Ломоносов отстал от телескопа. Брызжа чернилами, записал время. Прикрыл набрякшие глаза. Было четыре часа двадцать семь минут.

Сразу отяжелели, заныли ноги, а трость дома оставил. Кое-как ковыляя и переваливаясь утицей, Ломоносов добрался до постели. Тяжело упал на бок, притих. Отдыхали ноги, отдыхала шея. Но голова продолжала работать. Итак, государи мои, что видим? Во-первых, удлинение рогов Венеры. Ни у Меркурия, ни у Луны такого не бывает. Во-вторых, при самом вступлении планеты край Солнца казался затуманенным. И наконец, тончайшее сияние. Все это может быть объяснено единственно преломлением света в атмосфере Венеры. А коль скоро эффект преломления виден на таком громадном расстоянии, то и атмосфера обладает значительной густотой и толщиной. Так ли?.. Ломоносов еще раз проследил цепочку рассуждений. Так! Если и при сходе планеты с солнечного диска он подтверждение мыслям узрит, то атмосфера на Венере истинно существует.

В седьмом часу проснулась и забегала по хозяйству племянница, ранняя пташка. Жена и дочь из гостей припозднились, будут спать до обеда. Ломоносов не утерпел отдыхать, взял трость и пошел к телескопу. Повернул трубу вслед за поднявшимся солнцем. Сел, зажмуря глаза, греться.

- Завтракать будешь, дядя Михайло?

- Кофию давай.

Матрена принесла высокий кофейник, исходящий пахучим паром. Глаза ее перебегали с дяди на телескоп. Не утерпела:

- Что на солнце разглядываешь?

- Посмотри, - снисходительно разрешил Ломоносов.

Матрена приложила к окуляру горящий любопытством глаз.

- Ой, какое громадное!.. А что это вроде бы какие-то пятнышки черные?

- Так и называются - пятна на Солнце. Италийский обсерватор Галилей их первым узрел.

- Ну да, - не поверила племянница. - На солнце пятен не бывает... Ой! А одно совсем круглое... Наверху которое.

- То планета Венера по Солнцу бежит.

Матрена отступила, испуганно крестясь. Сказала шепотом:

- По солнцу вошки ползают - что же теперь будет? Каким несчастьем знамение обернется?

- Ничего не будет. - Ломоносов засмеялся. - Далее побежит Венера своим путем.

- А ежели убьет, как господина Рихмана? Тетю Лизу разбужу!

- Я те разбужу! Ступай кашу варить, прорицательница несмысленая!

Матрена, едва не плача, убежала. Ломоносов покачал головой. Если профессорова племянница испугалась, то каково простому народу, у коего голова набита легковерием и боязнью. Кто в явлениях небесных видит божие знамение. Собственным страхом своим они наказаны за суемыслие! Хуже, однако, если статья попадет в руки людей грамотных, чтецов святого писания и ревнителей православия. Коли кругом Венеры, скажут, атмосфера обретается, то и пары на ней восходить должны, облака сгущаться, дожди выпадать. А там ручьи собираются в реки, реки втекают в моря; растения, коими животные питаются, произрастают. Люди, подобные нам, живут... А в веру Христову они крещены ли? Проповедано им Евангелие? Сие не коперниканская ли ересь, противная закону? Ломоносов зло засопел. Такие вот книжники и фарисеи укоротили жизнь архиепископа Феофана Прокоповича.

О Феофан, Феофан! Дико торчащие смоляные волосы и борода, горящие гневом аспидные глаза под мохнатыми бровями. Яростный бас, от которого гасли церковные свечи. Непримиримый и необузданный нравом Феофан... Отцом родным и защитой был он для бурсаков. Это он двадцатилетнего Михайлу от исключения из Славяно-греко-латинской академии спас, когда открылось крестьянское происхождение. В доме своем приютил, за границу на учебу отправил. Это его огненными проповедями вдохновленный, писал Ломоносов торжественные оды. Это он внушал учение Коперника и Галилея, указывал на многие невнятности Священного писания. Прежде церковного долга призывал исполнять долг гражданский. Доныне помнит Ломоносов латинские вирши Феофана Прокоповича, в которых Галилей провозглашался деятельным служителем природы, а папа Урбан VIII - нечестивым тираном:

Почто ты, папа, судишь Галилея?

Ты, яко крот, слепой, а он - Линчея!*

______________

* Перевод С.Ахметова.

Как и Ломоносова, Феофана терзали враги. Писали в доносах, что он на освященную воду ядом блюет, что мощи святые в Киево-Печерской лавре хулит... Свели прежде времени в могилу сподвижника Петра Великого...

Глаза Ломоносова налились злыми слезами. Он пошел по саду, перешибая тростью стебли травы - будто сек долгогривых хулителей Феофана. Вспомнилось вдруг, как архиепископ, хохоча, пересказывал книгу Сирано де Бержерака. Носатый француз издевался: предполагать-де, что огромное светило вертится вокруг Земли, до коей ему и дела нет, столь же нелепо, как при виде зажаренного жаворонка думать, что его приготовили, вращая вокруг него плиту. Глаза Ломоносова засветились: эта здравая мысль, переложенная на поэтический язык, может украсить статью. Поспешил к журналу записать две окончательные строки, которые бились в голове:

Кто видел простака из поваров такого,

Который бы вертел очаг кругом жаркого?

После сего стихотворения нелишне будет указать, что Коперникова система имеет преславное употребление в астрономии. Галилей, Кеплер, Невтон довели ее в предсказаниях небесных явлений до такой точности, каковая по земностоятельной системе достигнута быть не может. Конечно, если расчеты производит изрядный астроном, а не пресловутый Эпинус. Тем единственным и плох был архиепископ Феофан, что немцев чрез меры любил, перед западной наукой преклонялся. А он, Ломоносов, коренной руссак. Он немцев в академии и словесами бил, и кулаками зубы поправлял, и под арестом за то сидел без малого год. И впредь так будет, потому что на бездарных иноземцах науку не поставишь. Российская земля сама может собственных Платонов и Невтонов рождать. Так-то...

Хронометр показывал половину одиннадцатого. Солнце стояло высоко и зноем поливало сад. Гудели пчелы. Ломоносов обтер париком лицо, поправил телескоп. Солнечные лучи слепили глаза. Тогда он прорвал круглую дыру в листе бумаги и надел ее на трубу. Получился защитный экран. Теперь ничто не мешало наблюдать черный шарик Венеры, заканчивающий странствие по солнечному диску. Ну-ка потрудитесь, отдохнувшие глаза!