Полковника Беккера интересовали политические перспективы. В лице Магнуса фон Брауна он видел несомненно знающего человека. Барон часто встречался в правлении Рейхсбанка с Ялмаром Шахтом, по словам которого нацисты уже давно перестали быть просто хулиганствующими когортами штурмовиков. За их спиной все резче вырисовывались фигуры промышленных магнатов с Рейна и Рура. Во всяком случае, с декабря 1930 года Ялмар Шахт установил контакты с Германом Герингом, а с начала 1931 года – даже лично с Гитлером. Тайный советник Эмиль Кирдорф, неограниченный владыка рейнско-вестфальского угля, еще до первой мировой войны посылавший Магнуса фон Брауна со специальной миссией в Лондон, неспроста уже в течение восьми лет вкладывал огромные суммы в гитлеровское «движение». Пушечный король Густав Крупп фон Болен унд Гальбах, который с военных лет благоволил Магнусу фон Брауну, давно понял, что рейхсканцлер по имени Гитлер обеспечит ему новые большие военные заказы. Магнус фон Браун мог успокоить полковника Беккера: тяжелая промышленность нуждалась в заказах, она хотела производить вооружение. Она начнет скоро выпускать пушки, и не только пушки.

Часы пробили полночь. Магнус решил, что наступило время изложить свою просьбу полковнику Беккеру, пока тот еще более или менее трезв. Речь шла о протекции его сыну Вернеру, который был зачислен в Высшую техническую школу в Цюрихе.

– Господин полковник, – начал Магнус фон Браун издалека, – Вернер рассказывал мне о капитане Дорнбергере, с которым он встретился на берлинском ракетодроме. Каковы, по вашему мнению шансы ракетной лихорадки? Мой сын слышал будто ваше ведомство интересуется этими проблемами.

– Господа, – я уверен, что вы умеете хранить секреты, – ответил полковник Беккер, тщательно протирая свой монокль замшей. – Честно говоря, возлагаем большие надежды на ракеты. Что касается капитана Дорнбергера, то я сам выискал его среди окончивших Шарлоттенбургскую высшую техническую школу в 1930 году. Уверен, что это энергичный и неглупый молодой человек. А Дорнбергер прямо-таки влюблен в вашего Вернера. Я давно бы затронул эту тему, но не хотел предвосхищать родительских соображений насчет выбора профессии. В одном могу вас заверить, господин барон, в нашем управлении вооружений перед Вернером открылась бы блестящая карьера, особенно если учесть тенденцию политического развития, которую вы нам изложили. Положитесь на меня, это мой долг чести!

Сговор состоялся. Студент машиностроительного факультета Вернер фон Браун был вызван из Цюриха...

Заглянуть в архиреакционный дом, где прошло детство Вернера фон Брауна, было необходимо, ибо здесь зародилась будущая карьера «ракетного барона». В биографиях Вернера фон Брауна, прошедших его личную цензуру, нет ни слова о закулисной стороне его профессии. Для обмана общественного мнения он придумал вполне невинную, но малоубедительную версию. Мол, вдохновленный своей матерью – астрономом-любителем, он построил себе телескоп и целые ночи подряд наблюдал за – Луной и Марсом. Еще тогда его потрясло величие бесконечного пространства. По словам инженера-ракетчика Гейнца Гартмана, Вернер фон Браун так живописал охвативший его восторг покорителя космоса: «Это была цель, которой можно было посвятить свою жизнь! Не только наблюдать Луну и планеты в телескоп, но и самому прорваться во Вселенную, исследовать таинственные миры! Я понял тогда, какие чувства могли владеть Колумбом»2.

В этой басне нет и доли правды. Безобидный примитивный телескоп занял в ней место изрыгающих смерть орудийных стволов. Вместо прусских офицеров, из винтовок, пулеметов и гаубиц стрелявших по французам, бельгийцам, англичанам, американцам, русским и даже по своим соотечественникам, появилась изящная, словно фея, матушка, любившая астрономию. Вместо опасных планов создания военных ракет появилось исследование космоса исключительно в гуманных целях.

Но гуманизм и прусско-германская мания величия с присущим ей милитаризмом – понятия несовместимые. Магнус фон Браун с типично прусским высокомерием и цинизмом говорил о людях своим сыновьям, напутствуя их в жизнь: «Люди – это добродушные бараны с инстинктом хищного зверя, готовые следовать за любым пастухом, у которого есть палка и сторожевая собака, и готовые убивать, если прикажет этот пастух»3.

Этот баронско-каннибальский образ мыслей свидетельствует о том, что пруссачество и милитаризм – синонимы бесчеловечности. Подобно тому как хищный волк не станет безобидным вегетарианцем, так и одержимый войной Вернер фон Браун, в жилах которого течет кровь прусских баронов-милитаристов, не станет невинной овечкой.

Не прошло и двух с половиной лет после торжественного празднования дня рождения Вернера фон Брауна в Обер-Визентале, как английский репортер Сефтон Делмер, часто пишущий под псевдонимами, случайно наткнулся в берлинском районе Рейникендорф на нечто весьма странное. На заброшенном пустыре стояло несколько сараев, и было похоже, что они предназначены главным образом для того, чтобы скрыть их содержимое от непрошенных глаз. Человек в замасленном халате, возившийся с конусообразным металлическим предметом, представился любопытствующему англичанину: дипломированный инженер Небель.

– Я строю для рейхсвера суперракету, – заметил он, следя за тем, какое впечатление произвели его слова на английского журналиста.

Молодой человек, стоявший рядом с Рудольфом Небелем и буквально сгоравший от нетерпения тоже представиться, щелкнул каблуками, чуть поклонился и програссировал:

– Фон Браун.

– В один прекрасный день, – продолжал инженер, – ракеты, подобные этой, вытеснят артиллерию и даже бомбардировщики на свалку истории4.

Вернер смотрел на своего учителя влюбленными глазами. Делмер же счел Небеля фантазером и склонен был даже злорадствовать по поводу того, что рейхсвер вкладывает деньги в столь утопические проекты. Одиннадцать лет спустя его соотечественникам пришлось на себе испытать, сколь роковым было это заблуждение.

Возможностями создания двигателя, работающего на основе принципа отдачи, уже с начала века интересовались гениальные ученые, способные инженеры, жаждущие сенсаций прожектеры, фабриканты – любители шумной рекламы и кинопродюсеры во многих странах. Ракеты были грудными младенцами того времени, и их духовные отцы с самого начала возлагали на них большие надежды.

Серьезные исследователи в своем полете мыслей намного обгоняли реальные условия, состояние производительных сил. Еще в 1895 году русский ученый К. Э. Циолковский начинает изучать проблемы создания ракет большой мощности. В 1903 году он передает изумленным специалистам свою работу «Исследование мировых пространств реактивными приборами». В ней он развивает основы теории ракетных двигателей, работающих на кислороде и водороде, которые с тех пор называют жидкостно-реактивными, в отличие от двигателей на твердом топливе. Циолковский смело стремится к полету в космос. В 1912 году он излагает свою вторую, улучшенную теорию об исследовании мировых пространств посредством ракетных кораблей. В 1915 году он предлагает проект конструкции ракеты, в котором формулирует уже свои взгляды относительно камеры сгорания ракетного двигателя, а также необходимых системах подачи топлива. Первая мировая война замедлила темпы работы этого неутомимого изобретателя ракет, занимавшегося решением больших научных задач космонавтики в мирных целях.

Однако в последний год войны стало очевидно, что в головах милитаристов во все большей мере зреют проекты создания ракет в военных целях. Так, в 1917 году 23-летний доброволец армии австрийского императора, фельдфебель санитарной службы Герман Оберт разрабатывает проект боевой ракеты длиной 25 и диаметром 5 метров, которая, работая на смеси спирта и кислорода, должна пролететь несколько сот километров и с помощью специальных автоматов сбросить на английское население 10 тысяч тонн взрывчатки. Его комментарий в этой связи был лаконичным: «Я думаю, что несколько таких ракет окажут кое-какое воздействие на Англию». В 1918 году кайзеровский офицер Рудольф Небель запускает со своего самолета-истребителя две построенные им небольшие ракеты на объекты противника. Герман Оберт, ставший тем временем румынским гражданином, в 1923 году в своей докторской диссертации «Ракета в межпланетном пространстве», базировавшейся на основных исследованиях Циолковского, объяснил принцип многоступенчатости для увеличения дальности полета ракеты.