снова он открыл матери свое сердце: «В наше время нужно уметь подать себя, борясь за место под солнцем с лучшими представителями рода человеческого»[40]. Что это — цинизм или простодушие?

Вот почему, подумав было отправиться в поисках славы в Грецию или снова в Индию, Уинстон остановил свой выбор на долине Нила. Сказались его любовь к Востоку и увлечение историей. Начиная с 1896 года англо-египетская экспедиция вела активные военные действия в долине Нила, медленно продвигаясь на юг. Перед экспедицией, которой командовал генерал Китченер, стояла цель вновь завоевать Судан. Жители этого государства, порабощенного и нещадно эксплуатируемого Египтом на протяжении большей половины XIX века, подняли восстание в 1883 году, откликнувшись на призыв духовного вождя Махди, что значит «вождь», «посланник Бога». Им удалось изгнать египтян и разбить британские войска, подоспевшие на помощь. Командующий английской армией генерал Гордон был убит в Хартуме. А «посланник Бога» основал огромную империю, простиравшуюся от Нубии до границ Уганды и от Красного моря до Чадской пустыни. После смерти вождя его преемник, калиф Абдалла, продолжал царствовать, опираясь на могучую армию «дервишей», как англичане называли этих грозных воинов. Для британцев ставка была слишком высока. Ведь они стремились не только разрушить империю дервишей и восстановить господство Лондона в Судане, но и опередить французов в низовьях Нила, стратегически важном районе, для контроля над африканским континентом. Тем не менее экспедиция Маршана, оставившая Конго в 1897 году, достигла Фашода на Белом Ниле раньше англичан, в июле 1898 года. Участие в этой экспедиции открывало блистательные перспективы, и Уинстон целых два года — 1897 и 1898 — только об этом и думал. Шутка ли — «вторая египетская экспедиция», которую снарядили сто лет спустя после первой?!

Уинстон неудержимо рвался к цели, чего он только не предпринимал — использовал связи отца, обращался за помощью к матери. Житейская сметка, обаяние, чудесные светские манеры, влияние леди Рандольф, казалось, должны были открыть перед ее сыном любые двери. «Умоляю тебя, — слезно просил Уинстон мать, — не останавливайся ни перед чем, стучи во все двери, не принимай отказов». И Черчилль не остался перед ней в долгу. Позднее в своих мемуарах он, по обыкновению, очень образно описал ее старания: «Чтобы помочь мне, моя мать дергала за все ниточки, поворачивала все рычаги, до каких могла дотянуться, нажимала на все известные ей пружины»[41]. Но тщетно. Вдруг счастье улыбнулось Уинстону. Неожиданная встреча с премьер-министром лордом Солсбери оказалась решающей: лейтенант Черчилль был зачислен в 21-й уланский полк. Произошло это знаменательное событие в июле 1898 года. И сразу же Уинстон поспешил в Каир, чтобы в августе догнать армию Китченера в верховьях Нила накануне решающего наступления. Одновременно, по-прежнему служа двум богам — Марсу и Аполлону, Уинстон заключил договор с «Морнинг Пост», в которую посылал заметки о ходе операции.

2 сентября 1898 года произошло сражение при Омдурмане. Этот день предрешил исход кампании. На левом берегу Нила, в виду Хартума, сошлись восемь тысяч британцев и восемнадцать тысяч египтян с одной стороны и шестьдесят тысяч дервишей — с другой. Битва началась на рассвете. Дервиши, избрав тактику численного превосходства, наступали тесными рядами. Однако в распоряжении британского главнокомандующего находились восемьдесят пушек и пятьдесят пулеметов Максим, уничтоживших живой заслон противника. 21-му уланскому полку, разбуженному звуками горна в четыре часа утра, был дан приказ наступать. Рысью, затем галопом британская конница перешла в атаку и смешала ряды противника. В пылу сражения Уинстон застрелил из револьвера нескольких дервишей. «Пистолет — самая прекрасная вещь на свете»[42], — говаривал Черчилль.

Это было настоящее побоище: дервиши потеряли десять тысяч человек убитыми и двадцать пять тысяч ранеными. А у англичан и египтян было сорок восемь убитых и четыреста двадцать восемь раненых. На Китченера возложили всю ответственность за зверства, омрачившие победу союзников, и главным образом, за истребление раненых. В Хартуме была осквернена могила Махди, его останки бросили в Нил, а череп забрали как военный трофей. И хотя впоследствии военные специалисты склонялись к мнению, что атака 21-го уланского полка была тактической ошибкой, так же как наступление легкой конницы в Крыму, в народной памяти осталось лишь великое сражение, достойное пера Гомера. Черчилль всю жизнь гордился тем, что в двадцать три года ему, молодому офицеру, посчастливилось принять участие в последней в британской истории битве с участием кавалерии.

Тем временем армия Китченера продолжала продвигаться на юг вниз по Нилу. В середине сентября она достигла Фашода. В это же время в «Морнинг Пост» появились заметки Уинстона. Сам он, вернувшись в Египет, отправился оттуда в Англию, а в декабре снова уехал в свой полк в Индию. Однако в марте 1899 года Уинстон окончательно покинул субконтинент, а 3 мая подал в отставку, решив заняться политической карьерой.

Его репортажи, появившиеся в лондонских газетах, посеяли волнения среди граждан. Ведь уже в первой книге Черчилля «История Малакандской полевой армии» встречались эпизоды, в которых автор открыто критиковал действия командования. Кое-кто не без иронии предлагал озаглавить книгу «Советы младшего офицера генералам». Однако большинство отнесло эту дерзость на счет надменного характера молодого аристократа, которому не терпелось заявить о себе. И, тем не менее, на этот раз его довольно резкая критика командования Суданской кампанией нанесла ощутимый удар не только по генеральному штабу, но и по всей армии в целом. Порядочное общество было не на шутку возмущено дерзостью этого лейтенанта, позволявшего себе походя поучать старших по званию. И даже принц Уэльский, очень любивший Уинстона, был вынужден сделать ему замечание.