Они ничего не ответили, и я оказался на тротуаре авеню Генерала Леклерка. Я повернул направо и пошел в сторону Алезии. Сзади меня тронулась машина и медленно поехала за мной. Мотор был старый. Если они решили таким образом сесть мне на хвост, то это было слишком очевидно.

Машина обогнала меня, немного не доехав до Алезии, и остановилась возле тротуара, в десяти метрах от меня. Открылась дверца. Я пошел прямо ей навстречу. Вот так убивают в кино. Я открыл дверцу, но никто не разрядил в меня обойму. За рулем сидел старик, почти такой же насквозь прогнивший, как и его старая тачка. На нем был шотландский шарф, серое видавшее виды пальто и фуражка а-ля принц Уэльский на голове сатира. Он походил на Жана Тиссье.

– Что вам угодно? – спросил я.

– Пресса, – ответил он. – Журналист. Я могу подвезти вас?

– Покажите мне ваше удостоверение, – сказал я.

Я был уверен, что он не полицейский. Прежде всего, он был явно пенсионного возраста. И правда, вместо удостоверения он показал мне какую-то давно просроченную карточку.

– Оно просрочено, господин Жан-Батист Хейман, – вежливо заметил я.

– Я на пенсии, – пояснил он. – Я больше не работаю.

– Тогда непонятно, что вы здесь делаете в такое время? – спросил я рассудительно.

– Закройте дверцу и садитесь, черт возьми. Холодно.

Я исполнил его просьбу и повторил свой вопрос.

– Ба, – сказал он, трогаясь с места. – Старые рефлексы, если хотите. Видите ли, мне скучно, а когда мне скучно, я наведываюсь в разные заведения типа комиссариатов. У меня бессонница, а снотворное я не употребляю. Я предпочитаю прогулки. Иногда натыкаюсь на что-нибудь эксклюзивное. Вам куда?

– Простите? – не понял я.

– Куда вас отвезти? – крикнул он мне на ухо.

– А, – сказал я. – Прямо.

– У вас есть что-нибудь выпить?

– Я не глухой, – заметил я, потому что он продолжал кричать мне в ухо. – Нет, у меня нечего выпить. А в чем дело?

– Я хочу пить.

– Сожалею, – сказал я.

– Поехали на Монпарнас, – предложил он. – Я знаю там две или три забегаловки, которые открыты в это время.

– Я не поеду на Монпарнас. Я поеду к себе.

Он ничего не ответил, свернул направо и поехал по авеню Мэн.

Я не стал возражать. Впрочем, мне хотелось выпить кофе. Было шесть часов утра, и на дорогах попадалось много грузовиков. Нас с ревом обогнала испачканная грязью «ланчия».

– Вы не могли бы представиться? – спросил он.

Мы остановились на красном светофоре.

– Сегодня мой день, – вздохнул я. – Все вспоминают обо мне. Эжен Тарпон.

– Дело в Сен-Бриек.

Сзади послышались гудки.

– Да, – подтвердил я.

– Заткнись, старая калоша, – крикнул Хейман настигшему нас «торнадо» цвета помидора.

Мы медленно подъезжали к Монпарнасской башне, зловеще выделяющейся на фоне неба в свете восходящего солнца. Мой сосед повернулся ко мне:

– Чем вы занимаетесь, господин Тарпон?

– Частный детектив. Цена умеренная.

– Вы шутите!

– Хотелось бы.

Он рассмеялся, но, вопреки моим ожиданиям, смех его не был продолжительным.

– Вы знаете, что за нами следят от самой Алезии? – спросил он.

– Вы имеете в виду серый «пежо-404»?

Хейман кивнул.

– Детские игры, – вздохнул он. – Хотите, я уйду от них?

– На вашей-то «аронде»?

Он смерил меня холодным взглядом.

– Да, на моей «аронде».

– Я верю вам на слово, – сказал я, – но не стоит. Мне нечего скрывать.

Мы свернули на улицу Депар и выехали на Пляс-де-Рен.

– Вы все еще принимаете меня за полицейского? – спросил Хейман. – Поехали лучше ко мне.

При этих словах он резко развернулся на площади и помчался на полной скорости на улицу Арриве и несколько раз проехал на красный свет, как чокнутый.

– Это далеко? – спросил я.

– В пяти минутах.

Я думал, что если он не сбавит скорости, то через пять минут мы будем уже где-нибудь в Корбей. Лично мне больше пошел бы на пользу сон, но я ничего не сказал. Я повернулся вполоборота и через заднее стекло увидел вдали «пежо-404», проехавший на красный свет в погоне за нами. В следующую секунду раздался чудовищный скрип тормозов и огромный желтый «фольксваген» зацепил кузов «пежо». Бум! «Пежо» начал вышивать зигзаги, взобрался колесом на тротуар, перекрыв дорогу автобусу. Больше я ничего не смог увидеть. Я посмотрел на Хеймана. Его губы были растянуты в улыбке. Теперь я был почти наверняка уверен в том, что он не фараон, поскольку это было бы слишком закручено: сначала посадить меня в свою тачку, устроить слежку за другой, затем удрать на первой от второй только для того, чтобы внушить мне доверие. Но я обошелся без комментариев, так как если он не был фараоном, то его действия мне еще ничего не говорили о том, кем он был на самом деле.

Через десять минут (а не через пять, как он утверждал) мы проехали Ванвские ворота, пересекли Малакофф и оказались в Кламаре, на зеленой извилистой улице с маленькими садиками за изгородями из деревянной рейки и некрасивыми домиками. Хейман затормозил и взобрался на разбитый тротуар. «Аронда» остановилась в облаке пыли.

– Вы слишком быстро водите, – заметил я.

– Это еще что. Когда я выпью, вот тогда это действительно впечатляюще, – сказал Хейман и вышел из машины.

Он открыл решетчатые ворота и загнал машину. Я тоже вышел из машины и пошел за ним по аллее из желтого гравия к цементному двухэтажному домику, в котором было не более пяти метров в длину и пяти в ширину. Ставни были закрыты, и Хейман открыл их одну за другой, переходя из комнаты в кухню, гостиную внизу и спальню наверху.

Хейман больше не улыбался, он был мрачен. Он открыл секретер в спальне; стоящий рядом с кроватью, достал из него картонную папку, завязанную полотняным ремешком, и бросил ее на кровать.

– Давай ройся, господин Недоверчивый, – сказал он.

Я стал рыться. Недолго. В папке было полно газетных вырезок со статьями, подписанными «Ж. – Б. Хейман», датированными от тридцать пятого до шестьдесят девятого года. Хейман стоял у секретера. Он бросил мне книгу – маленький белый томик, изданный в Монако.

Книга называлась «Летящее перо». Это были его мемуары о своей журналистской карьере. Была даже его фотография.

– Я вас убедил, господин Недоверчивый?

– Я могу позвонить?

Он кивнул и проводил меня в гостиную, затем вышел и деликатно закрыл за собой дверь. Я снова позвонил Эрве Шапюи. Было шесть тридцать. Он снял трубку сам и бешено завопил. Я подождал, пока он успокоится.

– Поскольку вы журналист, я решил получить у вас кое-какие сведения, – сказал я.

– Пошли вы... Я не журналист, я режиссер. Какие сведения?

– Вы знаете журналиста Жана-Батиста Хеймана? – спросил я.

– Нет.

– Вы могли бы навести справки?

– Почему вы преследуете меня таким образом?

– Мне больше некого преследовать. Вы можете навести справки?

– Сейчас?

Когда я сказал «да», он выругался, затем добавил:

– Что вы хотите о нем знать?

– Его репутацию. Можно ли ему доверять.

На другом конце трубки мне ответили молчанием.

– Алло? – сказал я. – Вы еще здесь?

– М-м-м... Вы меня интригуете, Тарпон. Я вас ненавижу.

– Я пока ничего не могу вам объяснить. Вы можете навести справки и перезвонить мне?

Я дал ему номер телефона Хеймана, и мы оба повесили трубки. Я поднялся в комнату, где меня ждал мой пенсионер.

– Итак, господин Недоверчивый, вы навели обо мне справки?

– Да, – подтвердил я.

– Вы расскажете мне, что произошло на вилле, которую вы покинули утром?

– Да.

Он принес кофе. Кофе был плохой. Мы добавили в него немного водки. По крайней мере, так он хоть согревал. Мы выпили кофе, и я рассказал ему о девушке с перерезанным горлом, о наркотиках в квартире и о взрывчатой смеси в погребе.

– Кто эта девушка? – спросил Хейман.

– Я не знаю. Я слышал только ее имя – Гризельда, – но мне оно кажется вымышленным.

– Шекспировское имя, – сказал Хейман. – А фамилии вы не знаете?