Наконец, достигнув своего маленького лагеря возле Вейра, он увидел легко узнаваемую фигуру Дуралея, скакуна, которого он спас, когда тот осиротел, будучи совсем детёнышем. Стреноженный зверь, теперь уже полностью взрослый и достигший одного уровня с макушкой головы Пьемура, дремал в тени дерева феллиса, его длинная шея вытянулась до самой земли, а нижняя губа выступала за верхнюю, словно он постоянно был на что-то обижен.

Дуралей был привычен к тому, что его оставляют одного, давая возможность ему есть столько, сколько он хочет, хотя больше всего он любил, когда рядом была Фарли. Пьемур позаботился о том, чтобы скакун всегда имел в пределах досягаемости источник пресной воды, и — как он делал всегда — привязал бахрому из сыромятной кожи к поводу, чтобы не дать мухам и другим назойливым насекомым добраться до глаз Дуралея.

Увидев Пьемура, Дуралей издал горловой звук, который всегда напоминал Пьемуру смесь урчания и икоты. Издав в ответ похожий, успокаивающий гудяще-жужжащий звук, Пьемур быстро подготовил к поездке скакуна, погладив шерсть на его спине и быстро проверив, нет ли на нём насекомых, которые могли проникнуть под кожу.

Наконец, он надел уздечку на голову Дуралея и осторожно завёл левое ухо в общую петлю ремня для ушей. Затем, всё еще продолжая жужжать, он положил подушку седла на спину Дуралея, сразу за последним позвонком шеи. Скакун мягко выдохнул сквозь намордник — верный признак того, что он расслаблен — и переступил с одной передней ноги на другую. Пьемур подтянул подпругу подушки седла, расположенную за двумя парами передних ног, делая это медленно и аккуратно, чтобы не затянуть её слишком туго: эта, казалось бы, небольшая ошибка могла повлечь тяжелые, трудноизлечимые потёртости от подпруги. Скакун топнул задними ногами, но, похоже, не расстроился.

Пьемур критически осмотрел свою работу, всё еще довольный, хотя и прошло уже много времени, тем, как изменил конструкцию седел, к которым привык с детства в Кроме. Его изготовленное по индивидуальному заказу седло соответствовало конкретным потребностям более теплого климата Южного Континента, где изготовленное из шкуры седло с деревянным каркасом было бы слишком жарким, тяжелым и громоздким как для всадника, так и для скакуна. Пьемур, попав на Южный, почти сразу же понял, что мягкая седельная подушка будет работать намного лучше: её легче изготавливать и обслуживать, она быстрее высыхает, а вероятность появления каких-либо надоедливых насекомых или паразитов, которые могут усеять спину скакуна гноящимися язвами и болезненными волдырями, с ней намного меньше.

Пьемур развязал путы, затем, поджав губы, как будто выплёвывая изо рта маленькое семечко, издал характерное «тпру-фьють», которое, казалось, приводило в восторг всех скакунов, звуча как ветер, исходящий из утробы полностью насытившегося жвачного животного.

Дуралей вскинул голову и пошёл, не ожидая команды, вперед по тропинке, которую, похоже, знал только он один. Шагая слева от своего скакуна, Пьемур ловко схватил повод одной рукой вместе с куском длинной гривы зверя и одним легким движением запрыгнул прямо с земли, сделав высокий и широкий замах правой ногой, чтобы мягко приземлиться на подушку, не испугав зверя и не сбив ему шаг.

Он снова мысленно потянулся к Фарли, но его призыв остался без ответа. Пьемур надеялся, что она смогла проследить за Т'ребом. Куда мог направить всадник своего дракона? Он говорил, что собирается помочь Мардре, самой старшей всаднице королевы в Южном, и что у кого-то в Наболе был план, который мог принести пользу всадникам Южного Вейра. Что это мог быть за план? Даже Пьемур, не воспитывавшийся в Вейре, видел, что Южный Вейр переживает стабильный, неотвратимый упадок. Все драконы Южного были уже в возрасте, молодой крови, чтобы оживить Вейр, не было, и ни одна из королев не была достаточно зрелой, чтобы подняться в брачный полёт в ближайшее время, не считая немногих маленьких зелёных самок, являвшихся не совсем равноценной заменой для зрелых самцов.

Пьемур подумал о том, сколько потрясений пришлось пережить Древним всадникам — а теперь еще и это. Они пришли из другого времени — из далёкого прошлого, когда в последний раз на Перн упали Нити — и доблестно сражались, обеспечивая безопасное существование своего поколения. Но конец этого Прохождения и начало нового Интервала длиной в двести Оборотов, свободного от Нитей, оставили их не у дел, лишили цели существования. Поэтому, когда Лесса, Предводительница Бенден-Вейра, прыгнула через четыре столетия, чтобы уговорить их сражаться с Нитями во времени текущего Прохождения — времени Пьемура — они, скорее всего, понимали, что у них есть только один выход, поэтому согласились с её просьбой уйти с ней на четыреста Оборотов вперед, в будущее.

До прибытия драконов Древних, современных всадников было слишком мало, и они были недостаточно обучены воздушному бою. В одиночку они были бы слишком слабы и не смогли бы противостоять смертельному потоку Нитей, а тем более защитить свою планету. Пьемур знал, что все обитатели Перна были в огромном долгу перед совершившим прыжок во времени старшим поколением всадников, которые пожертвовали очень многим. Но они также столкнулись еще с одной проблемой. За четыре столетия, разделяющие их время и текущее Прохождение, изменились отношения, общество и даже диалекты языка, и хотя большая часть Древних смогла приспособиться к этой новой жизни, для некоторых из них столкновение с новым поколением обитателей Вейров, ремесленников и холдеров стало трагедией.

Пьемур знал о многочисленных столкновениях и жалобах на нечестную игру, которые имели место, когда все Древние проживали в северных Вейрах, и стали настолько частыми, что привели к тому, что группа из более чем двухсот Древних перебралась на Южный Континент. Здесь они могли жить по своим старым обычаям, никому не мешая. Но, по жестокой воле судьбы, в то время, как северные пришельцы из прошлого были приняты в новой жизни в качестве героев, неспособность южан принять изменения не только сделала их изгнанниками, но и изменила отношение к ним, превратив их из героев в изгоев.

Пьемур сочувствовал Древним Южного — он тоже чувствовал себя брошенным. После того, как он оказался ненужным в качестве ученика в Цехе Арфистов, где его юный певческий голос считался уникальным до того ужасного дня, когда произошла его ломка, Пьемур оказался теперь, в свои почти семнадцать Оборотов, отшельником, выполняя странные задания, пока его Мастер не нашел для него другого занятия. Он сжал челюсти и мотнул головой, решив не позволять своим ощущениям несчастья вновь поглотить его. Он усердно работал, чтобы пережить эту потерю голоса, и больше не хотел увязнуть в жалости к себе. Что сделано, то сделано, подумал он.

Не было смысла сидеть и ждать возвращения Фарли, тем более, что она обычно сама находила его, где бы он ни находился, поэтому Пьемур решил обследовать Площадку Рождений и посмотреть, что же так сильно обеспокоило Т'реба. Он вывел Дуралея из зарослей на лужайку и далее на место, где, как он знал, размещалась Площадка Рождений Южного Вейра. Он никогда не был здесь раньше: те, кто не принадлежал к Вейрам, посещал Площадку только по специальному приглашению.

Площадки Рождения, почитаемые как драконами, так и их всадниками, всегда содержались в безупречной чистоте, песок регулярно просеивали, чтобы в нём не было мусора или каких-то острых предметов. После каждой церемонии Рождения те, кому посчастливилось Запечатлеть дракона, часто хранили осколок скорлупы от его яйца, как память, а остальные осколки скорлупы яиц драконов хоронили очень бережно и торжественно.

Однако, здесь песок был покрыт засохшими водорослями и перекати-полем, спутавшимися в беспорядочные кучи. По всей Площадке были разбросаны острые камешки и обломки, вымытые с пляжа. Комки чего-то, что выглядело, как старые фекалии, усеивали землю, а один комок, казалось, состоял из костей, кожи и сухожилий. Губы Пьемура скривились от отвращения, когда он подумал, знает ли кто-нибудь из обитателей Южного Вейра, кроме Мардры, Т'реба, а теперь и Б'ная, как запущена их Площадка Рождений? Оглядев пристально остальную часть Площадки в поисках объяснений такому запустению, он заметил несколько осколков скорлупы, разбитых и разбросанных по песку. Несмотря на то, что он был рождён в Холде, а не в Вейре, даже Пьемур знал, что для всадников немыслимо, чтобы их самое святое место содержалось в таком беспорядке.

Он медленно обошёл Площадку Рождений, затем вернулся к непонятной куче костей и шкур, чтобы рассмотреть её получше. Он ощущал беспокойство, его пугало то, что он мог увидеть. Нежелание делать это смешивалось у него с болезненным любопытством, но Пьемур понимал, что должен выяснить, что же находится в этом комке, состоявшем из частей тела. Осторожно принюхавшись, он не обнаружил неприятного запаха. Подойдя ближе, он присел на корточки и всмотрелся в непонятную массу. По форме и структуре костей невозможно было определить, кому они принадлежали раньше, и, судя по всему, комок лежал здесь так давно, что прошёл уже все стадии разложения. Покопавшись в мусоре, усеивавшем Площадку, он нашёл палку и разворошил кучу. На душе сразу стало легче, когда в глубине, среди останков, он обнаружил маленький комок не переваренных перьев.

О, Осколки, какое счастье! Драконы, даже в скорлупе, не имеют перьев. Скорее всего, это остатки верра, предположил Пьемур. Куча выглядела как что-то, что сначала съели, а потом выплюнули. Интересно, драконы срыгивают? подумал он.