Наконец можно открыть рот и сказать:

— Пора!

Включается гравитация сразу, отключается постепенно, как бы тает. Нагрузка меньше, еще меньше, сползают с тела невидимые двойники.

Уффф!

Долг выполнен. С чистой совестью можно лежать и дышать, лежать и дышать, потирая саднящие ребра. Дышать полчаса или час. Потом радио сообщит «эфемериды» — данные о новом положении Их-Луны и Астреллы — и можно будет прикидывать маневр: как с наименьшими затратами энергии и времени выйти на исходную позицию для следующей атаки.

А в результате: «Агентство Печати Южной Федерации уполномочено сообщить, что гравитационная атака прошла успешно. Луна получила приращение скорости, равное 47 метрам в минуту, соответствующее расчетному заданию. Команда Астреллы чувствует себя хорошо, настроение бодрое».

«АПЮФ уполномочено сообщить, что вторая гравитационная атака прошла успешно…» «…третья гравитационная атака прошла успешно…» «…четвертая…» Так вплоть до десятой, тоже успешной. Осталась последняя, одиннадцатая, отделочно-шлифовочная, даже не очень обязательная, в сущности говоря. Спутник Вдага уже находился на новой орбите, нужно было только подровнять ее, уменьшить эллиптичность.

Десять атак прошли безукоризненно, не было основания бояться одиннадцатой. Но статистика говорит, что аварии чаще всего бывают в последний час работы, перед въездом в гараж в особенности. Зрение устало, внимание притупилось, движения менее точны, а бдительность уже снята. Основное позади, и кажется, что позади все. И тут-то…

Десять раз автоматика срабатывала безупречно, дежурные выдержали десять атак. Но машины и машинисты снашиваются в работе. Ни один из четырех помощников Здарга не выдержал десяти атак. Двое лежали в больнице, двое отпросились на отдых. Здарг и сам чувствовал себя усталым, но не решался передоверить управление другим.

— Ты должен беречь себя для Вдага, — уговаривала Ридда. — Найди подмену. Не хочешь? Тогда я сама полечу с тобой. Ты нуждаешься в заботливом друге рядом. Мужчины так невнимательны.

Ридда умела быть настойчивой. И в результате оказалась рядом со Здаргом в полете.

«Пусть попробует, — подумал Здарг. — Посмотрю, как она там проявит внимательность при десяти «же».

Началось обычно. Тяжко по-обычному. Здарг сказал «пора!», автоматы включили тяжесть, навалили на рулевых невидимые грузы.

Скосив глаза, Здарг заметил, что соседка его бледнеет.

— Дыши, Ридда. Кислородом дыши чистым. Ни о чем не думай. Командуй себе: «Вдох — выдох, вдох — выдох!» Терпели, поглядывая на часы и на растущую Их-Луну. Но сегодня терпеть было труднее, минуты ползли медленнее.

Здарг думал, что не следовало брать с собой Ридду. Но кого?

Все одинаково — новички.

Как назло, полет был беспокойный, шлифовка орбиты требовала маневра, поворотов, включения и выключения. Вычислительные станции Вдага все время вносили поправки: «правее на полградуса», «левее на два градуса». Перемены утяжеляли самочувствие. И так перегрузка, еще позу менять!

Наконец лунный силуэт сползает вправо. Горизонт вышвыривает горсти звезд, словно сеятель из лукошка. Последние минуты.

— Здарг, слышите меня, Здарг? Прибавьте гравитацию.

До предела выносливости. До двенадцати «же», если сумеете.

— Есть до двенадцати.

Так было задумано, так запрограммировано. Под финал Астрелла проходит как можно ближе к лунному экватору, чтобы раскрутить Их-Луну, уменьшить сутки, укоротить двухнедельные дни и ночи.

Еще два невидимых садятся на ребра, рот затыкают подушкой.

Хриплый стон справа. Ридде плохо. Не надо было брать с собой женщину, не следовало.

— Риддушка, кислород! Вдох — выдох!

— Здарг, слышите меня? Отключайте гравитацию. Поздравляем с полнейшим успехом.

— Вас понял. Гравитацию отключаю.

Нажал кнопку и глаза закрыл устало. Все. Испытание позади. Полнейший успех. И сейчас будет легче.

Но легче не становится. Секунды текут и текут, а грузы лежат на груди, вдавливают в ложе.

От переутомления тяжко, что ли? Поискал глазами прибор.

Ого, почти тринадцать «же»! И стрелка упорно ползет вверх.

Механизмы, как и механики, снашиваются в работе. Десять атак выдержал контакт, на одиннадцатой отогнулся.

А может быть, техник проверил десять раз, а на одиннадцатый понадеялся на авось. Столько раз сходило, неужели не сойдет еще разик?

— Правый, бери на себя управление. Отключай гравитацию. Белую кнопку, Ридда!

Зашевелилась, захрипела. Кажется, вымолвила:

— Есть белую.

Если бы не усталость, если бы не перегрузка, мгновенно заметил бы Здарг непорядок. Но при перегрузке и мысли ворочаются еле-еле: «Сейчас отпустит. Ну же. Не легче. Почему? От нетерпения? Или Ридда не нажала кнопку? Ридда! Не отвечает. Почему? Глаза повернуть надо. Ну!» Свесив отяжелевшую голову, Ридда лежала в глубоком обмороке.

«Сам нажми! Самому надо!» Надо! Надо было переползти на соседнее ложе, отодвинуть Ридду и достать белую кнопку, чтобы спасти Луну, Астреллу и себя. И Вдаг обезопасить от случайностей.

Нажать кнопку. В обычных условиях секундное движение.

При тринадцати «же» — подвиг.

Обессилевшее тело просило покоя, но надо было дотянуться до кнопки, надо. И шла борьба воли и тела. Девяносто своих килограммов и еще тонну, добавленную гравитацией, тащил Здарг через жесткий край своего ложа. Руки, весом в два пуда каждая, упер в бок Ридды, чтобы сдвинуть ее тело: семьсот кило. Напрягся, надулся, не сумел. Уткнулся еще и чугунной своей головой, двухпудовой гирей с налипшими на лоб волосами, столкнул своей тонной семьсот кило Ридды, руку двинул к белой кнопке. Не достал. Еще подтянуться нужно было. Собрал силы, поволок тело. Кровь потекла из носу, из ушей, глаза застлал багровый дым. «Как бы не ошибиться, цвет кнопки не спутать». Разлепил набрякшие веки… «Эта? Эта белая? Почему-то краснеет она… Нет, именно эта, судя по тому, что сползают со спины, как одеяла, слои добавочной тяжести».

Здарг еще подумал, что теперь он имеет право потерять сознание. И потерял.

Заботливая Ридда отделалась синяками, а Здарг пролежал в больнице несколько месяцев с кровоизлиянием в мозг.

Опасались, что он не выживет, потом опасались, что утратит работоспособность, силу ума. Здарг все вынес, выкарабкался, даже времени потерял не так много, встал с койки с запасом новых идей.

А пока он лежал, началось освоение приобретенных гектаров. Луна работала исправно, нагоняя приливные волны на сухие пески, камни и глинистые площадки, накидывая на них водоросли, бурые, оливковые, серо-зеленые и яично-желтые.

А потом клокочущие воды по каналам и канавкам, разбегаясь по склонам, впитывались в почву, облизывали сухую серую пыль. Бежали и рокотали, наполняя жизнерадостным лепетом безмолвные издревле равнины. И проклевывались первые росточки, нежные, крохотные, неловкие, как младенцы, еще не научившиеся ходить. И с умилением смотрели на них бывалые хлеборобы, как смотрят взрослые на заплетающиеся шажки годовалого ребенка.

И вдруг:

— Здарг приехал! Сам Здарг!

— Эй, народ, Здарг в гостях у нас!

— Спасибо, Здарг, большущее спасибо!

— И от меня спасибо!

— И от меня! Можно я поцелую вас, Здарг?

Мозолистые в песке и мазуте руки жмут крепко. Тысячи рукопожатий в час, в каждом поселке рукопожатия. Даже у могучего Здарга болит ладонь, болит правая рука, болит плечо от дружеских ударов. А новоселы все идут и идут с протянутыми руками.

— Спасибо, Здарг! Большущее спасибо!

И это кульминация, венец жизни Здарга, вершина достижений.

Очень хотелось бы тут и закончить жизнеописание этого замечательного нечеловека, завершить повесть торжественным аккордом.

Но у нас, биографов, неприятная обязанность. Мы вынуждены писать книги с грустным концом, после кульминации рассказывать о спаде, после высших успехов — о полууспехах, ошибках, неудачах, после победы — о мелких поражениях, после удивительных взлетов — о заурядной хилости, вплоть до того неизлечимого недуга, когда врачи признаются, что медицина бессильна. Сколько бы ни было побед в середине, в конце — неизбежное поражение. Надежды, букеты, а в эпилоге — слезы. Что-то пессимистическое есть в самом жанре биографии. Видимо, таково свойство личной темы: хотя история продолжается, идет вперед, личность-то сходит со сцены.