Мы беседовали о старинных французских замках, а от них разговор перешел на ужасы средневековья, вроде железной клетки, в которой Людовик XI шесть лет продержал кардинала Балю, или каменных мешков. Каменные мешки я видел сам — это просто сухие колодцы футов тридцать или сорок глубиной; узника кидают на дно, и ждать ему больше нечего. До сих пор помню, какое впечатление произвели на меня эти темницы, и не удивительно — при моей склонности к клаустрофобии мне даже в купе спального вагона становится невмоготу. Вот почему я так обрадовался этой истории, рассказанной врачом, — вернее, я обрадовался, когда врач только приступил к рассказу, который поначалу, казалось, не имел никакого отношения к мукам погребенных заживо.

Жила на свете молодая женщина, некая миссис Кинг, которая была очень счастлива со своим мужем. У них были деньги, и они любили друг друга, но случилось так, что, рожая второго ребенка, миссис Кинг надолго впала в кому, а очнулась с явными симптомами «расщепления личности» — обычный случай послеродовой шизофрении. Ее бред был как-то связан с Декларацией Независимости, но к рассказу это не имеет отношения; стоило ей оправиться от родов, как признаки душевного расстройства стали исчезать. К концу десятого месяца она чувствовала себя совсем здоровой и с нетерпением ждала разрешения покинуть клинику.

Ей едва исполнился двадцать один год, было в ее облике что-то юное и трогательное, словом, весь персонал относился к ней с особой симпатией. Когда она настолько поправилась, что врачи решили отпустить ее с мужем в небольшую пробную поездку, эта новость сразу сделалась главной темой разговоров.

Одна сестра съездила с ней в Филадельфию за новым платьем, другая знала удивительно романтичную историю их знакомства во время путешествия по Мексике, и уж все-то видели двух ее крошек, которых иногда привозили в клинику. Поездка была в Вирджиния-Бич, на пять дней.

Приятно было смотреть, как она собиралась в дорогу, как тщательно укладывала чемодан, прихорашивалась, завивала волосы и вся была поглощена этими радостными мелочами. За полчаса до условленного срока она уже была готова и ходила прощаться с соседями по этажу; ее новое платье было цвета морской волны, а шляпка казалась легким облачком после апрельской грозы. Ее тонкое хорошенькое личико, на котором болезнь оставила грустное, чуть испуганное выражение, сияло от предвкушения счастья.

— Ничего не делать — вот и все мои мечты, — говорила она, — целых три дня буду вставать, когда вздумается, и ложиться за полночь. А еще сама куплю себе купальный костюм и сама буду заказывать обед.

Когда подошло время отъезда, миссис Кинг решила не ждать мужа в палате, а встретить его в вестибюле; провожаемая санитаром, несшим чемодан, она прошла по коридору и спустилась вниз, помахав на прощанье встретившимся пациентам и пожалев, что им нельзя уехать в такое же чудесное путешествие. Главный врач пожелал ей счастливого пути, две сиделки под каким-то предлогом подошли к ней и никак не могли расстаться — так притягательна была ее радость.

— До чего же вам пойдет загар, миссис Кинг.

— Вы уж не забудьте послать нам открыточку. Почти в то самое время, как миссис Кинг выходила из палаты, в машину ее мужа по дороге в клинику врезался грузовик — муж получил тяжелые внутренние травмы, и, по мнению врачей, смерть должна была наступить с часу на час. Известие о несчастье поступило в клинику по телефону, и первой о нем узнала телефонистка, дежурившая в маленькой комнатке, отделенной от вестибюля стеклянной перегородкой. Телефонистка видела миссис Кинг через стекло и знала, что та может ее услышать, поэтому она попросила старшую сестру срочно спуститься вниз. Сестра, ужаснувшись, бросилась к врачу, который принял такое решение: пока муж жив, больная ни о чем не должна знать; следует ей только сказать, что сегодня он не сможет приехать.

Миссис Кинг не могла скрыть огорчения.

— Я и сама понимаю, что расстраиваться глупо, — говорила она, — столько месяцев ждала, подожду еще один день. Он ведь обещал приехать завтра?

Старшая сестра не знала, что и отвечать, но все же сумела как-то выкрутиться, и наконец миссис Кинг вернулась к себе в палату. Затем вызвали самую опытную и бесстрастную сиделку и поручили ей следить, чтобы миссис Кинг до завтрашнего утра не читала газет и не разговаривала с пациентами. А там будет видно.

Наутро муж был еще жив, и врачи продолжали выжидать. Около полудня одна из сиделок встретила в коридоре миссис Кинг — та была одета в точности как накануне, но на этот раз сама несла чемодан.

— Сейчас приедет мой муж, — объяснила миссис Кинг, — вчера его задержали дела, но сегодня он непременно будет, в то же самое время.

Сиделка пошла ее провожать. Миссис Кинг пользовалась в стенах клиники полной свободой, и сиделка не решилась силой вернуть ее в палату, а вступать в объяснения побоялась, чтобы не сболтнуть лишнего. Когда они вошли в вестибюль, сиделка тайком подала телефонистке знак, и та, по счастью, сообразила, в чем дело.

Миссис Кинг напоследок еще раз оглядела себя в зеркале и сказала:

— Хочу, чтобы у меня всегда была точно такая шляпка и чтобы я всегда была так счастлива.

Минуту спустя, нахмурив брови, вошла старшая сестра.

— Как?! Джордж и сегодня не приедет?

— Увы! Ничего не поделаешь — надо набраться терпения.

Миссис Кинг грустно улыбнулась.

— А я так мечтала показаться Джорджу в своем новом наряде.

— Будет вам, вы одеты как с иголочки.

— Авось платью и до завтра ничего не сделается. Я так счастлива, что мне просто стыдно грустить из-за одного дня.

— Вот именно.

Ночью муж умер, и утром на совещании врачей разгорелся спор, что же теперь делать — сказать все или ничего не говорить было в равной степени опасно. Наконец решили «услать» мужа в дальнюю поездку и тем самым уничтожить надежду на скорую встречу. Когда она примирится с отсрочкой, ей откроют правду.

Врачи уже расходились, как вдруг один из них остановил коллег и показал на дальний конец коридора Миссис Кинг с чемоданом в руке шла по направлению к вестибюлю.

Доктор Пири, ее лечащий врач, шумно вздохнул. — Положение хуже некуда. Может, лучше ей все рассказать сейчас. Что толку врать про его отъезд, когда она привыкла получать от него по два письма в неделю. А сказать, что он заболел, и того не легче — станет проситься, чтобы ее отпустили к нему. Есть желающие поменяться со мной?

Сразу же после совещания один из врачей уехал в отпуск. Вернувшись через две недели, он в тот же час оказался в том же коридоре и замер при виде крохотной приближающейся процессии — санитара с чемоданом, сиделки и миссис Кинг в платье цвета морской волны и апрельской шляпке.

— Здравствуйте, доктор, — обратилась к нему миссис Кинг, — а я уезжаю. Сейчас за мной заедет муж и повезет меня в Вирджиния-Бич. Я встречу его внизу, чтобы ему не пришлось меня дожидаться.

Врач взглянул ей в лицо, глаза ее были ясными и счастливыми, как у ребенка. Сиделка делала ему знаки, что все идет как надо, поэтому врач просто поклонился и сказал, что погода нынче чудесная.

— Да, день выдался на славу, — ответила миссис Кинг, — но сегодняшний день — пусть бы даже лил дождь — все равно был бы для меня самым прекрасным.

Врач посмотрел ей вслед с недоумением и легкой досадой. Зачем понадобилось затягивать этот обман, думал он. На что они надеются?

Увидев доктора Пири, он задал ему этот вопрос.

— Мы пытались сказать ей правду, а она рассмеялась и обвинила нас в том, что мы все еще проверяем, здорова ли она, — ответил доктор Пири. — Вот пример, когда слово «немыслимо» можно употребить в прямом смысле — ее мозг отказывается воспринимать мысль о смерти мужа.

— Но не может же так тянуться до бесконечности?