и рифленого железа, похоже, в любой

момент готовых рухнуть и рассыпаться на

куски...

из книги(8)

Прежде чем попасть в мастерскую Шуйского, надо было пройти темным коридором, обязательно натыкаясь при этом на всевозможные полезные в хозяйстве вещи: на широкие лопаты для чистки снега, достоинство которых прежде всего в том, что при падении они издают шум гораздо меньший, чем лопаты обыкновенные; на грабли, ценные тем, что в темноте с помощью одного движения ноги их легко отличить от лопат; наконец, любители остренького, если им по какимто причинам не подходили грабли, могли наткнуться и на лом. Лом стоял в некотором отдалении, как аристократ, и падал только при самых исключительных случаях, которых, впрочем, в последнее время становилось все больше.

Но имелись в подвале и такие места, куда люди, включая Шуйского, предпочитали не ходить вообще. Если пройти по коридору дальше, не поддавшись искушению заглянуть на огонек в столярную мастерскую, то непременно упрешься в груду списанных парт. Но плотно прижавшись к сырой стене, наиболее настойчивые пройдут еще несколько шагов. Потом, вроде бы, следует повернуть налево, в другой ...Э-э ... в другой коридор, где гуляет такой сквозняк, что, по слухам, немедленно гаснет не только спичка или свеча, но и электрический фонарик.

Куда ведет этот второй коридор - в точности не знал никто. Версий же было множество. Среди них преобладали исторические, учитывая то, что здание гимназии было построено в конце девятнадцатого века и в нем поочередно размещались купеческий дом, губернская чрезвычайная комиссия, интернат, госпиталь для солдат и офицеров вермахта и средняя школа No99.

Говорили даже, что под гимназией начинается / а может заканчивается/ подземный ход. Правда, понять - куда он в таком случае ведет - было непросто. Поверившим в само существование подземного хода выбирать приходилось из заброшенной каменоломни, полуразрушенной крепости и, конечно же, из старого городского кладбища. В свое время об этом говорили так много, что не было возможности слухи проверить. Все время тратилось на болтовню. Кроме того, людей смущало отсутствие разговоров о спрятанных кладах. Точнее, разговоры заводились, но толку от этого было мало. Странное дело, слухи о кладах упорно не приживались, а охотников просто так прогуляться под землей и достигнуть, наконец, заветного места назначения - кладбища, было меньше, чем один. Постепенно о подземном ходе стали забывать. Процесс шел быстро, возможно потому, что был естественен. Никто не был заинтересован в том, чтобы о подземном ходе забыли навсегда. Тем более, если его не было вообще.

Людей интересовали вещи куда более актуальные - повышение цен на электроэнергию, фактическое двоеженство одного высокопо ставленного городского чиновника, строительство бензоколонки на территории детского парка... Не говоря уже о избирательной системе в США. Тут не до подземных ходов. Вот если бы высокопоставленный чиновник тайно пробирался под землей от одной жены к другой тогда другое дело. Но скрываться он не собирался. Иначе бы его популярность резко пошла на убыль. В общем, о подземном ходе благополучно забыли, так и не выяснив - есть ли он вообще.

Даже Шуйский не проявлял никакого интереса. Лазить по темным пыльным, продуваемым сквозняками коридорам было не так увлекатель но, как сочинять и записывать песни. Тем более, что Шуйский ко всяким будто бы таинственным вещам относился равнодушно. Так что после известия об исчезновении Олега Мохова до определенного момента о подземном ходе даже не вспоминали. Помог случай. Шуйский сидел на верстаке и подбирал рифму к слову "крот". Aрод...род...рот...оборот...огород.., пока в голову не пришло слово "ход" Не самая лучшая рифма, но для столярки подойдет, тем более что по смыслу неплохо. Крот - подземный ход... Вот тут-то Шуйский вспомнил о том, что могло быть у него под боком и обругал себя предпоследними словами / последние берег на крайний случай/. Судя по тому, как отзывались об исчезнувшем ученике педагоги, Мохов мог сделать и такую глупость тоже . На поверхности земли он уже примелькался, всем наскучил. Почему бы, если такое дело, не углубиться? В памяти Шуйского всплыла позавчерашняя сцена с приглашением его к телефону, когда в столярке появился гимназист с красной повязкой на рукаве. Не Мохов ли?

Надо сказать, Шуйский, пребывая на другом уровне, в подполье, практически в другой реальности, гимназистов в лицо знал плохо, так что вопрос неудивителен. Пришлось выяснять - как выглядел пропавший. И не он ли дежурил позавчера? Оказалось, что он, и это вызвало у Шуйского чувства, которые некоторые бы назвали противоречивыми. Но и тогда желающих поверить в то, что Мохова надо искать за грудой списанных парт в гимназическом подвале нашлось немного. Физрук Юрий Павлович решительно отказывался верить в существование подземного хода. Но ему было простительно. В прошлом он занимался греблей, был рулевым и комплекцию имел соответствующую, миниатюрную, весил килограмм пятьдесят. И однажды с ним случилось недоразумение. Уже после того, как он покинул большой спорт, он честно приобрел боязнь замкнутого пространства. Тогда Юрий Павлович, проявив недопустимую в его положении неловкость, прямо на уроке застрял в шведской стенке, но и в этом виде на похороненную в кремлевской стене персону походил мало. Собственно, такой задачи Юрий Павлович перед собой и не ставил, и это немного утешало. Однако, если отбросить на время всеразъедающую иронию, то следует сказать -физрук испытал тогда самые гадкие чувства, - беспомощности, растерянности и, конечно, жуткого стыда перед застывшими от изумления учениками, которые от неожиданности даже засмеяться не могли. Но Юрий Павлович, как настоящий спортсмен, призвал на помощь все резервы своего организма, вырвался из капкана и, представив все произошедшее шуткой, довел урок до конца. Но неприятный осадок остался навсегда. В общем, он считал, что Мохов как человек хотя бы отчасти разумный, в подземный ход не полезет, следовательно и нет никакого хода. Логика физрука поражала своей стройностью.

Директор гимназии Мирослав Афанасьевич Ходунов не верил в существование подземного хода по другой причине - исключительно по служебной необходимости. Во вверенном ему учебном заведении такого безобразного излишества просто не могло быть. В уставе гимназии, утвержденном городской администрацией с первого раза, подземный ход не упоминался даже косвенно и, следовательно, вера Мирослава Афанасьевича имела документальную основу.

Оскар Александрович тоже вначале не воспринял предположение Шуйского всерьез. Но затем, в течении какого-то получаса, проникся этой новой идеей и стал ее твердым сторонником. Может быть потому, что человеку, даже если он Бург, обязательно надо во что-нибудь верить. Иначе его жизнь пуста и бессмысленна. Подземный ход, в таком случае, не самый плохой объект для приложения своей веры.

- Ну что, пошарим в подвале? - спросил Шуйский, хотя все было уже давно решено.

Шел восьмой час вечера. И сам Шуйский, и Оскар Александрович успели сбегать домой - поужинать, запаслись фонариками и вернулись в гимназию уже тогда, когда ночной сторож Леха, широко зевая, закрывал двери на ночь.

Никто кроме самих участников поисковой экспедиции о предсто ящем походе не знал. Оба не спешили делиться этим даже с родными, чтобы не выглядеть окончательными дураками. Сами до сих пор до конца не верили в то, что ход существует. Но даже если бы Оскар @лександрович решился рассказать жене о том, что собирается делать вечером - она бы никогда не поверила. Не то чтобы Бург часто давал повод ему не верить. Просто срабатывало традиционное мышление. Вся мировая литература основана на супружеских изменах, а сюжеты, если литературоведы не врут, в книгу попадают обычно из жизни. Иногда происходит и обратный процесс, что тоже Татьяну Михайловну Бург не радовало. В общем, в последние часа два Оскар Александрович был молчалив и сосредоточен, на Мохова уже не злился и воспринимал его несколько отвлеченно, как будто бы в самом деле тот был литературный персонаж. После чего и Оскар Александрович автоматически мог стать с ним в один ряд. Настоящий О.А. Бург , в таком случае, превращался всего-навсего в прототип, а подземный ход должен был искать опять-таки литературный герой. Но это было бы уже слишком. Ничего подобного Бургу в голову придти не могло. Так что отрешенность преподавателя химии проще было бы объяснить нервной усталостью. Но еще лучше - совсем ничего не объяснять.