Вторая голова отлетела еще дальше, чем первая. Поднялся одобрительный шум. На ограждении арены там и тут пестрели пятна крови от отлетающих голов. Ходили слухи, что грузные скопцы могли регулировать направление и дальность полета, изменяя угол удара, в последний момент слегка поворачивая лезвие. Иногда особо азартные зрители сговаривались со скопцами об этом.

Гимн Флоону, каким бы слабым и невнятным он ни казался, разносился по всей арене.

Конечно, существовали и худшие способы умерщвления, связанные с мучениями и пытками. Дыба, клещи, щипцы, ножи, крючья, колья, веревки с узлами, костры, каленое железо — весь этот арсенал был позднее доведен до совершенства приверженцами Флоона для того, чтобы мучить других его приверженцев, еретиков и отступников. В целом подобные пытки редко применялись в Империи, где обычно склонялись к милосердию, которое редко впоследствии проявляли приверженцы Флоона — они, по мнению крестьянина, обладали мстительностью мелких людишек, в руках которых внезапно оказалась власть. Самой излюбленной в Империи была дыба — иногда ее. ставили даже в залах суда, чтобы вытягивать признание у подсудимых. Рабов обычно растягивали на дыбе прежде, чем они давали показания — таким образом, достоверность их слов считалась доказанной. Почетом в Империи пользовались дикие звери — несомненно, из-за зрелищ, которые можно было устраивать с ними. Эти звери, измученные голодом, выскакивали на арену, движимые запахом крови и плоти, и за считанные секунды расправлялись с жертвой.

Да, отсечение голов было милосердной и быстрой казнью. Несчастные не успевали опомниться, как их головы оказывались на песке или в корзине. Удар барранга был даже более милосерден, чем смерть от страшных язвенных или каннибальских болезней, когда больной постепенно пожирал части собственного тела.

Еще одна голова отлетела к барьеру. Толпа неистовствовала.

Большинство приверженцев Флоона на арене были гражданами Империи, по крайней мере, значились таковыми. Вполне понятно, почему казнь совершалась при помощи баррангов — из замысла учредить почетную смерть, приемлемую для граждан. Кроме того, содержание зверей обходилось дорого, ведь между зрелищами их надо было кормить. Предприимчивые люди возили их с планеты на планету, устраивая игры и зрелища, показывая их в зверинцах. Иногда звери бежали с кораблей, и такие побеги бывали настоящим разорением для их владельцев. Флоон не был гражданином Империи; он погиб на электрическом стуле, или, точнее, на том, что мы называем электрическим стулом. Это орудие представляло собой подобие раскаленной дыбы. Преступлением — если его можно так назвать — последователей Флоона, казненных сейчас в цирке, был отказ возложить лавровые венки на алтарь гения Империи у входа в городскую ратушу. Эту церемонию обычно производили гражданские власти в день рождения очередного императора или в дни известных праздников — например, в день вступления в Империю федерации Тысячи Солнц. Раз в год каждый горожанин должен был прийти к алтарю и возложить на него лавровый венок, щепотку благовоний или цветы. Какой бы невинной ни казалась многим эта церемония, последователи Флоона решительно отвергали ее. Городские власти могли бы пренебречь этим, если бы не вмешались власти имперские. Поспешно был издан указ Телнарии, предписывающий проводить церемонию как род присяги на верность Империи. Когда имперские власти бывали чем-то обеспокоены, они воспринимали подобные вопросы самым серьезным образом. Каким бы абсурдным при всей незыблемости и вечности Империи это ни казалось, власти страшились внутреннего раскола или даже мятежа. В те времена у границ Империи было беспокойно. Иногда разносились нелепые слухи о попрании этих границ варварами — страшными варварами, вторгшимися на территорию Империи. То, что происходило в отдаленных районах, всегда вызывало преувеличенные слухи. Сведения, как правило, оказывались ненадежными — как видите, в этом смысле наше время не слишком отличается от времен Телнарианской Империи. Когда стало ясно, что имперские власти обеспокоены всерьез, в городах начали требовать от приверженцев Флоона исполнения церемонии. Многие из них с жаром возложили венки, по крайней мере, под надзором городских властей, другие же наотрез отказались. Это ставило городские власти в неприятное положение — получалось, что они пренебрегли имперским указом. Соответственно этому, время от времени на многочисленных планетах небольшие группы особенно рьяных последователей Флоона заключали в тюрьмы или даже публично казнили в цирках. Подавляющее большинство мирных, законопослушных флоонианцев не пострадало — им даже разрешали навещать своих соратников в тюрьмах…

Еще один быстрый удар барранга — и очередная голова отделилась от тела. На этот раз карлик ловко подхватил ее корзиной. Толпа шумела, среди шума явственно слышался звон монет.

— Ты мог бы не оказаться здесь, — сказала женщина, проходя перед зрителями по песку, чтобы связать его. — Ты сам сделал выбор.

Это была правда — он предпочел смерть кастрации. Судья ничего не поняла или же, судя по ее ярости, поняла слишком хорошо. Интересно, поняла ли ее дочь? Крестьянин решил, что да — в конце концов, в душе она была женщиной.

Карлик вперевалку прошел по песку, волоча крюк. Этот стальной предмет сильно напоминал кочергу — железная палка с пятидюймовым крюком на одном конце. Острие крюка было заточено, чтобы лучше впиваться в плоть или ткань и удерживаться в них. Карлик толкнул крюком крестьянина, и тот сердито дернулся. Несомненно, это было сделано для того, чтобы сердце жертвы заколотилось быстрее. Крестьянин подозревал, что его казнь приберегут напоследок.

Он видел, как грузный скопец дернул за волосы одного из последователей Флоона, чтобы тот поднял голову. Для пущего эффекта жертвы ставили на колени с поднятой головой, чтобы направить поток крови вверх. Иначе картина была менее впечатляющей, да и высоту кровавого фонтана было бы трудно измерить.

Крестьянин взглянул в сторону ложи. Дочь судьи читала, ее мать беседовала с мэром. Видимо, эта часть зрелищ не казалась им интересной. Вероятно, они даже считали убийство смирных, покорных, как овцы, флоонианцев отвратительным и жестоким. Однако он подозревал, что немного погодя женщины вновь обратят свое внимание на арену — даже судебный исполнитель на время отложит книгу. Интересно, станут ли они заключать пари?

Один из скопцов внезапно направился к крестьянину с поднятым баррангом, но прошел мимо. Зрители засмеялись. Карлики на крюках волокли трупы к Воротам мертвых.

Один из карликов споткнулся и выронил голову. Другой быстро подхватил ее и побежал прочь. Первый пустился в погоню, сердито крича. Это было забавно.

Но самое лучшее предстояло впереди — битвы со зверями, гладиаторские бои и тому подобные развлечения.

Один из флоонианцев неожиданно пришел в себя и побежал по арене. Толпа взревела.

— Не надо, брат! — кричал вслед ему товарищ. — Встань на колени вместе с нами! Коос не умирает! Не предавай Карша — он спасет тебя! Уповай на Флоона!

Беглец достиг барьера, попробовал взобраться на него, но безуспешно. Высота барьера позволяла обходиться даже без проволочных ограждений, чтобы защитить зрителей от зверей. Иногда разъяренные звери все же успевали выбраться за пределы арены и покусать нескольких зрителей, которые потом умирали от ран или заражения крови.

Карлики с крюками спешили к отчаявшемуся беглецу. Он пытался закрыться от ударов, но его окружили и повалили на песок, а потом протащили на крюках перед почетной ложей. Беднягу вновь поставили на место, и от удара барранга его голова отлетела на дюжину ярдов.

— Смелее, братья! — призвал один из флоонианцев. Они вновь запели гимн Флоону — дрожащими, пронзительными голосами.

Скопец приблизился к крестьянину. Он взмахнул баррангом, остановив его в нескольких дюймах от шеи жертвы, и рассмеялся. У крестьянина забилось сердце.

— Подними голову, — пропищал карлик.

Один из флоонианцев повернулся к крестьянину.