И вот этим «Трем Великим Л» под страхом смерти было запрещено работать на кого-либо, кроме молодого короля. Людовик повелел им создать в самые короткие сроки дворец еще более роскошный, пышный и грандиозный, нежели замок Во, который они возвели для Фуке. Троица была одновременно и напугана, и восхищена столь грандиозным заказом от величайшего заказчика Франции.

Уже к весне 1662 года около деревни Версаль, что под Парижем, начали возводить самый блистательный дворец Европы – Версальский. Вокруг дворца волшебник парковой архитектуры Ленотр разбил огромный парк. Там клинья оставленного природного леса перемежались с только что посаженными деревьями, подстриженными по последнему слову парковой моды. Между ними вились дорожки, освещенные ночью, как днем, на пересечении их фонтаны устремляли ввысь свои струи. Но существовал и иной парк – приватный, скрытый от посторонних глаз. Там темные аллеи предлагали уединенные уголки и питые беседки, способные удовлетворить вкус молодого короля к любовным интрижкам.

Что ж – Соня оторвалась от книги – французские короли из династии Бурбонов всегда были ненасытны в любви. Взять хоть Генриха IV, который был женат на Маргарите Наваррской, или Людовика XIV, приходившегося Генриху родным внуком, или Людовика XV – внука Людовика XIV. Все они предавались утехам любви по полной программе! Но так уж устроен этот мужской мир, что виноватыми всегда оказывались женщины – их фаворитки. Как будто хоть одна из них могла бы отказать королю?!

– О чем задумалась, Соня? – неугомонная Варвара сунула нос в книгу подруги. – Что читаешь?

– Историю Версаля. И вот что думаю: почему, если женщина полюбила короля, то она – Версальская грешница, как мадам Помпадур. А если король возжелал очередную фаворитку, так он просто Людовик Возлюбленный, как Луи XV. Это же несправедливо! Получается, что женщина, полюбив, совершает грех, а мужчина увеличивает свое реноме. Где же справедливость?

– Ах, какая может быть справедливость в любви? – засмеялась Варвара. – Лучше расскажи, что пишут о Версале.

– Дипломаты всех стран в один голос захлебываются в восхищении. Испанский посол написал в экстазе: «Мне показалось, я в раю!»

– А читала, что английский посланник выразился по-иному: «Роскошь дворца просто убивает!»

– Глупости!

– А вот и нет! – отрезала Варвара. – В Версале было ужасно холодно. По всем этим огромным залам гуляли жуткие сквозняки. Двери хлопали от ветра. Зеркала гудели от холода, а картины покрывались липким слоем от сырости.

– Но как же могли жить люди в таких условиях? Это же королевский дворец – там должен быть комфорт и уют!

– Молодому Людовику XIV никакого уюта не требовалось. Ему бы только поразить всех роскошью и богатством своего нового дворца. Он вообще был невероятно неприхотлив в быту – не мылся по полгода, мог спокойно спать в постели, кишащей клопами.

– Фу, какая гадость! Но ведь кроме короля в Версале обязан был находиться и весь его двор, как же они жили?

Варвара захохотала:

– Не поверишь! Каждый спасался по-своему. Маркиза де Рамбуйе начала носить под платьем меховые накладки из медвежьей шкуры. А супруга маршала Люксембургского в особо студеную зиму просидела все ночи в специально оборудованном портшезе, обложившись грелками. Но самое смешное, как зимовали фрейлины! Спали в бочонках, обложившись нагретыми кирпичами.

– Ну, этого не может быть!

– Может! И было в порядке вещей. Даже сам королевский медик Шарль Делорм укладывался спать на подогретые кирпичи, уложенные в шесть слоев, на голову натягивал восемь ночных колпаков, а на ноги – три пары шерстяных чулок и сапоги из бараньего меха. А что было делать? За зимнюю ночь в прекраснейшем Версальском дворце вино в графинах превращалось в лед, а в каминные трубы набивался снег. Потом, когда камины растапливали, снег, шипя, стекал прямо на блестящие беломраморные полы. При этом пламя, естественно, гасло…

Соня схватилась за голову. Вот вам и Версаль – образец красоты! Это если смотреть с фасада. Но какова изнанка жизни!..

– Откуда ты все это знаешь? – ахнула она. – Такого нет ни в одной книге.

– Конечно, нет. Кто же станет писать такое? А я все это узнала от мадам Лебоне, смотрительницы самого Версаля, когда была там года два назад. Мне даже пришлось нанять специального переводчика, чтобы все хорошенько понять.

– Выходит, все обманываются, когда смотрят на Версальскую позолоту, зеркала и лепнину? – грустно проговорила Соня. – Как же там бедная маркиза Помпадур маялась? Она же болела…

– Не горюй, твоей Помпадур повезло. Она попала в Версальские покои уже при короле Людовике XV. А тот перестроил дворец, приспособил, так сказать, к жизни. Велел поставить новые дубовые двери от сквозняков, застелить полы паркетом из лучших пород деревьев, от мраморных полов дуло ужасно. Но самое главное – велел поставить дополнительные камины. По утрам, чтобы не будить слуг, разжигал свой камин сам. Представляешь, какие патриархальные нравы были? А в апартаментах своих фавориток Людовик XV приказал поставить камины не только в спальнях, но и во всех комнатах. Именно такие покои с дополнительным отоплением и занимала маркиза Помпадур.

– Но если топили хорошо, отчего же она, бедняжка, вечно кашляла?

– Ты опять же не поверишь! Но я не вру. Это мне тоже рассказала смотрительница Версаля. Оказывается, во дворце никогда не проветривали. Больше того, боясь сквозняков, придворные приказывали плотно закрывать все двери и окна. Становилось еще хуже – приходилось жить в таком дыму, что в многолюдные дни в коридорах различались только смутные тени. Зато стоял такой запах пота и мочи, что особо чувствительные барышни грохались в обморок. Там же не было туалетов – все ходили на «черную лестницу».

– Но к чему такие мучения? Вон бедная Помпадур вечно дрожала в лихорадке, глотала всевозможные снадобья. Но ведь не помогло – на 43 году померла! А жила бы себе дома…

– Жила бы… – Варвара зло фыркнула. – Дома-то любви нет! Любовь – в стране мечты! Вот ради любви и терпела…

– А ты бы смогла жить вдали от дома ради любви? – прошептала Соня.

– Я?! – Лицо Вари как-то странно сжалось, на нем появились морщинки, и девушка выдохнула почти в остервенении. – Никогда не спрашивай меня о любви, Соня! Я, может, к чему-то и пригодна, но не к любви!

– Что ты такое говоришь? – Соня удивленно уставилась на подругу.

– Я свое счастье своими же руками порушила! – вскрикнула Варя. – Меня любил один юноша, Гастон. Такой талантливый, настоящий поэт. Да вот беда, сам-то он – француз и стихи на французском пишет. Ну а я, как на грех, языка не знаю.

– Но как же вы объяснялись? – не поняла Соня.

– Когда любишь, и так все ясно становится. Ну, я, конечно, несколько простых фраз знаю. Я его в Россию позвала, как сумела, объяснила, что я богата, будем жить на широкую ногу. И знаешь, что он мне ответил?

– Вынул франк, показал жестами, деньги – это замечательно. Потом указал на книгу своих стихов, спросил: кому в России они понадобятся? Я вопрос поняла. Действительно, французские стихи для французов. Конечно, и у нас барыни по-французски говорят. Но кто из них будет стихи читать? Они ведь только ради моды на языке Гюго лопочут, а прочесть-то мало, что могут.

– Но ведь ты, Варя, могла бы во Франции жить!

– Вот и он мне предложил остаться. Но оробела я. Одной, без языка в чужой стране?! Не решилась… А теперь каждую ночь думаю: дура я, дура!

Соня погладила подругу:

– Может, все еще утрясется? Поедем во Францию, найдем твоего поэта. Вдруг все уладится? Можно и язык выучить. Я тебе помогу.

– Да не способная я к языкам!

– Это так кажется! Ради любви люди на все способны. Вон маркиза Помпадур…

– Опять ты со своей маркизой! – в сердцах выдохнула Варвара.

– Да! Она во многом – образец для подражания. Она любила! – Соня гордо подняла голову, как будто это она и была той самой маркизой.

– Ах, отстань ты со своей дурацкой любовью! – вспыхнула Варвара и выбежала из комнаты.