– Хорошо, Лена, но прежде я должен показать его дедушке. Тогда он, может быть, расскажет мне что-нибудь.

– Интересно, что думает об этом письме твой друг Марат?

– То же, что и вы.

Виталька улыбнулся Лене и взял письмо.

Дома с отцом сидел главный бухгалтер совхоза Иванов.

– А, юный натуралист, – сказал он, обернувшись к Витальке.

Виталька, не взглянув на него, прошёл мимо.

– Ну-ка, поздоровайся, сын, – остановил его отец.

– Здравствуйте, – буркнул Виталька.

– Поздоровайся по-людски!

Отец знал, что Виталька ненавидит Иванова, но всегда молчал. А сейчас он был чем-то раздражён и не сдержался.

Виталька набрал в лёгкие побольше воздуху и оглушительно крикнул:

– Здравствуйте!

Отец побагровел, а Иванов покачал головой и мягко пожурил:

– Нехорошо, молодой человек, нехорошо так со старшими.

Неизвестно, чем кончился бы этот разговор, если бы в комнату не вбежала испуганная Анжелика.

– Виталик, Рэма Джек покусал!

Виталька в два прыжка был на улице.

И то, что он увидел, заставило его раскрыть рот от удивления.

За изгородью на дороге огромный соседский Джек, лохматая цепная дворняга, оскалив зубы, бросался на Рэма. Рэм не убегал и не вступал с ним в драку, он только следил за ним настороженным взглядом маленьких глаз, ждал, когда Джек хорошенько разбежится, и спокойно увёртывался от него. Он с удивительной точностью рассчитывал инерцию и, казалось, забавлялся происходящим.

Анжелика вцепилась в Виталькин рукав.

– Постой ты, – отмахнулся он от неё. – Не видишь, что ли? Молодец Рэм!

Но Анжелика схватила стоявшую у крыльца лопату и кинулась к собакам.

Отогнав Джека, она взяла Рэма на руки.

Виталька только покачал головой, он уже примирился с тем, что Анжелика без конца ласкала Рэма, носила его на руках, хотя теперь это ей давалось нелегко: Рэм превратился в рослого лохматого щенка.

Рэм не ел ничего кроме сырого мяса и овощей. И всё-таки был необычайно добродушен. Ему шёл четвёртый месяц, он уже знал кое-какие собачьи команды, был щенок как щенок, только всё больше привязывался к Витальке. Стоило тому уйти из дому, Рэм скулил, царапал толстой лапой дверь, обнюхивал все углы, рыскал по двору. Анжелика следила, когда Виталька уйдёт из дому. Она тотчас перелезала через плетень – дырку, куда она прежде лазила, Виталька ликвидировал сразу же, как только принёс домой собаку, – хватала на руки Рэма и осыпала его бурными ласками. Виталька догадывался об этом, но молчал.

Во двор вышел Иванов.

– И чего ты здесь крутишься без конца? – сказал он, с неприязнью взглянув на Анжелику. – Дома своего, что ли, нет?

– А вам какое дело? – глядя в землю, сказал Виталька. – Она ко мне приходит, а не к вам. Идите своей дорогой и не лезьте, куда не просят.

Виталька знал, что Иванов ненавидит цыган. Когда-то они выманили у него полтинник.

– Я вот нарву тебе уши, будешь знать, как надо разговаривать со старшими.

– Вы только на это и способны.

– Не я твой отец, а то бы я тебя воспитал.

– Вы уже воспитали одного придурка.

– Да поумнее тебя будет. Не водится со всякой цыганвой.

– А ну, топай отсюда! – крикнул Виталька.

И вдруг раздался голос отца:

– Домой!

Виталька не заметил, как он вышел из дому и, держась за дверной косяк, слушал весь этот разговор.

Виталька усмехнулся и вошёл вслед за отцом.

Отец не спеша снял ремень.

И странно, в эту минуту Виталька вспомнил Лену, разговор о динозаврах. Вспомнил как что-то далёкое, чудесное и нереальное. Подумал о том, что в другой комнате лежит больной дедушка…

Удар ремня пришёлся по плечу и со страшной силой ожёг руку.

Второго удара не последовало. Дед перехватил занесённую с ремнем руку и швырнул отца в угол комнаты.

– Что, дал тебе бог силу? – В голосе дедушки было столько ненависти, что Виталька забыл про боль. Он знал, что дедушка не любит его отца, своего зятя, но не знал, что он его ненавидит.

– Виталька даже собаку никогда не бьёт, – сквозь зубы тихо сказал дед. – Да ты всё равно ничего не поймёшь.

– А ты разобрался, чтобы встревать? – крикнул отец.

– Разобрался, я давно во всём разобрался. Когда-нибудь и Виталька разберётся.

Дед был босой, в расстёгнутой рубашке. Он сильно похудел, ссутулился. Последнее время дед почти ничего не ел.

– Разберётся… Сильно самостоятельным стал. – Помахивая ремнём, отец вышел.

Дедушка ушёл в свою комнату и снова лёг в постель.

Виталька сел у окна и уставился на улицу. Была середина августа, скоро в школу. Листва на деревьях заметно пожухла и поблекла. Уже паучки отправлялись в полет на своих светлых паутинках. Они забирались куда-нибудь повыше, выпускали по ветру длинную сверкающую нить и уносились в синеву. Улететь бы вот так же, легко и бездумно, ни о чём не сожалея и ничего не ища. И просто лететь. Лететь в синеве…

– Что у тебя с рукой, Виталик? – донесся до него испуганный голос матери.

– Ты уже пришла, мама, – не оборачиваясь, отозвался Виталька. – Что так рано сегодня?

– Ну где же рано? Время уже. Так что же ты сделал с рукой?

– Да так, ушиб.

– Ушиб?

Мать подошла ближе, взяла его руку. И сразу всё поняла.

Она быстро отпустила Виталькину руку и больше ни о чём не спрашивала.

До позднего вечера Виталька читал Брэма. Потом до него донёсся голос отца:

– Хватит свет жечь.

Виталька сразу же погасил свет, разделся в темноте и лёг в постель. Кровать давно уже стала ему коротковата. Но сегодня не было никакого желания вытянуться. Он поджал ноги и долго лежал с открытыми глазами.

Он слышал, что все уснули, но сам заснуть не мог. Память стремительно выносила какие-то беспорядочные события. В лаборатории кто-то кричал: «Виталик, миленький, вымой, пожалуйста, колбочки!» И у Витальки торопливее стучало сердце. Ведь он не пошёл сегодня в лабораторию. Можно ли всё успеть? Виталька видел сны только тогда, когда плохо спал. Он закрыл глаза. Сон его был похож на пробуждение: медленно и величаво всходило над снежными горами солнце, свет пробивался в тёмную синеву лесов, достигал мхов и корней. Потом он увидел Анжелику. Встав на цыпочки, она тянула тонкие руки к отцовской гитаре…

И Виталька заплакал. Его разбудила давящая боль в сердце, он показался себе совсем беззащитным. Он изо всех сил прижимал к лицу подушку, чтобы никто не услышал его всхлипываний.

Его волос коснулась большая жёсткая рука.

«Дедушка», – сразу понял Виталька.

Дед присел на краешек кровати и стал гладить голову Витальки, мокрые щёки, голые плечи.

И Виталька обхватил руками шею деда, уткнулся лицом в его бороду.

Дед ничего не говорил, не утешал и не успокаивал Витальку.

Виталька не помнил, как уснул. Утром его разбудило солнце. Оно осветило всю комнату, обратило в радугу грань зеркала. Но уже не было привычной яркой радости пробуждения.

Виталька вошёл в комнатушку деда, сел на его кровать и спросил:

– Дедушка, ты видел ящера на озере в Ущелье белых духов?

Деда так и подбросило в постели. Он сел и пристально посмотрел на Витальку.

– Я во сне, что ли, говорил?

– Нет. Совсем нет, дедушка. – Виталька подал ему письмо. – Вот это больше ста лет лежало в бутылке на старой казачьей зимовке.

Дед читал письмо, осторожно держа его за уголки. Прочитал, лёг и закрыл глаза. Так, с закрытыми глазами, и сказал:

– Нет, я его не видел. Но тоже видел следы, совсем свежие. Тут всё точно написано, Виталик. И, видно, никогда его не увижу…

– Сколько же он живёт?

– А кто его знает. Сейчас он есть. Это точно.

– Возьми меня к озеру, дедушка.

Дед долго молчал, потом тихо проговорил:

– Хорошо, я покажу тебе дорогу. Пойдём.

– Ты же болеешь. Лучше потом, когда поправишься.

– Нет. На днях пойдём. Осмотри и хорошенько сверни палатку. Кроме ботинок возьми кеды и запасные шерстяные носки. Проверь ледоруб.