И я, черт возьми, чувствую это.

Сейчас пятница день и последний раз я общалась с Бригсом через письмо, которое отправила утром. Я спрашивала, нужно ли мне сегодня приходить в офис на работу.

Он ответил - нет, и сделал так впервые. И никакого объяснения, почему.

Мне ненавистно признавать, но ответ ужалил меня и заставил задуматься. Слишком сильно, как обычно. Я начала излишне анализировать каждое последнее взаимодействие. Интересно, настолько ли мои чувства к нему очевидны, что я начинаю отпугивать его? Последнее, чего я хочу, разрушить то, что у нас есть сейчас, эти легкие, веселые, беззаботные рабочие отношения.

Ну, полагаю, они не всегда беззаботные. Иногда я замечаю, как он смотрит на меня. Не всегда, но довольно часто.

Дело в том, что Бригс смотрит взглядом, который просто кричит о сексе, хотя думаю, он об этом даже не подозревает.

Взглядом, который нельзя не заметить, и который я ощущаю каждой клеточкой своего тела.

Вот он говорит о положительных чертах игры Ким Новак в «Головокружении», а затем смотрит на меня своими голубыми глазами, взглядом, который можно описать лишь как чувственный.

И каждый раз, когда я ловлю подобный его взгляд, я чувствую, как каждая косточка в моем теле загорается. Я даже не представляю, каким взглядом смотрю на него в ответ, потому что я обнажаюсь в его взгляде, и не остаётся никаких запретов.

Так что да, вполне возможно, он начинает понимать, что у меня к нему есть какие-то безумные чувства. И я слишком боюсь спросить себя, что же делать дальше. Продолжать тосковать, и мое сердце сокрушится в результате нашей разлуки?

Или?

Нет никакого или.

Не важно, что произойдёт, хорошо это не закончится.

Я вздыхаю и утыкаюсь взглядом в потолок своей крошечной комнаты. Окно открыто, вечерами я пытаюсь заставить свежий воздух попасть в комнату, а на улице люди смеются и болтают, ходя туда-сюда под окнами здания. Меня раздражает, что я внутри, варюсь в своих собственных чувствах, пока остальная часть города веселится.

Но я никогда не сижу дома из-за парня.

Я надеваю джинсы и белую футболку со слоганом «А вот и нет», хватаю сумочку, солнечные очки и выхожу на улицу

Я снимаю квартиру в Ньюингтоне, это около двадцати минут пешком от города, но я могу использовать это время для упражнений. Не то, чтобы в данный момент я нуждалась в этом - в первый раз в жизни у меня пропал аппетит, и моя попа, наконец-то, уменьшилась. Как и грудь, да. Это так несправедливо. Когда девушка теряет в весе, ее грудь всегда уходит первой. Но когда парень теряет в весе, его член остается того же размера. Пропорционально, он даже кажется больше.

Я всегда хотела устроить пикник в парке на Принсес стрит, и даже если здесь редко кто-то бывает в одиночестве, я не позволю этому остановить меня. К черту счастливые парочки и семьи. Почему пикники должны обязательно устраивать только они?

Я останавливаюсь у магазина, купить немного сыра, крекеров и две банки сидра и иду к траве, пытаясь найти идеальное место, чтобы устроить свой одинокий маленький пикничок. В воздухе пахнет свежестью, несмотря на то, что сейчас конец лета в городе, и солнце прекрасно ощущается на моей спине.

Я чувствую себя чертовски живой.

Но черт, здесь так много людей. Полагаю, парк привлекает людей после работы, в конце концов, сегодня чудесная пятница. Трудно найти правильное место, не оказавшись слишком близко к какой-то парочке или малышу, решившему побродить по вашему несуществующему одеялу.

Кажется, я вижу хорошее место, немного слишком близко к тропинке, но выбирать не приходиться.

И тут мое сердце замирает.

Я вижу его.

Бригса.

С ребёнком на плечах.

Гуляющего с потрясающей блондинкой, похожей на Дженьюа́ри Джонс. Или Грейс Келли. Кого-то с лебединой шеей и грацией принцессы.

Я не знаю, что делать. Я чувствую себя так, словно я в Парке Юрского периода, и если не буду двигаться, он меня не увидит. Не могу придумать другого варианта, кроме как отвернуться, пряча от него лицо, и пойти в другую сторону.

Но я не могу двигаться. Не могу перестать смотреть. Словно это ужасная автомобильная авария.

Он и его прелестный сын и его великолепная, идеальная жена.

Как он может быть не счастлив с ней? Даже просто идя через парк в белом сарафане и убранными во французский узел волосами, она заставляет людей оборачиваться. Черт, ей даже удается заставить прическу 80-х выглядеть хорошо.

И Бригс смеется, держась за ноги сына и смотря на него с обожанием в глазах. По тому, как он рассказывал о Хэймише, я знала, что, он отец, который сделает все что угодно для своего сына, и теперь у меня есть тому доказательство.

Ясное доказательство того, почему он и я никогда не станем ничем большим, даже если бы он чувствовал то же, что и я. И вероятность того, что это произойдет, сейчас составляет, вероятно, миллион к одному.

К счастью Бригс не видит меня. Он проходит мимо, радостно беседуя с Хэймишем, пока Миранда идет рядом. Должна сказать, они двое похожи на друзей. Нет общих улыбок между мужем и женой, нет взглядов страсти или любви. Оба они полностью сосредоточены на своем сыне.

Но это ничего не меняет, кроме того, что я был дурочкой. И хотя я говорила себе, что это нормально - влюбиться в Бригса, упиваться этой любовью, если я не говорю ему, пока ничего не предпринимаю по этому поводу, я знаю, что это неправильно.

Я только что сказала себе, что это хорошо не закончится.

Теперь я, черт возьми, знаю это наверняка.

Я наблюдаю, как они идут, гуляя под солнцем, и у меня, словно вырастают шипы в груди, мое сердце истекает кровью.

Глупая, глупая девчонка.

Я опускаюсь на траву и открываю банку сидра. Быстро пью его, пытаясь потушить огонь. Я смущена и немного ненавижу себя. Вернее, сильно ненавижу.

Ты идиотка, — говорю себе. — Влюбленный щенок, нуждающийся в пинке.

Я допиваю вторую банку, пока мозг не начинает блуждать, а затем направляюсь обратно в квартиру.

И тут мои ноги приводят меня в паб.

Сажусь за стойку, и симпатичный бармен посылает мне широкую, приветственную улыбку.

— Что будешь? — спрашивает он, наклоняясь вперед.

— Что-нибудь, что заставит меня забыть мужчину, — говорю ему.

Он поднимает бровь, кольцо в брови поблескивает от света.

— Думаю, это называется скотч. Или виски, потому что ты американка. Со льдом или чистый?

— Чистый, — отвечаю я.

— Приятно слышать, — говорит он, подмигивая, и поворачивается, чтобы схватить бутылку.

Внезапно кто-то садится на стул рядом со мной.

Я поворачиваю голову и вижу огромного бородатого зверя в серой футболке. Его руки покрыты тату, одна есть даже на ключице.

— Оу, Ренни, не доставляй посетителям неприятности и не приставай к ним.

Он пьян, но странно безобиден. Имею в виду, он огромен и когда поворачивает лицо ко мне, на нем нет улыбки. Он просто наблюдает за мной серо-зелёными глазами цвета океана под пирсом. Я не вижу в них никакой злобы или хищного очарования. Просто он здесь, как и я.

— Он не доставляет мне неприятности, — говорю я ему, вступаясь за Ренни, который наливает мне самый большой шот в мире. — Мир доставляет мне неприятности.

Ренни оборачивается, посылая татуированному зверю кривую улыбку, и передаёт мне напиток.

— За счет заведения, — говори он. — Раз уж мир не очень мил.

— Со мной мир тоже не очень добр, — говорит парень рядом со мной.

Ренни закатывает глаза.

— И мы это отлично знаем. Это и есть твоё оправдание за все, — но Ренни все же оборачивается и тоже наливает ему шот. И затем, к моему удивлению, наливает один и себе. Поднимает его в воздухе.

— За мир, — говорит Ренни.

Я и татуированный парень поднимаем наши рюмки. Он проглатывает свой напиток словно воду, хотя даже с моей душевной болью и необходимостью похоронить эту боль, я пью спокойно и делаю лишь глоток.

— Никогда раньше не видел тебя здесь, — говорит Ренни, вытирая стойку тряпкой, бицепсы перекатываются под рубашкой.