— Хочу, чтобы квартира была подметена, кровать постелена и посуда помыта!

Что-то ярко блеснуло, лёгкий вихрь прошёл по квартире, шелохнув мои волосы. Паркетный пол в комнате засверкал так, что я зажмурился. В каждой половице отсвечивала люстра. Пожалуй, даже дюжина полотёров не смогла бы так великолепно натереть пол.

Я бросился в спальню и, словно на льду, поскользнулся на паркете и растянулся во весь рост. На четвереньках я добрался до порога и заглянул в спальню.

Кровать была постелена так аккуратно, как это умеет делать только одна мама!

Я поднялся и, осторожно ступая по скользкому паркету, отправился в кухню.

У столика с нашей посудой стояла высокая пожилая соседка, та самая, которая говорит мужским голосом и на подбородке у которой растут жёсткие седые волосинки. Я всегда её немножко побаивался.

— Странно, — сказала она густым басом, — что случилось с вашей посудой?

— А что? — спросил я, делая рассеянное лицо.

— Стояли грязные тарелки, и вдруг в одно мгновение они стали чистыми. Это ты их вымыл, что ли?

— Ну, конечно, — соврал я без зазрения совести.

— Странно, — недоверчиво покачала она головой. Но тут в передней раздался звонок, и я побежал открывать дверь. Это пришла Мила Улыбкина, худенькая девочка с толстой светлой косой и маленьким острым носом. Все ребята считали её самой красивой в нашей школе, но я никогда не находил этого.

— А Белов ещё не пришёл? — спросила она, входя в комнату, и сощурилась. — Ох, как блестит пол!

— Мила! — торжественно заговорил я. — Скажи, ты во мне ничего не замечаешь?

— Что именно? — удивилась она.

— Я не изменился? Может, глаза у меня не такие…

— Глаза как глаза, чуть зеленоватые, как у лягушки. Я взволнованно глотнул воздух:

— Мила! Я стал волшебником! В ту минуту, кажется, мои слова не произвели на неё никакого впечатления. Она посмотрела на меня, как на дурака, села на диван и, подышав на замёрзшие пальцы, начала поправлять бантик на своей косе. Я повторил:

— Мила, я волшебник!

Она неопределённо фыркнула, перебросила через плечо косу и неторопливо расправила на платье чёрный передник.

— Слышишь, что я говорю? — рассердился я.

— Я не люблю, когда мне говорят глупости, — ответила она спокойно.

— Я не шучу!

— Не дури, Борис!

— Честное слово!

Она иронически сморщила свой маленький нос.

— Волшебник, а решать задачи по алгебре не умеешь.

— Я уже решил! — воскликнул я.

— Покажи!

— Вон на столе тетрадка…

Она подошла к столу, а я тем временем махнул платком и прошептал: «Хочу, чтобы все задачи были решены».

Мила открыла тетрадку, и я увидел, как она вздрогнула. Её лицо все больше вытягивалось, брови все выше поднимались на лоб, а серые глаза стали совсем круглыми.

— Просто удивительно! — пожала она плечами. — Кто тебе помог? Мне кажется, что у тебя изменился почерк… Ты никогда не писал так аккуратно.

— Я теперь все могу! — быстро сказал я, даже не взглянув в тетрадку, которую удивлённая Мила рассматривала очень внимательно. — Я же сказал тебе, что я стал волшебником!

— Бессовестный врун! — Она закрыла тетрадку и снова села на диван. — Ну, хорошо, если ты стал волшебником, сделай так, чтобы… — Она задумалась, не зная, как уличить меня во лжи. — Сделай так, чтобы в этой комнате пошёл снег!

— Пожалуйста! — Я отвернулся и махнул платком. Что тут началось! Со всех сторон на нас с пронзительным свистом обрушился ледяной ветер.

Комнату затянуло мглой, в лицо с силой ударили колючие дробинки снега, и я почувствовал, что у моих ног растёт сугроб. Снег набивался за шиворот и в рукава, метель слепила глаза, и я с трудом разглядел Милу, которая с ногами забралась на диван. Гремящий, хлещущий ветер валил Милу с дивана. Одной рукой она судорожно держалась за валик, а другой прикрывала голову. Словно издалека услышал я слабый, жалобный голосок:

— Довольно, Боря… Довольно!

Мне самому было не по себе. Я махнул платком, и в одно мгновение все успокоилось. Лампа в люстре горела ровно и ярко, нигде не виднелось ни одной снежинки, и только в ушах немного звенело.

— Ага! — закричал я. — Что ты теперь скажешь?

— Я ничего не понимаю, — призналась она, зябко потирая плечи.

— Хочешь, я ещё что-нибудь сделаю? Она спрыгнула с дивана и испуганно замахала руками.

— Нет, нет, не хочу!.. Слушай, как ты делаешь этот фокус со снегом?

— Это не фокус, а настоящее волшебство!

— Не верю… — совсем неуверенно сказала Мила и, услышав в передней шаги, быстро прибавила: — Вот, кажется, идёт Юрик Белов… Если ты волшебник, сделай так, чтобы он… превратился в негритёнка!

Почему ей захотелось, чтобы Юрка стал черным, я не знаю. Она все проверяла меня и придумывала задания потрудней. Я расхохотался. Должен признаться, что мне очень понравилась эта мысль — превратить Юрку в негритёнка. Я незаметно махнул платком и уставился на дверь, силясь представить себе, как будет выглядеть мой приятель.

Но когда он, как всегда стремительно, ворвался в комнату и поскользнулся на паркете, я ахнул и растерянно опустился на стул. Он был черным как смола, белели только зубы.

— Вы чего на меня так уставились? — спросил он подозрительно.

— Ты… ты сам на себя посмотри… — пролепетала Мила, указывая на зеркало. Юрка сделал шаг к зеркалу — и отшатнулся.

— Тьфу ты! Где это я так вымазался? — захохотал он и начал вытирать носовым платком лицо.

— Не три, Юрка, не поможет, — покачала головой Мила. — Тебя заколдовал Борис.

— Заколдовал? Враки!

— Я сама не верила, только это правда, Юрик!

Я сказал, не сводя с него глаз:

— Ты теперь не Юрий Белов, а Юрий Чернов ! Совсем неожиданно он вдруг заплясал и весело проговорил:

— Ребята, а это здорово! Мне всегда немножко хотелось побыть негритёнком!

Он был так доволен, что даже не спросил, каким образом я превратил его в чернокожего. Меня это даже чуточку обидело. Уж слишком много Юрка был занят собственной особой и совсем не удивился, что я стал волшебником. Как будто я только и делал всю жизнь, что творил чудеса!

— Я могу тебя расколдовать, — сказал я.

— Потом… Мне так нравится. Очень симпатичное лицо, правда. Мила?

— Да, конечно… — нерешительно согласилась она. — Только я не привыкла видеть тебя вот таким.

Юрка потирал чёрные руки.

— Завтра в школе все мальчишки полопаются от зависти, когда меня увидят. Только ты, Борька, больше никого не делай негритёнком, а то будет неинтересно. Пусть я буду один негр на всю школу!

— Ладно, — согласился я. — Вообще я могу сделать всё, что угодно!

— Например, что? — заинтересовался он.

Я задумался.

— Например… например, перенестись на необитаемый остров!

— Очень хорошо! — захлопала в ладоши Мила. — Только не на север, я не люблю, когда холодно.

— В жаркие страны, — предложил Юрка. — На какой-нибудь остров посреди океана!

Я мечтательно сказал:

— Поживём всласть! Так, чтобы совсем не нужно было работать! А то мама каждый день пилит: постели кровать, подмети пол, вымой посуду! Все работай да работай! Хорошо бы без всякой работы пожить!

— А мы можем вернуться? — спросила Мила.

— В любую минуту, как только нам надоест. Поехали?

— Поехали! — решительно сказал Юрка. — А на чём?

— Я и сам не знаю… Закройте глаза! Эй, чур, не подсматривать!

Увидев, что они зажмурились, я махнул платком. Что-то загремело и заскрежетало, и сразу наступила полная темнота. Потом какие-то огни — красные, жёлтые, синие, зелёные — вихрем закружились вокруг нас. Наконец огни исчезли, и всё смолкло. В тишине я отчётливо услышал нарастающий шум морского прибоя. Ослепительный луч солнечного света ударил мне в лицо. Я заслонился от солнца ладонью и вдруг увидел, что справа и слева от меня покачиваются какие-то ветки. В ту же секунду я услышал рядом восторженные крики моих приятелей.

— Океан! — задыхаясь от волнения, пищала Мила.