— Дай спички! Выпить нечего. Соль есть?

Набор просьб известный, ничего новенького. Но тут нечто свежее, должно быть, рекламы насмотрелся:

— Бороды брить будем? Это мы, парикмахеры, двое в одном флаконе.

И затем все громче и угрожающе:

— Открой! Ох, не доведись тебе испытать русский бунт, бессмысленный и беспощадный!..

Совсем из другой оперы, а может, из той. Но фотограф малость струхнул. Чего это там? А вдруг и впрямь понеслось? Но почему же его — первым? Даже без объявления по телевизору. Нет, ни за что не открою. Сосед между тем пристроился топором щели наводить. И тут… тут случилось нечто странное. Вроде бы колокольный звон раздался, а может быть, померещилось им обоим. Но Рождество есть Рождество, всякие чудеса бывают. Фотографа что-то по голове стукнуло посильнее топора. А тот, другой, трезветь начал. Дверь чуть ли не сама собой открылась.

— Заходите, — сказал фотограф. — Давненько мы с вами не общались. А общение с людьми есть наш христианский долг.

— Толково сказано, — отвечает притихший сосед. И топор у порога ставит. Потом изрекает, словно кто-то слова эти в его уста вкладывает:

— Господь хочет собрать нас воедино, лукавый же старается отделить нас друг от друга.

— Ах, как хорошо замечено! — говорит фотограф. — Сейчас чайку поставлю, — и тут же добавляет едва ли своими словами:

— Единство, исходящее от сердца одного к другому, направляется к единому центру — к Богу, ибо единение между людьми и есть жизнь, разделение же — смерть…

Чудная у них потекла беседа, необычная. Лица озарились, воспряли. Глаза добро излучают. Даже не подумаешь, что это те самые люди. Уже и не одинокие. Мыслящие. Проговорили так до утра, понимая друг друга. Да и расстались друзьями. Скажете, не бывает такого? Бывает. Рождество все-таки…

Включив как-то в поисках вечернего выпуска новостей наугад телевизор, я наткнулся случайно на программу Виктора Ерофеева «Апокриф» (впрочем, она уже шла, так что в отношении названия я могу и ошибиться), в которой он беседовал с поэтом Юрием Кублановским о том, почему сегодня падает рейтинг толстых литературных журналов и можно ли их как-нибудь спасти от полного краха. Поудивлявшись самому факту того, что отплясывавший еще недавно джигу на могиле советской литературы Ерофеев сегодня вполне серьезно рассуждает, как вернуть писательскому слову былой авторитет, я обратил внимание на высказывание Юрия Кублановского о том, что литература сегодня во всем мире становится хуже и что с этим практически ничего невозможно поделать.

Сказанное показалось мне довольно близким, я и сам последнее время не раз говорил о том, что уже просто невозможно не замечать столь откровенного измельчания как мировой, так, к сожалению, и нашей родной словесности, из которой, как из волейбольного мяча, словно бы дух выпустили. Куда-то вдруг исчезло из литературы стремление к глубоким темам, анализу язв современного общества, почти совсем не стало в ней гражданственной смелости, выветрились психологизм и социальные мотивы, а художественная форма либо застыла до превращения в омертвевшие известковые панцири, либо, наоборот, оторвалась в своем саморазвитиии от содержания и живет теперь, как костюм без тела… И за примерами не надо даже далеко ходить — лучше всего высказанная Кублановским мысль видна по публикациям того самого "Нового мира", в котором он как раз и работает! (Хотя, должен признать, что от перечисленных выше недостатков не свободны также и другие журналы, в том числе и патриотические.)

Анализируя причины падения авторитета сегодняшней литературы, неизбежно наткнешься на давно уже известную всем из школьных учебников истории формулу популяризаторов революции о том, что "верхи не могут, а низы не хотят", расшифровываемую в применении к литературной ситуации наших дней в том смысле, что нынешние писатели еще не могут писать свои стихи и романы по-новому, а их читатели уже не хотят читать то, что написано ими по-старому. Кажется, любому думающему над путями развития литературы писателю должно быть понятно, что настоящие искры искусства быстрее всего способны высечься именно на стыке традиционного для русской классики погружения в глубины исследуемых в произведении проблем и — привносимой авангардными направлениями тяги к модернизации художественных приемов. Однако на практике две эти тенденции (консервации духа и обновления формы) стыкуются очень неохотно. Модернисты всеми своими силами стараются навязать литературе единственно допустимую для нее задачу — развлечения читателя, изгоняя тем самым всякую возможность ее участия в духовном водительстве народа и вытесняя существовавшие ранее жанры романов и повестей какими-то, пускай даже и любопытными в формальном отношении, но выхолощенными до скукоты «текстами», а традиционалисты или же так называемые «почвенники» — шарахаются от каких бы то ни было мистических или фантастических (не говоря уже о ненавистных им постмодернистских) опытов, оставаясь, точно мухи в янтарь, вмурованными в форму уже давно поднадоевшего читателю поступательно-повествовательного изложения реалистического материала, от чего не исчезает впечатление, что все это уже было читано-перечитано и только переписывается каждым новым автором, как школьное сочинение через плечо впереди сидящего одноклассника. Вот, к примеру, передо мной восьмой номер редактируемого Иваном Евсеенко воронежского журнала «Подъем» за этот год. Начинают его — добротные, но какие-то страшно провинциальные рассказы Алексея Варламова, населенные почти «распутинскими» стариками да старухами, далее идет Надежда Середина с историями про деда, который не хотел ложиться в больницу, да про старую ветеранку, которой снится товарищ Сталин; потом — рассказ Владимира Селиверстова «Евпраксия» про следственные кульбиты титулярного советника Борщевского, роман Юрия Беличенко «Лермонтов» и так далее. Всё аппетитно и вкусно, как холодные третьеводневные макароны.

И такая картина, к сожалению, характерна не только для воронежского «Подъема», но можно сказать, что и для большинства наших патриотических изданий по всей стране. (Хотя, добавлю, журналами демократической ориентации сегодня тоже не зачитаешься. Ну достойно ли, в самом деле, уважающим себя поэтам еще и до сего дня, "задрав штаны", бежать со своей музой за мертворожденным синтаксисом Иосифа Бродского, как это делает в № 9 журнала «Октябрь» за 2001 год Игорь Вишневецкий? Читаем: "Ястреб перелетает крича / мерзлую реку, скрываясь в мглу / лилового пара; если сплеча / рубишь лозу и в уголья золу // костра невысокого — едко дымит — / бросаешь в сосульках прутья, едва / ли можно надеяться, что прогорит / каждый из них, дав тепло. Голова // увенчана шапкой…" — и так далее, я прерву цитату, ибо делать то, что делает он, можно километрами, но только какое это имеет отношение к настоящей поэзии, непонятно…)

Наверное, в силу именно этой вот неудовлетворительности литературы художественной, самыми запоминающимися из прочитанных в осенних номерах журналов материалами показались мне мемуарные и эссеистические страницы. На первом месте здесь наверняка стоило бы назвать опубликованные в девятом номере "Роман-журнала, ХХI век" отрывки из воспоминаний Сергея Яковлева о времени его работы в руководимом Сергеем Залыгиным журнале "Новый мир" и ведущейся членами его редакции подковерной борьбе за власть, но мы уже говорили об этой вещи, когда она была впервые напечатана в полном объеме в журнале «Нева» № 1–2 за этот год. А потому самое сильное впечатление осталось у меня от помещенного в журнале «Слово» (№ 5, 2001) мемуарного эссе Олега Шестинского "Тайные игры лжецов", целиком посвященного раскрытию подлинного облика "серого кардинала" ленинградских радикальных писателей Даниила Гранина и его роли в жизни (а точнее, в интригах) Ленинградской писательской организации. С не меньшим интересом прочитал я и короткие воспоминания Бориса Никольского о послевоенном Литинституте (москвичи вспоминают о Питере, а питерцы — о Москве), помещенные в десятом номере журнала «Нева» за текущий год, начинающиеся с рассказа о том, как молодые писатели сочиняли письмо Сталину о своем голодном положении, а также воспоминания Владимира Крупина "Родные половицы" в № 8 "Роман-журнала, ХХI век". Много воспоминаний о конкретных писателях Казахстана публикуется также в выходящем в г. Астана на русском языке журнале «Нива», но особенно запомнилось мне в нем эссе Юрия Таракова "Память слова" ("Нива", № 7, 2001), в котором автор пытается расшифровать значения таких слов, как Русь, Нева, Волга, Киев…