На другой день мексиканскому посольству сообщили, что его извещение о часе визита к президенту мне своевременно не доложили из-за моего отсутствия. А что касается самого визита, добавлял звонивший туда Орехов, то, независимо от этого обстоятельства, весьма сомнительно, чтобы Поверенный в делах принял приглашение, ибо Советский Союз продолжает находиться в состоянии войны с Японией. Эта версия о позиции советского посольства была позднее отражена средствами массовой информации, в отдельных случаях, как это показано выше, с серьезными искажениями.
Ни госдепартамент, ни Белый дом не реагировали открыто на этот демонстративный жест посольства. Им пришлось молчаливо принять его к сведению. При этом они, должно быть, пришли к выводу о том, что скоропалительный демарш дипкорпуса так и не дал ожидавшегося от него пропагандистского эффекта.
Отрицательное отношение советского посольства к неуклюжему политическому маневру с поздравлением Трумэна ни в малейшей степени не означало, что оно уклоняется от нормальных связей и контактов с Белым домом. Наоборот, мы постоянно стремились поддерживать и развивать их. Да и как могло быть иначе? Разве такая задача не являлась для нас первоочередной?
Поэтому уже 21 августа, когда еще не совсем утихла газетная шумиха насчет моего отказа от визита в Белый дом, я охотно принял приглашение на прием у президента Трумэна, исходившее от него самого. Пригласительный билет личной канцелярии президента – с тисненым на плотном картоне золотым орлом и каллиграфически выведенным жирным курсивом – гласил: «Президент просит Поверенного в делах Союза Советских Социалистических Республик доставить ему удовольствие своим присутствием на обеде в среду 22 августа в восемь часов вечера». Поводом для государственного банкета в Белом доме послужил приезд в Вашингтон для переговоров по ряду вопросов председателя Временного правительства Франции генерала Шарля де Голля.
Летом в Вашингтоне стоит чрезвычайная жара при очень большой влажности воздуха. Работать в таком климате тяжко. Жить тоже. Но если для меня жизнь в Вашингтоне и работа при любых условиях были неизбежными, то иначе обстояло дело с семьей. Жену с маленькими детьми следовало во что бы то ни стало избавить от неблагоприятных последствий вашингтонской жары и духоты.
Выход из положения, к счастью, нашелся. Молодая супружеская чета – третий секретарь Александр Георгиевич Хомянин и его жена Нина Ивановна Матвеева – уже не первый год снимали на лето пустующую благоустроенную фермерскую усадьбу вблизи Аннаполиса. Они предложили нам с женой разделить с ними арендную плату за усадьбу, и мы обеими руками ухватились за это предложение. Оно не только решало существенную житейскую проблему, но и открывало перспективу приятного соседства. К тому времени мы с женой уже близко познакомились и сдружились с молодыми ленинградцами. Их трехлетний сын мог составить хорошую компанию для наших малышей.
Для взрослых членов обоих семейств (исключая мою жену) дача в будние дни была недоступным райским уголком – из-за нашей перегруженности работой и изрядной его отдаленности. Но по выходным дням, начиная с субботнего вечера, на ней отдыхали – после трудной рабочей недели – и взрослые.
Попутно отмечу, что осенью решился вопрос о нашей городской квартире, которая мало подходила нам по ряду соображений и которую я рассматривал как сугубо временное пристанище. В сентябре наша семья поселилась в «респектабельном» особняке в «респектабельном» квартале на Колорадо-авеню. Сменили мы его уже на квартиру в здании посольства в мае 1946 года, когда ее освободила после переезда в Нью-Йорк семья А. А. Громыко.
4. Испытание на прочность
С момента капитуляции Японии вторая мировая война закончилась и народы земного шара вступили в эпоху мирного сосуществования. Что она несла человечеству?
Решать порожденные войною проблемы надлежало в первую очередь трем главным державам антигитлеровской коалиции – для нее это было в полном смысле слова испытанием на прочность. Успех в этом ответственнейшем деле зависел от степени их сплоченности и готовности соблюдать решения, принятые в 1945 году в Крыму и Потсдаме. К сожалению, внешняя политика западных держав уже в первые послевоенные месяцы продемонстрировала, что она далеко не всегда следует этим основополагающим решениям.
Выше я уже кратко отмечал некоторые тревожные тенденции, обнаружившиеся в американской внешней политике с приходом к власти президента Трумэна. Его тезис о руководящей роли Америки во всем мире назойливо подчеркивался как в прессе, так и в официальных заявлениях.
Одной из попыток претворения в жизнь этого тезиса явился политический нажим американской делегации – при поддержке английской делегации – на Советский Союз в ходе лондонской сессии созданного в Потсдаме Совета министров иностранных дел в сентябре – октябре 1945 года. Речь, по существу, шла о том, чтобы отодвинуть Советский Союз на задний план международной арены. Эта позиция западных держав основывалась на ложной предпосылке о том, что Советская страна настолько ослаблена небывало тяжелой войной, что не выдержит совместного напора и уступит их домогательствам. Однако они жестоко просчитались. Советская делегация оказала должный отпор нажиму, а сама сессия прекратила работу вследствие невозможности достигнуть согласия.
Характерным для новой фазы советско-американских отношений можно считать также решение американского правительства от 21 августа 1945 года о прекращении операций по ленд-лизу, в том числе и прекращении поставок Советскому Союзу.
Для Советского Союза поставки по ленд-лизу военных материалов, оборудования и продовольствия играли вспомогательную роль в ведении Отечественной войны. Достаточно сказать, что удельный вес промышленной продукции, полученной нами по ленд-лизу, составил менее 4 процентов от собственной промышленной продукции СССР за соответствующий период. Однако важность отдельных видов американского оборудования для нашей промышленности нельзя было недооценивать. Особенно неприятным было то, что этим решением не только отменялись заказы последнего времени, но и поставки по давним заказам, почти уже завершенным производством.
Понадобились длительные и упорные переговоры в Москве и Вашингтоне в течение августа – октября, чтобы склонить американские власти на отмену решения хотя бы в отношении части оборудования, уже изготовленного или находившегося в стадии изготовления. В конце концов 15 ноября соглашение на этот счет было достигнуто: касалось оно оборудования на сумму в 244 миллиона долларов, поставляемого, однако, уже не в счет ленд-лиза, а в порядке долгосрочного кредита.
Мы радовались этому, пусть и скромному дипломатическому успеху. Но радовались недолго. Пойдя в ноябре в этом вопросе на уступку, американское правительство уже в январе 1947 года эти поставки односторонним решением прекратило. К прежним актам давления на Советский Союз прибавился, таким образом, еще один, правда почти ничего не меняющий в общей картине.
Ограниченный объем книги не позволяет мне описать свое участие в волнующем митинге солидарности с испанскими республиканцами, организованном в крупнейшем зале Нью-Йорка «Мэдисон-сквер-гарден» 24 сентября Объединенным комитетом содействия эмигрантам-антифашистам. Но я расскажу о ходе другого митинга в этом же зале, состоявшегося 14 ноября.
На митинге, судя по сообщению корреспондента ТАСС, присутствовала 21 тысяча человек. Кроме того, в нем «заочно» участвовало около 10 тысяч человек, собравшихся на площади перед зрительным залом, откуда транслировались выступления ораторов.
Митинг по давней традиции был устроен Национальным Советом американо-советской дружбы по случаю двух хронологически близких годовщин – Великой Октябрьской революции и установления дипломатических отношений между СССР и США.