Незадолго до возвращения Ройтмана на «аэродром» женщина перестала дышать.

– Делать нечего, пакуем ее и повезли в ЦРБ, – сказал Костоправ, отлепляя от лица умершей маску кислородного ингалятора. – Хоть задним числом разберемся, что за токсин. В следующий раз будем наготове. Да и тех двоих из гаража прихватим…

И он начал аккуратно укладывать в футляр портативный дефибриллятор.

Лесник тяжело молчал. Отчет об операции получится безрадостный. А ведь их с Костоправом смешанная пара – экспериментальная. И эксперимент призван ответить на вопрос: стоит ли включать в состав действующих на местах боевых групп многопрофильных экспертов из Трех Китов, получивших достаточные навыки оперативной работы.

Честно говоря, Лесник и сам не пришел к однозначному выводу. Скорость срочных экспертиз, конечно, вырастает в разы. Да и в подготовке агентов не придется уделять так много времени возне с компакт-лабораториями. Но один эксперт, будь он хоть семи пядей во лбу, не в состоянии заменить разом несколько лабораторий Трех Китов, даже не центральных, даже действующих при филиалах…

От невеселых раздумий его отвлек удивленный вскрик Костоправа.

– Что еще? – обернулся к нему Лесник.

Костоправ молча указал на экран комплексного кардиомонитора. У покойницы вновь появился пульс! И сердце билось всё чаще и чаще. Между тем никаких признаков дыхания не наблюдалось.

– Что за чертовщина… – Лесник коснулся руки псевдопокойницы. Оказалась она теплой, почти горячей – как у больного человека с высокой температурой. Он быстрым движением ножа вспорол платье сверху донизу.

Судя по всему, одевали женщину чужие торопливые руки – под платьем ничего не оказалось. Но отнюдь не вид обнаженного женского тела заставил остолбенеть троих инквизиторов.

– Что это? – шепотом спросил Ройтман.

ЭТО располагалось неподалеку от подмышечной впадины. ЭТО по площади не превышало мужскую ладонь. ЭТО медленно приподнималось и опускалось: приподнявшись, демонстрировало внутри ярко-красную субстанцию – губчатую, пульсирующую. Опустившись, ЭТО ничем не выделялось на теле – надо было внимательно вглядываться, чтобы заметить тончайшую линию разрыва кожи…

– Мутантка. Двоякодышащая… – констатировал Костоправ, повернув женщину. На другом боку обнаружился точно такой же неведомый орган.

«Жабры?» – подумал Лесник. Очень похоже…

Костоправ торопливо потянулся за укладкой со своими инструментами.

Губы Славы Ройтмана подрагивали. Парню не доводилось видеть ничего подобного… Но дело свое делал: снимал на видеокамеру женщину и действия Костоправа – подробно, во всех ракурсах.

Лесник же отреагировал типичным для полевого агента образом: достал пистолет и вставил другую обойму – снаряженную спецпатронами. Любое непонятное нечто он привык рассматривать в первую очередь как источник потенциальной опасности. Даже если пресловутое нечто выглядело как женщина – молодая, красивая, беззащитная…

– Не понос, так золотуха, – процедил Костоправ. – Температура повышается…

Цифры в окошечках монитора постоянно росли. Пилообразные выступы на экранчиках увеличивали амплитуду и ускоряли свой бег. Лесник мало что понимал во всей этой медицинской машинерии. Но и без нее ясно – мутация не завершилась. Или завершилась неудачно…

Жаберные крышки (если все же считать неведомые органы за жабры) поднимались и опускались всё чаще и чаще. Из-под них начала сочиться какая-то жидкость – тягучая, мутноватая, с неприятным запахом.

– Давай сюда камеру и набери ванну, – отрывисто приказал Лесник Ройтману. – Холодной водой. В темпе.

Наука, судя по всему, пока бессильна – Костоправ сам не понимает, с чем они столкнулись и что тут можно предпринять. И Лесник решил поступить по наитию. Слишком уж существо напоминало рыбу, задыхающуюся на берегу.

Выполнить приказ Ройтман не успел. Именно в этот момент женщина открыла глаза и заговорила.

Ничего внятного они не услышали: неразборчивые отдельные слоги. Затем женщина закричала – пронзительно, долго. Затем умерла. На сей раз окончательно – экраны монитора пересекали ровные линии, в окошечках застыли нули. Лишь датчики температуры свидетельствовали – тело продолжает стремительно нагреваться: сорок два градуса, сорок три, сорок четыре…

Пытаясь остановить развивающийся по экспоненте процесс разложения, они опустили-таки тело в холодную воду, высыпали туда сколотый из морозилки лед. Тщетные попытки… Мягкие ткани на глазах теряли структуру, отслаивались, расползались в отвратительное полужидкое месиво. Запах в ванной стоял тошнотворный и усиливался с каждой минутой, пришлось надеть респираторы…

Наконец всё закончилось.

От уникального трофея осталось немного – ванна, наполненная густой жидкостью, мерзкой даже на вид; скелет, ничем не отличающийся от обычного человеческого; видеофильм, зафиксировавший весь процесс…

Все экспресс-тесты, что они успели провести, дали отрицательный результат. Столь похожее на женщину существо не было новой разновидностью известной Конторе нелюди – но чем-то принципиально новым.

Операцию они провалили с треском, мысленно констатировал Лесник. И нечего оправдываться перед собой и начальством: мол, пришлось столкнуться с неведомым и совершенно неожиданным. Грош цена полевому агенту, не умеющему справляться с неожиданностями.

– А те двое? – вспомнил вдруг Ройтман. – Если они – тоже?

Трупы мужчин в спешке оставили лежать на полу личного Славкиного гаража. Едва ли они повторили посмертную судьбу своей спутницы, но убедиться в том стоило немедленно…

До гаража прогулялись втроем – открыв в квартире все форточки и включив кухонную вытяжку на полную мощность. Местный воздух, до сих пор раздражавший Лесника – постоянно чудился легкий запах сланцевой пыли – теперь казался напоенным ароматами альпийских лугов.

Мертвецы обнаружились на том же месте. И в том же состоянии. Слава облегченно вздохнул – уборка в противогазе не потребуется. Спросил:

– А кем она была? Вы таких встречали?

– Не приходилось, – покачал головой Лесник. – Можно окрестить вновь открытый вид. Но что-то не хочется увековечивать свое имя. Предлагаю назвать попросту – русалкой.

– Русалки – миф, – веско сказал Костоправ. – Все классики в один голос говорят: нет русалок и никогда не было. И кентавров не было. И гарпий.

– Знаю я твоих классиков… – протянул Лесник с нескрываемым скепсисом. – Один ошибется, а другие повторяют, как попугаи. Вспомни историю с Аристотелем и восьминогими мухами.

Леснику вдруг подумалось: отчего теоретики Инквизиции столь упорно отрицают существование русалок, водяниц, мавок, лобаст, берегинь, лоскотух? А заодно ундин, сирен, хе-бо, мемозин, су-кызлары, ахти, хы-гуаше, мерроу… и прочих, и прочих – как только не именовали обитающих в воде женщин разные народы мира. Оттого лишь, что инквизиторы ни разу с ними не сталкивались? Не причина, чтобы напрочь отметать саму возможность существования…

Но будущим полевым агентам в Академии вдалбливали четко и однозначно: нет русалок. Нет и не было. Миф. Фольклор. Хотя сплошь и рядом Конторе приходилось иметь дело с существами, почитаемыми за миф официальной наукой и большинством граждан. Пусть не всегда и не во всем они соответствовали своим фольклорным двойникам – но реальная первооснова легенд и мифов всегда прослеживалась четко. И на памяти Лесника дважды приходилось сталкиваться с тварями, ранее неизвестными, не описанными, не классифицированными…

Так почему же?