— Может быть, и коньяка? — просил Нэйт.

— Ну, если только маленькую рюмочку.

Ее муж не имел ничего против того, что леди время от времени выпьет немного спиртного. До встречи с ним Фрэнсис вообще никогда не пила алкогольных напитков, а во время их поездки, первый раз попробовав, она сразу немного опьянела.

Это лишь позабавило Нэйта. Он был человеком весьма либеральных взглядов.

— Ты можешь тоже что-то заказать, если хочешь, — предложил он Луизе, сидевшей напротив них.

Девочка сделала такое лицо, как будто хотела подразнить их, и сказала:

— Я ничего так не люблю, дядя Нэйт, как сарсапарилья.

— О да, я совсем забыл об этом, — как всегда, потворствующим тоном ответил Нэйт девочке, а затем сказал официанту: — Принесите ей хороший, большой бокал сока.

Официант ушел и вскоре вернулся с подносом, на котором стояли бокалы с разными напитками, не расплескав ни капли ни из одного из бокалов.

Фрэнсис внимательно наблюдала за официантом из вагона-ресторана, для нее все это было совершенно незнакомо. Ее удивляло здесь все, в этом современном железнодорожном составе, от мест в первом классе до той скорости, с какой ехал поезд, — она даже не успевала разглядеть ничего из того, что мелькало за окнами вагона. Единственное, что ей не нравилось, так это оседавшая на одежде угольная пыль и периодические остановки поезда. Три часа они стояли в Канзасе, когда стадо коров перегоняли через железнодорожные пути.

На нее это произвело впечатление. На протяжении нескольких дней Фрэнсис наблюдала из окна тянувшиеся бесконечные поля. А сейчас ей нравились эти пыльные ковбои, перегоняющие стадо. Она с интересом смотрела и на Додж-Сити, который они также проезжали. Об этом месте ходила дурная слава. Мимо нее промелькнули многочисленные загоны для скота и безобразные постройки, которые Нэйт называл салунами. Смеясь, он рассказывал, что в этих злачных местах мужчины обычно напиваются и просаживают все свои деньги, играя в карты. Сказанное им, да еще в шутливом тоне, приводило Фрэнсис просто в ужас, что действовало на него отрезвляюще, и он сразу становился серьезным.

Она должна была изучать эту жизнь, привыкать к тому миру, о котором она ничего не знала и в котором ей предстояло жить. Пейзаж изменился, когда они пересекли реку Колорадо и въехали на территорию Нью-Мексико. Смотря вдаль, Фрэнсис видела облака за горизонтом, но когда они подъехали ближе, это оказались высокие горы. Почва стала более каменистой. Растительность здесь также была другой: привычные широколиственные деревья сменились низкорослыми осинами и соснами.

— Здесь, как в пустыне, скудная растительность, — сказал Нэйт, заметив, что она смотрит на мелькавшие мимо изрезанные красные холмы. — Этот пейзаж очень напоминает то, что ты увидишь в Санта-Фе. Дожди здесь бывают не часто, а снег зимой обычно сразу тает, однако такая погода очень удобна со всех сторон.

Луиза посмотрела в окно, расплывшись в улыбке:

— Через каких-нибудь несколько часов я буду дома. И пусть лучше мама не пытается опять отослать меня куда-нибудь учиться, а то я сяду на лошадь и умчусь в горы!

Нэйт, закатив глаза, сказал:

— Сколько уже было школ, три?

— Четыре.

— О, Боже! — прошептала Фрэнсис. Нэйт рассказывал ей, что Луизу уже исключали из школы раньше, но она и подумать не могла, что этих школ было четыре.

Луиза вскинула голову, ее копна черных волос, обычно собранная в косу и завязанная ленточкой, сейчас растрепалась.

— Полукровки не очень-то желаемы в таких городах, как Бостон.

— Или Сент-Луис, или Чикаго, или Сан-Франциско, — добавил Нэйт. А затем он сказал Фрэнсис: — Для меня уже стало работой забирать ее после исключения из всех этих школ.

Как благородно с его стороны, думала Фрэнсис, учитывая, что Луиза не была ему даже родственницей, а всего лишь дочерью Бэлл Джэнкс, компаньона Нэйта по бизнесу. Кое-что во время их поездки она все-таки узнала, хотя ей хотелось бы знать намного больше. Как-то не удалось пока выбрать нужный момент, чтобы спросить об отце Луизы, который был команчи, и как Бэлл связала свою судьбу с вечно воюющим индейцем. Казалось, что ни Нэйт, ни Луиза не были расположены рассказывать все. Однако было очевидно, что Нэйт души не чает в девушке, она была для него как дочь, и говорили они больше о настоящем, чем о прошлом. Она, конечно, могла бы напрямую спросить обо всем, что ее интересовало, но она понимала — этого делать не стоит, чтобы не омрачить ту дружелюбную атмосферу, которая царила между ними.

— Но ведь ты знаешь, что твоя мать делает все, чтобы тебе было как можно лучше, — говорил Нэйт Луизе. — Она хочет, чтобы ты была образованной леди и чтобы твоя жизнь не была такой же тяжелой, как ее.

Пожав плечами, девушка сказала:

— Я уже читаю и по-английски, и по-испански.

В Нью-Мексико вторым языком был испанский, и Фрэнсис предстояло еще этот язык выучить.

— Но я не хочу становиться никакой леди, — продолжала Луиза. — Я хочу иметь ранчо и объезжать там лошадей.

Покачав головой, Нэйт сказал:

— Это все проклятая кровь команчи.

Он заметил, с каким любопытством Фрэнсис посмотрела на него, и объяснил, что он имел в виду:

— Команчи просто рождаются для того, чтобы ездить верхом на лошади. Это еще вопрос, кто лучший наездник в мире — воин-команчи или сиукс.

— Но я вовсе не помню ни одного команчи, — сказала Луиза. — Мне было лишь четыре года, когда мы уехали из Техаса.

— А это заложено в твоей крови, — сказал Нэйт, отпив коньяк.

Вот сейчас был как раз самый подходящий момент, когда Фрэнсис могла удовлетворить свое любопытство, и она спросила:

— Ты совсем не помнишь своего отца, Луиза?

— Его убили еще до моего рождения.

Это все, что она смогла сказать. Она повернулась и, указывая на манящий ее пейзаж, мелькавший за окнами поезда, — тянувшееся плоскогорье, проговорила мечтательно:

— Я бы хотела промчаться здесь верхом на лошади, чтобы ветер свистел в ушах и волосы развевались налету. В мире ничего лучше этого нет.

— В самом деле? А я вот никогда еще сама не ездила верхом на лошади, — сказала Фрэнсис, но ей очень хотелось попробовать.

— Не беспокойтесь. Я вас научу, — говорила Луиза, глядя то на Фрэнсис, то на Нэйта. — Я думаю, Сьюзи могла бы подойти вам. Она достаточно смирная.

— Это такая… старая в крапинку? Да, я думаю, она подошла бы, — отвечал Нэйт. Чувствуя, что должен объяснить Фрэнсис, почему он так назвал лошадь, он сказал: — В крапинку — это значит, что у лошади двухцветный окрас.

— А! — понимающим тоном отозвалась Фрэнсис.

Вчера Нэйт и Луиза долго говорили о лошадях. У них разгорелась настоящая дискуссия, какие бывают окрасы, какое качество кожи у лошади лучше, и так далее. Когда Нэйт говорил о тех лошадях, которые больше всего ему нравятся, он упомянул Кентукки, сказав, что там прошло его детство. Таким образом Фрэнсис еще кое-что узнала о его жизни. Однако от затянувшегося между Нэйтом и Луизой разговора о лошадях у Фрэнсис закружилась голова.

Нельзя, конечно, сказать, что Нэйт и Луиза говорили только между собой, не обращая внимания на Фрэнсис. В один из вечеров они, например, рассказывали ей интересные истории о Санта-Фе, который был основан за десять лет до высадки в Плимуте Роке пилигримов. Они также поведали ей о том, что едят и каковы традиции и обычаи в Нью-Мексико. Она узнала много новых испанских слов, таких, как метис, народ, идальго.

Ей обязательно надо будет выучить испанский язык, особенно для того, чтобы помогать Нэйту в его заведении «Блю Скай Палас».

Нэйт очень мало говорил о себе, даже когда они остались вдвоем. Лишь только Фрэнсис рассказала ему все о своем прошлом, и иногда ее очень беспокоило, что она так мало знает о своем муже. Она, конечно же, не хотела бы узнать какие-то неприятные факты из его прошлого, чтобы потом не казнить себя, что так опрометчиво быстро выскочила за него замуж.

А разве был у нее вообще выбор? Ей понравился Нэйт Ганнон. Фрэнсис даже подумала, что она могла бы его полюбить.