— Да, потратиться пришлось изрядно, но в моем деле всегда есть известная доля риска. Но в любом случае, думаю, я потратилась не зря. Думаю, тут можно накопать такого, что результат в конце концов оправдает все затраты. Даже если я не сумею пробраться в Ватикан, я все равно что-нибудь да разузнаю. Не столько, сколько хотелось бы, но все равно.

— Это как понимать?

— Ну, смотри: я иду к ним, а они, допустим, меня не пускают. Даже не хотят разговаривать. То есть полный от ворот поворот. Могут даже, если сильно рассердятся, вышвырнуть меня вон с планеты. Спрашивается, почему они это сделают? Почему они откажутся со мной говорить? Почему им понадобится вышвыривать меня вон? Что вообще происходит? Что происходит в этом громадном секретном учреждении, чего нельзя вытащить на свет божий? Что они пытаются скрыть?

— Понятно, — кивнул он. — Ты права, из этого можно сделать кой-какой материал.

— Уверяю тебя, к тому времени, когда они меня вышвырнут, у меня материала не то что на статью — на книгу хватит.

— А как тебе это в голову пришло?

— То тут, то там что-то слышала. Несколько лет подряд. Слухи, сплетни, болтовня всякая. Достоверной информации — почти ноль. Но, если собрать все воедино, было бы весьма интригующе.

— В общем, ты несколько лет пыталась найти разгадку?

— Точно. Я упорно трудилась. Не все время, конечно, но как только выпадала возможность. И чем больше я об этом думала, тем больше убеждалась, что тут можно многое найти, стоит только копнуть поглубже. Хотя не исключено, что я сама себя убедила. Вполне может оказаться, что тут ничего серьёзного и нет просто кучка тупых роботов вовсю трудится над каким-нибудь совершенно бессмысленным проектом.

На какое-то время они умолкли, целиком поглощённые едой.

— Как тебе твой номер? — поинтересовалась Джилл. — У меня — вполне приличный.

— У меня тоже, — кивнул Теннисон. — Не роскошный, но жить можно. А одно окно выходит на горы.

— Тут оказывается нет телефонов, — сообщила Джилл. — Я спросила, и оказалось, что на планете вообще нет телефонной связи. Электрическое освещение есть, и я удивилась, что телефонов нет. Похоже, никто не знает почему.

— Ну мало ли почему. Может, им тут не нужны телефоны, — высказал предположение Теннисон.

— Прошу прощения, сэр, — раздался мужской голос у него за спиной. — Извините, что помешал, но это очень важно…

Теннисон оглянулся.

Рядом со столиком стоял мужчина. Высокий, чуть старше средних лет. У него были резкие черты лица, чёрные гладкие волосы, слегка тронутые сединой, и узкие усики.

— Если я не ошибаюсь, сэр, — сказал незнакомец, — вы — доктор. По крайней мере, мне так сказали.

— Верно, — ответил Теннисон, недоумевая. — Меня зовут Джейсон Теннисон. Моя спутница — мисс Джилл Робертс.

— Моя фамилия Экайер, — представился мужчина, слегка поклонившись. Я из Ватикана. Наш врач погиб несколько дней назад. Несчастный случай на охоте.

— Ну, если я могу чем-нибудь помочь…

— Прошу извинить, мисс, — прижав руки к груди, проговорил Экайер, что я вынужден прервать ваш обед и увожу вашего спутника. Но одна женщина у нас очень больна. Доктор, если бы вы согласились осмотреть её…

— Мне нужно сходить за чемоданчиком, — сказал Теннисон. — Подождите, я только поднимусь к себе в номер.

— Доктор, я взял на себя смелость, — сказал мужчина из Ватикана, — и попросил управляющего распорядиться, чтобы ваш чемоданчик доставили сюда. Он ждёт вас в вестибюле.

Женщина была очень старая. Её изборождённое морщинами лицо напоминало сморщенное яблоко. Рот ввалился, на щеках играл нездоровый, лихорадочный румянец. Чёрные, похожие на пуговки, глаза глядели на Теннисона, не видя его. Она тяжело, с хрипом, дышала. Истощённое тело с трудом угадывалось под простыней. Сестра в сером халатике подала Теннисону историю болезни.

— Эта женщина очень много значит для нас, доктор, — шепнул Экайер.

— Давно она в таком состоянии?

— Пять суток, — ответила сестра. — Пять суток, после того как…

— Не надо было Андерсону ходить на охоту, — проговорил Экайер. — Он меня уверил, что с ней все будет в порядке, что ей нужен только покой…

— Андерсон — это тот, который погиб?

— Он и ещё двое. Они пытались отговорить его. Он тут новичок был, не представлял себе, чем это грозит. Я вам сказал, что это из-за глухомана, или не говорил?

— Нет, не говорили. Что за глухоман?

— Это страшный хищник. Свирепый, кровожадный. Увидев человека, сразу нападает. Остальные пошли, чтобы защитить нашего врача…

— Температура держится уже трое суток подряд, — отметил Теннисон. — И ни разу не падала?

— Ни разу, доктор. Совсем незначительные колебания.

— А одышка?

— Все хуже и хуже.

— Какие препараты она получала?

— В карте все указано, доктор.

— Да, вижу, — сказал Теннисон.

Он взял руку женщины, чтобы пощупать пульс. Рука была тонкая, вялая. Пульс — частый и неглубокий. Взяв из чемоданчика стетоскоп, он выслушал грудную клетку. В лёгких были слышны сильные хрипы.

— Питание? — спросил он у сестры. — Её кормили?

— Последние двое суток — только внутривенно. А до этого — немного молока и бульона.

Теннисон посмотрел на Экайера, стоявшего по другую сторону кровати.

— Ну? — нетерпеливо выговорил тот.

— Пневмония, скорее всего, — нахмурился Теннисон, — Судя по всему, вирусная. У вас есть лаборатория, чтобы сделать анализы?

— Лаборатория есть, — вздохнул Экайер, — лаборанта нет. Он был вместе с Андерсоном и Олдриттом.

— И все трое погибли?

— Да, все трое. А вы, доктор, не могли бы?

— У меня нет опыта, — покачал головой Теннисон. — Я могу только лечить. Как у вас с лекарствами?

— Лекарств у нас много, самых разных. Да и с персоналом до сих пор проблем не было. У нас было двое лаборантов. Но один уволился месяц назад. И мы никого не смогли найти на его место. Харизма, доктор, не то место, которое привлекает хороших специалистов.

— Самый точный диагноз, который я могу поставить при таких обстоятельствах, — сказал Теннисон, — вирусная пневмония. Чтобы типировать вирус, нужно, чтобы поработал опытный лаборант, иначе просто невозможно, Ведь сейчас так много новых вирусов, которые подхватываются и переносятся с планеты на планету, что крайне трудно вслепую определить специфику возбудителя. Но я вычитал в медицинских журналах, что пару лет назад появилось новое лекарство — противовирусный препарат широкого спектра действия…

— Вы имеете в виду протеин-Х? — спросила сестра.

— Точно. У вас он есть?

— Нам доставили немного последним рейсом «Странника». Вернее, предпоследним.

— Это лекарство может помочь, — сказал Теннисон Экайеру. — Но действие его пока изучено мало, чтобы можно было сказать что-то наверняка. Этот препарат оказывает специфическое воздействие на белковую оболочку вируса и разрушает вирус целиком. Мы пойдём на определённый риск, если решим воспользоваться этим лекарством, но выбора у нас, похоже, нет.

— Вы хотите сказать, — проговорил Экайер, — что не можете гарантировать…

— Ни один врач не смог бы гарантировать.

— Не знаю, — пожал плечами Экайер. — Так или иначе мы должны спасти её. Если не дать ей этот протеин…

— Она может выжить, — сказал Теннисон. — Её организм вынужден будет самостоятельно бороться с вирусом. Мы сможем поддержать её, но с вирусом ничего поделать не сможем. Ей придётся сражаться в одиночку.

— Она такая старенькая… — покачала головой сестра. — Сил у неё совсем мало.

— Ну, а если дать ей протеин-Х, — спросил Экайер, — можно быть уверенным, что?..

— Нет, нельзя, — ответил Теннисон.

— Насчёт лекарства… Вы хотите ещё подумать? Доктор, вам решать. Но мне кажется, что времени у нас совсем немного. Что вы порекомендуете, доктор?

— Как врач, я могу сказать совершенно определённо: если бы я один принимал решение, я бы прибегнул к протеину-Х. Он может не помочь. Но насколько я знаю, это — единственное средство, способное одолеть неизвестный вирус. Должен откровенно сказать: протеин-Х может и убить её. Даже если он поможет, он может не помочь до конца.