Он кинул клич. Призвал в космос жаждущих уединения и жаждущих спорить о формулах и рифмах, всех, вынашивающих идеи, многообещающих и обещающих.
И к нему, обеспечивающему условия для творчества, потянулись тысячи и тысячи желающих творить… и желающих обеспеченных условий.
Шли изобретатели, намеренные прокормить и облагодетельствовать все население Вдага. Шли медики, обещавшие лекарство от всех болезней и вечную молодость заодно. Шли физики, угадавшие новые свойства веществ, и химики, угадавшие новые вещества. Шли непризнанные поэты и признанные переводчики, конструкторы, режиссеры, математики, селекционеры, изголодавшиеся по творческому труду… и просто изголодавшиеся.
Здарг сам отбирал кандидатов. С прошлыми заслугами и званиями не считался: сказалась его давнишняя неприязнь к обрядовой защите рефератов. Требовал обширных знаний — можешь отвергать и опровергать корифеев, пожалуйста, но знать опровергаемое обязан. Требовал масштабности, размашистых идей.
— Ты пригреваешь нахалов и пустозвонов, — говорила Ридда. — Болтунов берешь, честным работягам указываешь на дверь.
— Скромность — украшение девушки, а не ученого, — смеялся Здарг. — Мне не нужны робкие крохоборы, верные последователи авторитетов. Да, скромники не подведут, выполнят обещанное, но они обещают так мало.
— А нахалы обещают так много, но не сделают и сотой доли.
— Этого вполне достаточно, Ридда. Если мы один процент обещанного выдадим на-гора, Астрелла оправдала себя.
И он продолжал набирать непризнанных гениев… а также прожектеров и обманщиков.
Здарг утешал себя тем, что в дальнейшем всех, не оправдавших надежд, он переведет в сферу обслуживания. Обслуживающих требовалось немало на Астрелле. Ведь вдохновенных творцов надо было вкусно накормить, одеть, согреть, умыть, обеспечить светом, столом, бумагой для записи гениальных мыслей. А научным гениям нужны были и помощники: лаборанты, вычислители, чертежники. В общем по два обслуживающих на каждого сочиняющего.
Среди обслуги много было и женщин, преимущественно молоденьких, хорошеньких. Семейных Здарг не хотел брать; это означало бы привозить детей, «умножать несамодеятельное население». Все равно дети появились. Не думаю, что молодые уроженки Вдага намеренно рвались на Астреллу, «чтобы устроить свое счастье». Девушки Вдага не склонны к циничному расчету, просто их тянуло в общество знаменитостей.
Они вертелись на глазах у прославленных, старались привлечь их внимание… и счастье устраивалось само собой. В результате уже через год на Астрелле оказалось несамодеятельное население ясельного возраста. Здарг был несколько смущен процентом демографического прироста, но высылать матерей с младенцами не решился. Примирился с голосом природы, объявил о создании на Астрелле экспериментального центра педиатрии и педагогики.
Но это было позже, когда Астрелла уже плавала между планетами.
За год с небольшим Астреллу удалось превратить в заповедный сад творчества. Жаждущие уединения получили уединенные усадьбы с гротами, беседками, говорливыми ручейками, задумчивыми прудами. Жаждущие выяснять истину в споре получили помещение в пансионате, где в многочисленных залах поэты нараспев читали стихи, а математики щелкали мелом, выписывая формулы на досках. И архитекторы соревновались, рисуя интерьеры, обеспечивающие сосредоточенность; врачи-диетологи составляли идеальные диеты для мозговой деятельности, врачи-психологи вели наблюдения, искали закономерности вдохновения, заполняли истории талантов.
Тогда-то дежурный астроном и заметил слепящие блестки на красновато-сизом диске Вдага — взрыв ульда-мин.
Война была кратковременной и страшной. Сотни городов были сожжены и сметены взрывами, миллионы гектаров загублены ядами, радиоактивными и нерадиоактивными; десятки миллионов сапиенсов, этих неразумных носителей разума, погибли в огне, а в дальнейшем от голода и эпидемий. Угроза полного уничтожения цивилизации Вдага стала реальной, и угроза эта заставила наконец сапиенсов взяться за ум. Силы мира победили, пока еще не во всех странах и не окончательно, но самые воинственные генералы были смещены, взяты под стражу жадные любители чужих акваторий и территорий. Начались переговоры о всеобщем мире.
Для Астреллы все это прошло стороной. Космические пространства обширны. Прежде чем Астрелла успела развернуться да набрать скорость, да преодолеть миллион километров и еще десять миллионов, и еще сто миллионов, и еще сто, война завершилась. К тому времени, когда красноватая звезда превратилась в глобус на небе Астреллы, соплеменники Здарга уже начали топить и плавить оружие. Жизнь медленно налаживалась. Велись переговоры об объединении всех народов Вдага в одно государство. Кто-то еще интриговал, саботировал, разрушал и составлял коалиции, кто-то грозил, намекая на некое тайное оружие. Но это были разрозненные реликты старого мира. Цивилизация Вдага была спасена.
Культура была спасена в масштабе планеты. Далеко не все носители культуры спаслись персонально. Многие таланты и знатоки всех категорий были сожжены, отравлены, похоронены под развалинами, бежали из Южной Федерации в Северо-Западную, из Северо-Западной в Южную, томились за колючей проволокой в лагерях для военнопленных или перемещенных, рыли гнилую картошку, корки выпрашивали. И даже те, кто сохранили дом и жилье, разве занимались творчеством?
Проводили ночи в очередях, чтобы отоварить карточку, собирали щепки для самодельных печурок, меняли мебель на старые штаны, а штаны на кулек муки. Какая тут наука? Инженеры чинили керосинки, химики торговали кустарным сахарином. И тут, представьте себе, внезапно является с неба громогласный космический архангел с курчавой бородой, приглашает в астрономический рай, где сытно, тепло, светло, бумаги дают без счета, энергию отпускают не по лимиту: профессору — на одну электрическую лампочку, академику — на две, за особые заслуги.
В ту пору и пришла на Астреллу вторая, главная волна поселенцев, в том числе и Ласах, чье имя стоит третьим под меморандумом Астреллы, а также Гвинг и Бонгр, о них речь впереди.
Приняв на борт тысячи три талантов разных категорий, космическая яхта Здарга ушла в новый рейс. Глобус с мазками облаков снова стал красноватой звездой, страдания его — радиосообщениями. Новых поселенцев надо было устроить, предоставить всем уютные каюты и уголки для вдохновения, оборудовать им лаборатории, прикрепить обслуживающих.
И эти женились, находя свое счастье, и эти радовались покою и сытости, рождали детей, отдавали их в педологический центр… Наконец все разобрались, надели белые или синие халаты, уселись за свои столы, взяли стило и скальпели в руки.
И тут как снежная лавина на голову: «…Академия поздравляет вас и предлагает все бросить, Астреллу освободить от пассажиров, изготовиться к гравитационной атаке на Луну…» Кому же хочется вернуться к хлебным талонам, щепочкам и лимитам на электрическую лампочку?
Пассажиры единодушно поддержали протестующий меморандум, тот, что подписали Здарг, Ридда и Ласах.
На сцене появилось новое действующее лицо. Ласаха надо представить.
Как изобразил его анапод? Удлиненное лицо, выпяченные толстые губы, полуоткрытый рот, выпуклые грустные глаза — облик наивного философа и добряка. Пожалуй, наивным Ласах не был в подлинной жизни. Но добряком был. Ведущей чертой характера была у него доброта.
В юности Ласах хотел стать священником, поскольку религия Вдага, как и христианская, прокламировала всепрощение, утешение, милосердие. Но на самом деле и там все сводилось к словам: несчастным выдавались векселя, подлежащие оплате на том свете. Ласах же хотел любить ближних всерьез, делать добро живым, а не мертвецам. Разобравшись в пустословии церкви, он перешел с богословского факультета на безбожный медицинский. Возложил надежды на психиатрию, точнее, на психотерапию — лечение словом.
— Доброе слово дороже денег, — говорил он Бонгру, своему другу-однокашнику и антиподу.
— Был ты попом, попом и остался, — язвил тот.