Отец Кевин грузно уселся в кресло перед центральным пультом и несколькими движениями рук включил систему спутниковой связи. Предстояла ещё одна ночь рутинных наблюдений. С тех пор, как покинутый замок был избран в качестве поста наблюдателя, таких ночей уже прошло немало – сбор информации, сортировка данных, статистические отчёты и ежеутренняя связь с орбитальной станцией. Любому человеку такая работа наскучила бы, наверное, уже на второй месяц, но только не Отцу Кевину. Понятие «скука» было ему неизвестно, так как человеком он не являлся. Он был киборг – полубиологическая машина, которой лишь придали сходство с человеком на случай возникновения внештатной ситуации: необходимости выхода «в люди» – наружу. «Однако, – подумалось отцу Кевину, – подобная ситуация, слава Богу, пока ещё не возникала.» Отец Кевин невольно усмехнулся своим мыслям, последнее время ему всё больше казалось, что вместе с чертами своего прототипа, погибшего от руки отравителя настоятеля монастыря, он приобрёл некоторые его привычки и черты характера. Во всяком случае, постоянно преследующая его там и сям присказка «слава Богу» явно не соответствовала стандартному лексикону машины. «Однако к делу,»– прервал киборг свои размышления и повернулся к экранам. Предстояла долгая ночь…
…И явился на зов славный рыцарь, знаменитый сэр Бертрам из Хонка, и возопили к нему измученные горожане: – Спаси нас, великий герой! Избави нас от ужаса кромешнего!
И поклялся тут рыцарь великою клятвою, призывая в свидетели Господа Бога и всех его угодников, сколько их ни есть, что не станет он вкушать пищи и пить вина и не возляжет он с женщиной, покуда не одолеет злое чудище и не освободит замок от проклятия, дабы честные люди могли селиться окрест безбоязненно. И направил он твёрдою десницей боевого коня своего к стенам проклятого Замка.
Глубокой ночью достиг он страшного места. Цепной мост был опущен, решётка поднята, но ворота закрыты. Колдовские огни мелькали в стрельчатых окнах башен, а над самым высоким шпилем без устали крутился бледный луч. Рыцарь въехал на мост и трижды протрубил вызов…
Около трёх часов пополуночи отца Кевина отвлёк от планетарной сводки погоды резкий сигнал сканера – оптические датчики заметили приближение чужака к воротам. Почти одновременно с зуммером прозвучал душераздирающий дребезжащий вой, словно расшалившиеся подростки на мосту мучали кошку размером с гепарда. Звук повторился трижды. «Если бы я был человеком, – подумал отец Кевин, – у меня наверняка бы заболели зубы». Датчики наружного экрана, работающие в инфракрасном диапазоне, показывали некую тёмную массу на мосту, но что это такое – определить было невозможно. Впрочем, особо гадать не приходилось – очередной жаждущий славы и подвигов сумасшедший, от кончиков копыт своего коня и до макушки закованный в плохую сталь и напоминающий одну консервную банку верхом на другой, побольше.
Впрочем, такие визиты вносили некоторое разнообразие в монотонную жизнь отшельника, так что он не жаловался. Следовало, однако же, принимать меры, иначе обнаглевший посетитель решит, что бояться нечего, и может повести себя нехорошо. Монах включил сервоприводы кресла и подъехал к пульту охраны замка.
…Мертвенно бледный свет залил вдруг всё пространство и тёмная вода во рву масляно заблестела в ответ его лучам. Медленно, с ужасным скрипом, стали отворяться ворота. В молчании ждал герой на мосту, нацелив на тёмный провал ворот своё верное рыцарское копьё. И вот послышался ужасный рёв и безумные завывания. Две пары красных глаз зажглись во мраке и рыцаря обдало страшным зловонием. Из ворот показался Страж Замка. Дракон его выполз под арку и дохнул пламенем, но рыцарь не почувствовал жара, ибо закрылся от огня щитом.
– Кто посмел бросить вызов могущественному повелителю ада?! – ужасным голосом заревел дракон. – Трепещи, о смертный, ибо я пожру твою душу и она не возродится более никогда!..
Отец Кевин отвернулся от микрофона и прокашлялся. Всё-таки были в его человеческой сущности свои недостатки. Так, например, он ужасно не любил орать на заезжих рыцарей «во всё драконье горло». Однако делать было нечего: не поставишь же вместо себя автоответчик. В конце-концов кому-нибудь из рыцарей поумнее обязательно придёт в голову сравнить текст, наговариваемый ему драконом, с текстами, услышанными его собратьями по профессии. А совпадение может навести на подозрение. Поэтому приходилось несколько напрягать фантазию, чтобы как-нибудь разнообразить перебранку с каждым отдельно взятым рыцарем.
Данный же экземпляр оказался не бог весть каким собеседником. Он просто молча наклонил копьё, дал коню шпоры, и тёмная масса на экране с лязгом и грохотом ринулась на голограмму.
«Странно, – подумал отец Кевин, включая инвертор, – другим хватало уговоров. Видимо, этому не хватает мозгов…»
Бесстрашно ринулся сэр рыцарь на врага, уже видел он занесённую над ним смертоносную секиру, уже слышал он хриплое дыхание чудовища, как вдруг волею Господа оказался он стоящим на том же месте, откуда бросился в битву. Злобный хохот чудовища сотряс его душу, и он не раздумывая ринулся вновь вперёд, и снова оказался на том же месте. Трижды кидался рыцарь на супостата, и трижды возвращался обратно не своей волею, но промыслом божиим…
«Упорный, однако, тип…» – размышлял отец Кевин. Он представил себе на минутку температуру внутри доспехов и ужаснулся. Не говоря уже о безмозглом кретине, не желающем понять элементарных намёков, было чертовски жаль лошадь. Благородное животное должно было уже буквально захлёбываться собственной пеной. Поэтому монах решил, что пора заканчивать лирическое отступление.
В четвёртый раз оказавшись на том же самом месте, рыцарь в раздумье остановил коня. И помыслилось ему: «Не Господь ли рукою своею отвращает меня от битвы сией? Не есть ли сие – чудо, знак мне свыше о том, что не желанен Господу этот бой! Не совершаю ли я святотатство, идя против замыслов божиих слабым умом человеческим?!» И взмолился рыцарь в душе своей, прося у вседержителя совета и помощи. И свершилось тогда чудо великое: померк в глазах героя мир, а когда прояснились очи его, то узрел он себя сидящим в трактире с кружкой пива. И понял тогда рыцарь, что не пришло ещё время кары созданиям Нечистого. И обет его не угоден Господу.