Мекканцам пришлось согласиться: «Ладно, пусть будут ангелы, но вот уж что мы тебе не уступим, так черный камень; к нему на поклонение люди сходятся отовсюду, и все они у нас на базаре покупают продукты. Нет, черный камень не отдадим. Ведь черный камень с неба упал, значит, это от Аллаха». Тут Мухаммед согласился, и все мусульмане тоже согласились, признали, что черный камень от Аллаха. И после этого Мухаммед занял Мекку, его злейшие враги оказались в числе его подданных и выставили ему свое войско.

Обратимся к психологии арабов. Мухаммед не преследовал никаких личных целей, он шел на смертельный риск ради принципа, который он сам себе создал. По существу, с точки зрения богословия ислам не содержит в себе ничего нового по сравнению с теми религиями и течениями, которые в это время уже бытовали на Ближнем Востоке. Таким образом, если говорить о теологии, то разговор выеденного яйца не стоил, и арабы совершенно правильно сделали, что не стали особенно спорить, поступились привычными культами, произнесли формулу ислама и зажили по-прежнему.

Разве в этом было дело? Дело-то было совсем в другом. Та группа, которая создалась вокруг Мухаммеда, состояла из таких же фанатиков, как он. Мухаммед был просто творчески более одарен, чем Абу Бекр или Омар. Он был просто более эмоционален, чем даже добрый Осман. Он был даже более беззаветно предан своей идее, чем отчаянно храбрый Али, и притом никаких особых выгод он лично от этого дела не имел.

Мухаммед объявил, что мусульманин не может иметь больше четырех жен, это грешно. А грешить арабы в то время очень любили. По тем временам четыре жены – это был минимум. Я не хочу быть навязчивым, но каждый из мужчин пускай подумает, четыре-то раза он менял своих подруг? Наверное, менял. А тогда, в те времена, каждая подруга считалась женой, так что надо было брать развод. Это было дело очень невыгодное, потому что брак был гражданский и развод был гражданский, как у нас, и связано это было с разделом имущества. Жены предпочитали оставаться со старым мужем, когда он брал новую жену, так им было выгоднее. И поэтому то, что он сам имел только четырех жен, – это было в общем самоограничение.

Сделал он и другое, что имело очень большое значение для арабов. Сам он был эпилептик и поэтому не мог пить вина, ибо оно на него очень плохо действовало. Поэтому Мухаммед заявил, что первая капля вина губит человека, и запретил пить вино. А арабы любили выпить, ужасно любили. Так что этот запрет сильно мешал распространению ислама.

Став мусульманами, арабы не переменились. Они садились в закрытом дворике в узкой компании, чужих не приглашали, ставили большой жбан с вином, опускали туда пальцы и, поскольку первая капля вина губит человека – стряхивали ее, а про остальное пророк ничего не сказал. Найти выход они всегда могли.

Но при этом случилось нечто очень важное. Вокруг Мухаммеда и его группы, как водяные пары вокруг пылинки, люди стали собираться в ком. Образовалась община людей, объединенных не привычным образом жизни, не материальными интересами, а сознанием единства судьбы, единства дела, которому они отдавали свою жизнь. Это то, что я называю консорция — от латинского слова sors – «судьба». Люди, включенные в консорцию, – люди одной судьбы.

Взрыв этногенеза, вызвавший к жизни мусульманский мир и его религию ислам, прошел в широтном направлении и захватил, кроме Аравии, Индию, Китай, Корею и Японию. О двух последних мы говорить не будем, ограничив наше внимание Евразией.

Итак, что же произошло в VI в. с этими странами?

О начале арабского этногенеза и сложении первичной консорции сторонников Мухаммеда мы уже говорили раньше, и довольно подробно. А теперь рассмотрим эту тему в интересующем нас сейчас аспекте.

После того как Мухаммед достиг компромисса с мекканцами, они признали проповедуемую им веру ислам. Перед самой своей смертью он написал два письма, то есть не сам написал, а продиктовал, потому что он был неграмотен. Одно византийскому императору, другое персидскому шаху с требованием принять веру ислам. Византийский император оставил письмо без ответа: о чем там разговаривать с этим дикарем. А персидский шах написал очень ехидный ответ. Тогда Мухаммед решил, что надо вести священную войну и заставить всех принять ислам. И после этого вскоре умер.

Немедленно Аравия большей частью откололась от ислама и перестала подчиняться мусульманской общине и халифу, то есть наместнику Мухаммеда – Абу Бекру. Два года пришлось подчинять в жесточайшей войне всю Аравию. Резня была жуткая. Уцелевшие были принуждены принять ислам. Причем меньше всего сопротивлялись мекканцы, которые решили, что все равно, «мы скажем, что мы ее признаем, а проверить-то это невозможно, а он от нас и отстанет». Так оно и случилось. И они поддержали мусульманскую общину: бедуинов подчинили, Йемен покорили. А после смерти Абу Бекра халиф Омар в 634 г. двинулся походом на Византию и Персию – на две крупнейшие страны того времени.

Византия насчитывала около двадцати миллионов населения. Персия была поменьше, но все-таки границы ее доходили до современных Афганистана и Туркмении. То есть две крупнейшие страны с регулярными армиями не обратили никакого внимания на этих никому не нужных и никому не страшных арабов, у которых даже и лошадей-то не было. Марши они совершали на ослах и верблюдах, а перед битвой спешивались и так вели бой.

При Ярмуке в Сирии и при Кадисии в Месопотамии в 636 г. сначала византийское, а затем персидское войско потерпели сокрушительные поражения. Арабы заняли Сирию, вторглись в Персию, потом захватили у Византии Египет почти без сопротивления. Потом достигли Карфагена, заняли его, прошли по морскому берегу до Гибралтарского пролива, в 711 г. перебросились в Испанию, форсировали Пиренеи и были остановлены на Луаре и Роне. Так велик был пассионарный подъем у арабов.

В Персии было точно так же. После битвы при Нехавенде (в Мидии) в 648 г., когда уже персидское ополчение, а не регулярная армия, было разбито, последний шах Иездигерд III бежал. Арабы захватили всю Персию, подчинили ее себе, запретили поклонение огню. Интеллигенты-огнепоклонники уехали в Индию и до сих пор там живут. Остальные персы приняли ислам. Былые аристократы Сасаниды – потомки персидской царствующей династии – в арабский период стали синонимом нищего, который ходит по большим дорогам и просит милостыню.

Из Персии арабы напали на богатейшую страну Согдиану – нашу Среднюю Азию. Такие согдийские города, как Бухара, Ташкент, Самарканд, Коканд, Гургандж, были окружены крепкими стенами, имели большое население. Прекрасные оазисы кормили население этих городов. Воины там были как будто бы и очень смелые – дехканы, носили пояса золотого шитья, великолепные сабли, у них были хорошие кони. А арабы явились туда небольшими кучками, со своими небольшими силами, и захватывали город за городом, брали его иногда обманом, а большей частью силой. Согдийцы начали сдаваться.

Спрашивается, почему богатая сильная страна становится жертвой нищего завоевателя? Очевидно, у захватчиков был какой-то дополнительный импульс. Теперь мы его знаем – это пассионарность.

С оазисами в Средней Азии они справились довольно быстро, но как только вышли в степь, то столкнулись с кочевыми тюрками и тюргешами (тюргеши – это одна из разновидностей западных тюрок). И тут их продвижение остановилось. Хотя арабы предлагали тюркам принять веру ислама, но те отвечали гордо. Хан тюргешей Сулу говорил: «У меня все люди – воины, а у вас кто? Ремесленники, сапожники, купцы. Мы же ведь этого делать не умеем, следовательно, и ваша вера нам не подходит».

А надо сказать, что кочевое население севернее Ташкента и Чимкента, в горах Тянь-Шаня, в Южном Казахстане было крайне редкое. Жили в горах Тянь-Шаня тюргеши, ягма и чигили – три племени. А в степях жили предки печенегов, называвшиеся кангар, и сама страна называлась Кангюй. Предки туркмен – потомки парфян – жили вплоть до Сырдарьи. И этого редкого населения оказалось совершенно достаточно, чтобы остановить арабский натиск.