Он сократил рацион всех, находящихся на борту, включая офицеров и дворян, до половины фунта хлеба в день, пинты воды и полупинты вина. Тем не менее болезни косили команды судов Армады – только на его флагманском корабле умерло 180 человек. Наконец, 21 сентября корабли Непобедимой Армады добрались до берегов Испании – из 135 судов, отплывших в Англию, вернулось только 67. Радость победы для Елизаветы была омрачена тяжелой утратой – 4 сентября в своем доме в Оксфордшире в возрасте 56 лет умер Лестер, всего через месяц после того, как он принимал королеву в военном лагере в Тилбери. Ходили слухи, что отправиться на тот свет Лестеру помог сэр Кристофер Бланк, который вскоре женился на его вдове, но никаких доказательств того, что Лестер был отравлен, не существовало.

За неделю до смерти Лестер написал королеве письмо с просьбой помочь его старому слуге. Она написала на полях этого листка: «Его последнее письмо». И хранила его в шкатулке возле своей постели до самой смерти. Однако Елизавета так и не простила вдову Лестера Летисию и заставила ее продать большую часть ее собственности, чтобы расплатиться с долгами Лестера казне, не принимая в расчет драгоценности, которые Лестер завещал Елизавете.

Шли годы, и сподвижники королевы Елизаветы, начинавшие свой путь с первых лет ее правления, ее ближайшие советники, так много сделавшие для укрепления ее власти, постепенно уходили в мир иной.

Умер Лестер, умер Хэттен, умер Уолсингем, Берли был стар и болен.

На смену им приходило молодое поколение государственных деятелей. Среди этого поколения выделялся Роберт Девере, граф Эссекс. Ему, казалось, сама судьба предопределила занять высокое положение при королевском дворе. Роберту Девере было всего семь лет, когда умер его отец и мальчик унаследовал титул графа Эссекса. Его опекуном был назначен не кто иной, как сам лорд Берли. Семейными узами Роберт был тесно связан с влиятельными сторонниками пуританства. Его мать была дочерью Ноллиса и после смерти отца Роберта она вышла замуж за Лестера. Сам Роберт женился на дочери Уолсингема. Имея Ноллиса дедом, Лестера отчимом, Берли опекуном, а Уолсингема тестем, он был представлен королеве, когда ему исполнилось всего девять лет. Королева хотела поцеловать его, но перепуганный мальчик вырвался. В другом случае он растерялся и забыл снять шляпу в присутствии королевы. Но ни одна из этих оплошностей не настроила Елизавету против красивого молодого человека, который в 1587 году был представлен ко двору.

Ему тогда было двадцать лет. Елизавете – пятьдесят три.

Королева отнюдь не скрывала своей симпатии к графу Эссексу. Как когда-то с Робертом Дадли, которого она сделала графом Лестером, Елизавета часто выезжала с Эссексом на прогулки верхом, на охоту. По вечерам они проводили долгие часы за карточным столом.

Елизавету очень волновала поездка Эссекса во Францию, где шла гражданская война. Она боялась за его жизнь, то и дело в письмах требовала, чтобы он вернулся в Англию. Казалось бы, все так же прекрасно, как тогда, в молодости. Но Елизавета была женщина умная, незаурядная и прекрасно понимала, что все совсем не так.

Она старела. Нет ничего страшнее для женщины. По утрам Елизавета вглядывалась в свое лицо, отраженное в зеркале, и придирчиво отмечала, что кожа, когда-то гладкая и словно светившаяся, постепенно тускнеет, становится дряблой, что увеличивается сеть морщинок вокруг глаз.

Придворные знали, что нет более верного способа завоевать расположение королевы, чем ввернуть в разговоре с ней фразочку о том, как молодо она сегодня выглядит.

Дело доходило до курьезов. В 1597 году Энтони Радд, епископ собора святого Давида, читая проповедь во время Великого поста, избрал ее темой девяностый псалом, где упоминается цифра 63. А Елизавете в тот год как раз исполнилось шестьдесят три года. И она сочла ссылку на цифру 63 намеком на ее возраст и пришла в ярость. Заметив негодование королевы, епископ поспешно стал обыгрывать цифру 666 – число зверя, намекая на главу Римско-католической церкви. Однако Елизавета не успокоилась: по окончании службы было принято, что королева открывала окошечко своей ложи и благодарила пастыря, но на этот раз Елизавета резко и громко сказала, что епископу было бы лучше держать при себе свое мнение, и добавила: «Однако, я вижу, что самые большие церковнослужители отнюдь не самые умные люди».

Все иностранцы, посещавшие Лондон и бывавшие на королевских приемах, неизменно поражались, как величественно держится Елизавета. Немец Хецкер, видевший ее в Гринвиче в 1598 году, описывал ее как «очень величественную даму» с длинным лицом, прекрасным, но уже изборожденном морщинами, маленькими черными глазами, носом с небольшой горбинкой, маленькими ручками с длинными красивыми пальцами и в рыжем парике. А вот зубы у Елизаветы, как и у всех английских дам, были черными от сахара. Королева была в белом шелковом платье, груди ее, как диктовала тогдашняя мода незамужним женщинам, оставались приоткрытыми.

Когда она приходила в свою часовню, то милостиво разговаривала со своими подданными и с иностранцами, обращаясь к ним по-французски и по-итальянски. Все они опускались на колени, когда королева обращалась к ним. Хецкер был поражен церемонией, сопровождавшей обед. Каждое блюдо пробовали прежде, чем подать на стол королеве. При этом подававшие блюдо трижды преклоняли колени. Аппетит у Елизаветы был отменный, она ела с удовольствием и плотно. Вообще на свое физическое состояние Елизавете было грех жаловаться. Дважды в неделю она выезжала верхом, охотилась на лисиц, регулярно совершала дальние пешие прогулки по паркам Хэмптокорта и других поместий, где она останавливалась.

Она по-прежнему с увлечением танцевала не только медленные танцы, но и более быстрый галлард, хотя уже избегала не совсем пристойного танца вальс, который они любили танцевать с Лестером, когда кавалер берет даму за талию и поднимает в воздух.

Елизавета теперь не уезжала в дальние поездки, как в молодые годы, но это было вызвано, скорее, не столько возрастом, сколько опасностью покушения.

С тех пор, как она в 1582 году провожала Анжу в Кентербери, когда он отплывал в Нидерланды, Елизавета не выезжала из Лондона дальше, чем в Виндзор. Хотя часто путешествовала между Гринвичем, Ричмондом, Ноксфел и Остэндом. Иногда она навещала Бергли в его поместьи в Теобальди в Хартфордшире.

Летом и осенью 1592 года королева совершила более дальнее путешествие, отправившись через Бекршир и Оксфордшир в Олдерган и Стадли Касти в Глочестершире, Вудсток и Оксфорд, где двадцать шесть лет назад ее приветствовали в университете. Как и тогда, Елизавета выступила с речью перед студентами и профессорами, очаровав их своим латинским языком и изяществом своего обращения. Когда королева произносила речь в университетской церкви святой Марии, она заметила среди слушателей стоявшего на ногах Берли, которому как-никак исполнилось семьдесят два года. Она прервала свою речь, пока не принесли стул, чтобы он мог сесть.

Елизавета обладала несомненным талантом по части ораторского искусства. Но этим ее способности не ограничивались. Она прекрасно музицировала, любила и знала литературу, причем не только английскую, но и других европейских стран.

Большим достоинством Елизаветы было то, что она никак не вмешивалась в духовную жизнь своих подданных даже в вопросах религиозных. А оказывать какое-то давление на творческие личности ей и в голову не приходило. Может, именно поэтому при правлении Елизаветы, особенно в последние годы ее царствования, в Англии появились выдающиеся драматурги, поэты и композиторы. Среди драматургов той поры достаточно назвать Марлоу, Бен Джойсона, Вебстера и, конечно, начинавшего тогда молодого Шекспира. Это поколение драматургов так и называли «елизаветинцами».

Впрочем, справедливости ради надо признать, что в этот последний период правления Елизаветы не все в Англии обстояло благополучно. Летом 1594 года в мае, июне и июле шли сильные дожди. После короткого перерыва в августе дожди с новой силой полили в сентябре, погубив урожай, в результате чего цены на продовольствие резко подскочили.