Митинг завершился в атмосфере всеобщей приподнятости, которой недоставало вначале из-за провокационных инсинуаций Кроу, а потом из-за хулиганской вылазки на галерее.
Провожаемые аплодисментами и крепкими рукопожатиями, мы с женой покинули зал, направляясь через холл к лифтам. И тут разразился третий за этот вечер инцидент, наиболее серьезный. Группка из нескольких мужчин, сидевших в холле неподалеку от выхода из зала, одновременно, будто по команде, вскочила с кресел и поспешно направилась в нашу сторону. Но тотчас же из разных концов холла наперерез им с еще большей поспешностью двинулось трое или четверо атлетически сложенных людей, преградив первым путь к лифтам, куда уже подошли мы с женой. Между обеими группами мгновенно завязалась рукопашная, исхода которой мы не успели увидеть. Не успели потому, что возле нас нервно засуетился здоровяк лет пятидесяти, с умоляющим видом твердя: «Скорее в кабину, господа, скорее в кабину!» При этом он своей массивной фигурой отгораживал нас от холла и чуть ли не силой заставил войти в кабину, после чего вскочил в нее и сам. Когда лифт пришел в движение, он облегченно вздохнул, вытер носовым платком свою взмокшую от пота физиономию и скороговоркой промолвил:
– Прошу прощения, господа, за мою напористость, но этого потребовали обстоятельства. Иначе вы рисковали попасть в переделку, которая неизвестно чем бы кончилась. Позвольте представиться: старший инспектор Снайдер, к вашим услугам.
Так мы неожиданно столкнулись в буквальном смысле слова вплотную с нашим главным «ангелом-хранителем». Когда лифт остановился на нашем этаже, инспектор вышел вместе с нами. На мой вопрос, что за переделку он имеет в виду, Снайдер возбужденно ответил:
– Там эти проклятые… Ну, те, что вопили с галереи. Только сейчас их набралось еще больше, и кто знает, что у них на уме? К счастью, мои ребята хорошо знают свое дело. Они давно наблюдали за ними и вовремя их перехватили. Ручаюсь вам, что их ноги больше не будет в окрестностях отеля.
Гарантия инспектора звучала обнадеживающе, но из его объяснений оставалось непонятным, где же были его бдительные «ребята» до сих пор и почему они вообще не помешали хулиганам проникнуть в отель. Но вдаваться в расспросы я не стал, и, признавая, что своими действиями, как начальника охраны, он все же избавил нас, по-видимому, от оскорблений личности в детройтской манере, если не от чего-либо худшего, я поблагодарил его за своевременные меры. Он проводил нас до дверей нашего номера и только тогда откланялся, заверив на прощание:
– Все будет в порядке, господин посол. Отдыхайте спокойно.
Но до спокойствия нам было далеко. Инциденты в ходе митинга и в холле основательно растревожили наши нервы.
Через четверть часа в номер позвонил мистер Картер и попросил разрешения зайти на несколько минут вместе с доктором Уиттекером. Вскоре я беседовал с ними в гостиной. Мистер Картер начал было с извинений за причиненное нам беспокойство, но я остановил его, заявив, что меньше всего склонен винить в чем-либо организаторов митинга, сделавших все для его успеха. Затем, говоря об истинных виновниках, я спросил, известно ли, кто они?
– А вот посмотрите сами. – Мистер Картер протянул мне одну из сброшенных в зал листовок. – Они открыто признаются в своих гнусных выходках.
В самом деле, под текстом листовки жирным шрифтом значились три фашистские организации: «Христианские социалисты», «Антикоммунистический комитет Западного полушария» и «Америка прежде всего». Листовка содержала грязные антисоветские измышления и злобные нападки на «Американское общество помощи России» – «эту русскую подрывную группу». Авторы листовки не оставляли сомнения в том, что она приурочена именно к данному митингу.
Обсуждая затем перипетии митинга, я высказал удивление тем, что в Обществе, созданном сторонниками американо-советской дружбы, подвизается, играя при этом немалую роль, такой завзятый недруг нашей страны, как «стареющий миллионер» Кроу.
– К нашему Обществу он примазался во время войны, – с сожалеющим видом ответил мистер Картер. – Видите ли, господин посол, все дело в том, что в Детройте это очень влиятельная фигура. И когда он выразил желание сотрудничать с нами, разве мы могли не согласиться на это? Ведь на словах он тогда был вполне лоялен по отношению к советскому союзнику. Ну а на практике – что закрывать глаза? – он и ему подобные не столько содействовали сбору пожертвований, сколько тормозили его.
После их ухода мне еще долго пришлось успокаивать жену. Она была настолько взволнована вечерними передрягами, что готова была уже на следующее утро улететь из «этого ужасного Детройта». В конце концов я убедил ее, что больше никакая опасность нам не грозит и что отказываться от завтрашней программы нет резона. В эту программу входила экскурсия на завод Форда и завтрак, который нам давала дирекция «Форд моторз компани».
Утром 13-го мы вместе с доктором Уиттекером выехали в пригород Детройта, где находится сердце автомобильной империи Форда – гигантский завод «Ривер-руж». И хотя последний, как и все американские автомобильные предприятия в эти дни, из-за стачки бездействовал, знакомство с ним, на мой взгляд, все же представляло большой интерес.
Я не буду останавливаться на подробностях нашей длительной экскурсии по корпусам завода, включая замерший главный сборочный конвейер, в обществе немолодого инженера-конструктора, прикомандированного к нам администрацией компании. Странная это была экскурсия по неработающему заводу…
Мрачная картина обезлюдевших цехов, неподвижных конвейеров, застывших на рельсах электровозов и выстроившихся перед воротами завода рабочих пикетов с необыкновенной наглядностью раскрывала острейшее противоречие капиталистической системы: с одной стороны, стремление капитала к безудержной интенсификации производства за счет увеличения эксплуатации рабочего, а с другой – борьба рабочего класса за свои экономические интересы.
Как я впоследствии узнал, эта стачка закончилась частичной победой рабочих.
Приближалось время завтрака. Доктор Уиттекер расстался с нами – у него были свои дела в Дирборне, – а мы с женой отправились в заводоуправление, где в банкетном зале нас ждали генеральный директор компании мистер Армстронг и его заместители, также именовавшиеся директорами.
Компания «Форд моторз» еще в довоенное время установила деловые связи с советскими экономическими организациями. В годы войны значительная часть поставок по ленд-лизу поступала в СССР с фордовских предприятий. Завязывались контакты между фирмой и нашими внешнеторговыми организациями и после войны, хотя пока и не приносили ощутимых результатов из-за неблагоприятной политической конъюнктуры в США. Тень последней в какой-то мере пала и на банкет в дирекции.
За завтраком не было недостатка ни в хлебосольстве хозяев, ни в их любезных тостах, ни в добродушных застольных шутках. Но чем ближе трапеза подходила к концу, тем чаще легкий застольный разговор соскальзывал на политическую злобу дня, в центре которой стояла «неуступчивая» внешняя политика Советского Союза. В обмене мнениями участвовали почти все директора, но ведущую роль в нем играл генеральный директор. Если резюмировать замечания моих собеседников, то сводились они в основном к мотивам давно ведущейся в США антисоветской кампании. С той, однако, разницей, что доводы фордовских директоров не выглядели непреложными утверждениями, а носили скорее черты зондажа и проверки крикливых сообщений прессы. Поэтому у меня складывалось впечатление, что вызывались они отчасти незнанием или непониманием действительных фактов, и в этих случаях я давал необходимые разъяснения.
Типичным в этом деле был такой диалог между мистером Армстронгом и мною.
– Поверьте, господин посол, – сказал генеральный директор, – сам я не очень-то прислушиваюсь к паническим воплям политиканов вроде Черчилля, с его «железным занавесом». Я, например, не принимаю на веру открытие газетных писак, что Россия готовится к третьей мировой войне, чтобы покорить всю Европу, если не весь мир. Я с должным вниманием и уважением прочел в газетах ваши вчерашние заверения в миролюбии советской политики. Но не стану отрицать, что у меня вызывают недоумения отдельные заявления русских лидеров, которые, по-моему, как раз и дают пищу для далеко идущих подозрений.