- Что же у вас происходит, скажите наконец! - вымолвила она. - Какой дьявол вас мучает?

Кочуков неохотно произнес:

- Я не понимаю, что происходит. Управление торговли и промышленности дает субсидии кому угодно, только не нам. Любому спекулянтскому лжекооперативу или предпринимателю. А нам, армейскому, государственному учреждению - только после скандала. Мы как сирота казанская.

- А вы тоже организуйте кооператив, - посоветовала Нина. - Давайте я организую под вашим крылышком какой-нибудь кооператив и будем жить по-современному. Как вам такая идея?

На Кочукова это никакого впечатления не произвело, а доктор снова придвинулся, сказал укоризненно:

- Зачем честным людям напяливать шутовскую маску?

Да этот доктор был больной! Как она раньше не разглядела? Больной офицерской благородной болезнью, которая всегда заканчивается жертвой. Жертвой и смертью. Во имя России, веры, народа.

Нина знала, что это такое. Но чтобы патриотизм был так убог, так беспомощен, так малоподвижен?

- Ладно, господа, - миролюбиво произнесла Нина. - Надо осмотреться. Не собираюсь ничего навязывать. Скажите прямо: я вам не ко двору?

- Вы согласны на банно-прачечный поезд? - спросил Кочуков. - Других вакансий у нас нет.

Однако Нина уже не чувствовала выталкивания. Возможно, они уже привыкли к ней, поняли, что она своя.

- Сверх штата можем взять, - добавил Кочуков, даря ей право считаться сотрудницей управления и питаться святым духом. - Согласны?

- Для начала? - уточнила она и подумала о Русско-Французском обществе, куда надо было теперь идти.

- Там посмотрим, - ответил капитан. - Булете работать вместе с доктором... Шапошников Михаил Михайлович, прошу. - Повел рукой в сторону доктора и потом - в сторону Нины, очертив образ какой-то связки.

Доктор вымученно улыбнулся, как будто спрятался, потом предложил ей две тысячи рублей взаймы. Бедный благородный Дон Кихот, он готов разделить с беженкой и предательницей свой черствый хлеб.

- Давайте, - сказала она. - Что можно на них купить?

У него блеснули глаза - видно, он ждал благодарности.

- На обед в ресторане, - сказал Кочуков.

Доктор выложил на стол восемь "колокольчиков" и совсем виновато признался, что больше не может дать; он был явно не турок, он делился последним, но наверное, был готов умирать за чистоту идеи.

Поколебавшись мгновение, Нина взяла деньги.

* * *

Нина вышла вместе с доктором Шапошниковым на солнечную улицу.

Летчик сидел на скамейке, раскинув руки, и глядел в небо. Фуражка лежала рядом, куртка была расстегнута. Своеволием и дерзостью веяло от его фигуры.

Втроем пошли в ресторан обедать. Все вокруг ликовало, море блестело, на Приморском бульваре играл военный духовой оркестр. Мухин парил возле Нины, теснил скромного доктора. Он летел над морем с пробитым баком и маслопроводом, мотор вот-вот должен был остановиться. Мухин, изогнувшись, задрал ноги вверх, закрыл подошвой сапога дырку в баке, держа при этом рычаги управления и пытаясь глядеть вниз, ибо до берега было еще дальше, чем до Господа. Он заметил турецкую шхуну. Мотор заглох. Гидроплан парил в небе, и летчик не мог понять, почему стало тихо. Посвистывал ветер, скрипели расчалки. Мухин поднял руку, согнув книзу кисть, повел в полуметре от Нины, показывая, как вел самолет.

- А вы, есаул, за кого? - спросил доктор. - За монархию или республику?

- А! - сказал Мухин. - Охота вам? - и продолжал говорить о своем знаменитом полете.

Доктор почувствовал зависть. Он часто завидовал таким самоуверенным счастливцам, они даже умирали как испанские идальго. Феодалы, черт их дери!

Он вспомнил Восточную Пруссию, загадочную жертву армии Самсонова и вдруг, заслоняя Мухина, встал образ полоумного поручика Новоженова - тот застрелил артиллерийского фельдфебеля за то, что фельдфебель не уступал занятую под ночлег избу. В тот же миг Мухин н Новоженов слились в одно. Бравый, жестокий, непотопляемый офицер был вечен.

Доктор приотстал на шаг от спутников. Он уже не завидовал, потому что тяжелая мысль задела его: вот сейчас идут рядом непримиримые фигуры русской жизни, военная сила и предпринимательское свободолюбие, у каждой своя дорога, и вместе им не быть.

Нина оглянулась, поймала доктора требовательным взглядом, словно упрекнула. Он понял, она не хочет, чтобы он отставал.

Сейчас у нее только двое знакомых и ни одного товарища. Мухин не сегодня-завтра улетит, а доктор Шапошников - против свободной работы капиталистов.

Они пообедали в кафе Белого Креста под звуки размеренного громыхания о прибрежные камни полузатопленной баржи. Глядя вниз на бухту, Нина невольно связывала эту заржавелую баржу и памятник на скале - колонну с орлом, держащий лавровый венок. Родным, горьким и великим веяло от этой связи.

- Обратите внимание, - сказал доктор. - Нынче вход на террасы бульвара бесплатный. Генерал Врангель - за демократические порядки. К удовольствию обывателей.

- Вы недовольны? - спросила Нина.

- Недоволен, - признался доктор. - Хотя в другом я за его идеи. Он решил открыть в рабочих кварталах лавки с дешевыми продуктами и выделил интендантству деньги. Это хорошо.

- Это от слабости, - заметила Нина. - Сильная власть должна привлекать народ не подачками, а чем-то другим.

- Почему же? Главнокомандующий таким образом борется со спекуляцией.

- Знаю я эту борьбу! - отмахнулась она. - Еще в шестнадцатом году вводили государственную монополию на уголь. И что же? Уголь вздорожал. А что стало с продовольствием, когда ввели твердые цены? То же самое! Нельзя государству влазить в частный рынок... Ваши дешевые лавки, доктор, это блеф! Жалко, что вы не донимаете.

- Так! - засмеялся Мухин. - Здорово, Нина Петровна!.. Был у нас в авиашколе один офицер...

- Что же, дать волю спекулянтам? - воскликнул доктор.

- Надо не бояться ударить кулаком по столу! - сказал Мухин.

- Вы-то, есаул, что понимаете? - съязвил доктор.

- Да уж понимаю, - ответил Мухин. - Я и Бога встречал в небе.

- И на здоровье! - сказал доктор. - Только все наши беды - от нашей косности и нетерпимости. Неужели с той поры, когда Екатерина Великая вводила картофель при помощи войск, на Руси ничего не изменилось? Любое новшество сразу в штыки?

- Да вы прогрессист! - удивилась Нина, перебив его. - Тогда почему вы против кооперативов? Властям надо опираться на общественную силу, как в Европе, иначе - сплошная государственная монополия и пустота в народе.

- Я такой, как есть, Нина Петровна, - вымолвил доктор. - Ваши кооперативы, прогресс - это в наших условиях ведет к хаосу и кровопролитию. У нас нет правящего класса. Господа помещики уже не годятся, а ваши господа промышленники... да сами про них знаете! Для них отечество - где больше барыша.

- Значит, если главнокомандующий захочет опереться на кооперативы, ему придется призвать на помощь штыки? - Нина повернулась к Мухину и кивнула на доктора, словно призывая свидетеля докторской противоречивости.

Но Мухин смотрел на них с усмешкой, он уже понял их заботы. О чем они толкуют? О судьбе России? Здесь? Под полотняным грибком кафе, вдыхая морской бриз? Только вряд ли судьба России интересует сейчас эту зеленоглазую женщину. Ей надо устроиться, втиснуться в военный порядок, а для этого она подразнивает хмурого лекаря, чтобы тот увлекся...

- Главнокомандующий хочет, - насмешливо произнес есаул, - мадам хохочет.

Нина прищурилась, сказала:

- Господи, как мальчишка!

- Вы меня недооцениваете, - ответил Мухин. - Я серьезно встречал Бога и, не исключено, снова встречу.

- Спросите у него, за что он нас мучает? - попросила она.

* * *

В первый день на родине Нина почувствовала российский дух, он пронизывал все и сулил ей не только место в банно-прачечном поезде, но и роль временной возлюбленной летчика-героя.

После обеда, за который заплатил Мухин, Нина оставила спутников и направилась в Русско-Французское общество разыскивать Симона и наводить справки о возможностях Крыма. Вернулась домой поздно, в автомобиле начальника авиации, в сопровождении совсем не авиаторов, а знакомых промышленников. Они дурачились и шумели, вызывая раздражение у собак, и разудало пропели куплеты: