— Может быть, — признаю я, хотя знаю, что могу одеть хоть картофельный мешок, это не имеет значения. Его душа говорит со мной, независимо от того, что на мне.

Я иду в ванную и смываю макияж перед зеркалом, прежде чем раздеться и бросить взгляд на трусики.

— Ну, Губка Боб, — говорю я. — Ты хорошо справился.

И все же, когда я заползаю в кровать и ставлю будильник на утро, моя грудь словно изрезана. Пустая. Я знала, что увидеть Бригса сегодня будет непросто. Я просто не ожидала, насколько это будет сложно, и не так, как я думала. Я ожидала, что находясь в непосредственной близости от него, подальше от любопытных глаз и суматохи колледжа, почувствую подавляющее чувство скорби и боли, напоминание об ущербе, который мы нанесли вместе. Думала, что, будто снова услышу и почувствую его последние слова ко мне, чтобы я не забыла то эпическое падение в темноту, где я не могла спасти даже себя.

И хотя оно было там, мощное подводное течение между нами, оно уступало второму чувству, тому, что действительно ошеломило меня: желание. Подавляющая потребность в том, чтобы он овладел мной, потребность в том, чтобы владеть его сердцем, телом, всем. Словно мы продолжаем с того места, где остановились, не с того телефонного звонка, а со дня в моей старой лондонской квартире, с надеждой и обещаниями, и воспоминания о его щетине, царапающей мою кожу, когда он целовал мои губы и шею. Боже, даже мой сосок был у него во рту.

До того как я осознаю, что делаю, я прикасаюсь к себе, скользя пальцем по клитору, желая, чтобы это был он, нуждаясь в сжигании энергии, томящейся внутри.

С мыслями о нем, я кончаю, пытаясь не кричать его имя вслух, но кричу его про себя.

И вот я достаточно удовлетворена, чтобы заснуть, и надеюсь, завтра эта потребность уйдет.

Глава 10

БРИГС

Эдинбург

Четыре года назад

— Миранда, — нежно говорю я, стоя в дверях нашей кухни.

Она сидит за столиком для завтрака, перед ней чашка чая, пар поднимается в лучах утреннего света, проникающего через окно.

Сидит спиной ко мне. И молчит.

— Миранда, — говорю я громче и медленно подхожу ближе, чтобы посмотреть на неё.

Я, наконец, оказываюсь перед ней, и лишь тогда она поднимает глаза.

— Бригс, — говорит она мне. — Что? Что-то не так?

Я качаю головой и вытаскиваю стул, звук скрежета о пол громкий и раздражающий.

— Нет. Ничего. Почему ты спрашиваешь?

Она пожимает плечами и делает глоток чая, глядя в окно.

Здесь тихо. Я слышу тиканье часов деда и звуки Хэймиша, играющего со своими игрушечными машинками в другой комнате.

Это было бы идеальное утро для любой семьи.

Но мое сердце холодное. Комната холодная. Все в этом доме покрыто льдом.

Она делает еще один глоток чая и смотрит на меня в ожидании. Вчера она была на маникюре, ее ногти отполированы до блеска.

— В чем дело? — повторяет она, раздражение скользит в голосе.

Полагаю, это свидетельствует о том, как часто на самом деле мы общаемся друг с другом. Не могу припомнить, когда последний раз у нас был разговор, не касающийся Хэймиша. И это плохо. Вот почему мое сердце разрывается в разных направлениях. Вот почему я чувствую все то, что не должен чувствовать женатый мужчина.

Но это надо остановить. Я должен попытаться.

— Я думал, — медленно говорю я, глядя в окно. — Сегодня прекрасный день. Почему бы нам не забросить Хэймиша к твоим или моим родителям, и нам вдвоем покататься? Где захочешь. Мы много лет не катались на Манипенни.

— Ох, Бригс, — говорит она, вздыхая, избегая моего взгляда.

— Что?

— У меня на это нет времени, — просто говорит она. — У меня ланч с Кэрол.

— Мы ведь недолго. Можем поехать после.

Она качает головой, издавая неприятные короткие звуки, которые обычно издает, когда ей надоедают медленные официанты в ресторане или когда домработница не протирает пыль на фарфоровых фигурках в гостиной.

— Что мы будем делать? Куда поедем?

— Куда угодно, — умоляюще говорю ей, наклоняясь и кладя ладонь на стол. — И можем делать что угодно. Лишь скажи.

—Мне не хочется

Я глубоко вдыхаю через мой нос и молчу, надеясь, что она увидит необходимость в моих глазах.

Но она не видит. Она быстро смотрит мне в глаза, затем снова вниз на свой чай.

— Я сказала — мне не хочется, — повторяет она.

— Тогда завтра, — говорю ей. — Мы поедем завтра.

Она вздыхает, торопливо убирая волосы за ухо.

— У меня планы. Ты же знаешь, я занята по выходным.

— Ты каждый день занята.

— Ну, как и ты, — огрызается она. — И я ведь ни черта не говорю тебе об этом, разве нет?

Может быть, все было бы лучше, если бы ты говорила, — думаю я. Если бы тебе действительно было до этого дело.

— Иисусе, Миранда, — говорю ей. — Когда это стало нормой?

Она поднимает брови.

— Я даже не знаю, что ты имеешь в виду.

Я кладу руки на ее.

— Это. Этот брак. Эта дистанция. Что случилось с нами?

Последний раз мы выходили куда-то вместе неделю назад и лишь, чтобы отвезти Хэймиша в парк. Не думаю, что мы сказали друг другу больше пары слов.

Тот вечер, когда я ездил к Наташе.

Та ночь, когда я увидел правду.

Миранда смотрит на меня с любопытством, а затем медленно убирает руку и прячет ее под стол, где я не смогу дотронуться до неё.

— Ты безумен, Бригс. Абсолютно безумен. Ничего с нами не случилось. Это всего лишь мы. Это просто наша жизнь. Так было всегда. Ничего не изменилось.

Но я изменился.

Я изменился.

И я больше этого не вынесу.

— Пожалуйста, — говорю ей. — Пойдём со мной. Забудь хоть раз о своих планах и друзьях. Забудь о том, что надо заботиться о Хэймише. Забудь обо всем, кроме своего мужа. Хотя бы на этот раз. Для меня. Сегодня. Пожалуйста.

Я умоляю. Знаю, она видит это в моих глазах, слышит по тому, как надламывается мой голос. Это должно случиться. Я не собираюсь оставаться на тонущем корабле, не предприняв попытку добраться до берега.

Она кисло улыбается и качает головой.

— Я же сказала тебе, — говорит она, голос монотонный. Финал. — Я занята.

Между нами лишь стол, но он словно в миллион километров длиною.

Я смотрю на неё, надеясь, что она, по крайней мере, увидит, что я пытался.

Но она снова смотрит в окно, потягивая чай из чашки в наманикюренных руках, ее ум занят уже более важными вещами.

— Хорошо, — обреченно говорю я. Поднимаюсь со стула. — Я все равно поеду кататься.

— Вернись до половины первого, — говорит она мне. — Я не собираюсь обременять Кэрол Хэймишем и брать его с нами на ланч.

— Точно, — говорю я.

Я выхожу из комнаты, прощаюсь с Хэймишем, целуя его в лоб, хватаю ключи и ухожу.

Забираюсь в Манипенни, старый «Астон Мартин», и надеюсь, она легко заведётся. Мне необходимо убраться отсюда и как можно скорее.

Она чихает и тарахтит.

Я ударяю кулаком по рулю.

— Бл*дь!

Я кричу и кричу, лицо красное, слюна вылетает изо рта. Я газую, словно это может завести ее, все поворачивая и поворачивая ключ, пока она, наконец, не сдаётся.

Мое сердце бешено колотится. Пот капает со лба. Я выезжаю с подъездной дорожки и попадаю на дорогу, почти теряя контроль над резким поворотом на Браберн-Понд. Я еду и еду, срезая углы, подрезая машины, мысли все кружатся и кружатся. Мысли просто врезаются друг в друга, идя в никуда, вокруг и вокруг.

Даже не задумываясь, я оказываюсь по соседству с Наташей, на ее улице. Я паркую машину и смотрю на ее здание. Я могу уехать. Могу пойти выпустить пар с Лакланом. Я могу поехать кататься, кричать и молить бога, чтобы все было по-другому.

Но я не хочу делать это в одиночку.

Выбираюсь из машины и иду в ее квартиру.

Я стучу в ее дверь, гадая, может, она еще спит. Сейчас раннее утро субботы, И мы не видим друг друга по выходным дням, если это не связано с работой, например, просмотр классического фильма в кинотеатре. Я не планировал разговаривать с ней до понедельника, следующая неделя - последней неделя ее работы в качестве моего ассистента, прежде чем вернуться в Лондон.