«Мы хотели выйти наконец из области теорий, недоказанных утверждений и бесплодных фантазий. Мы были по горло сыты прожектерством в деле межпланетных полетов. Шестая цифра после запятой в расчетах траектории полета к Венере была для нас столь же безразлична, как и вопрос об отоплении и обеспечении воздухом кабины корабля для полета на Марс»7.
Вскоре тем, кто, по словам Дорнбергера, занимался «прожектерством», пришлось испытать на себе всемогущую власть рейхсвера. Инженеру Альфонсу Пичу пришлось передать управлению вооружений свою конструкцию ракетного двигателя. Заявка на патент, сделанная Рудольфом Небелем, в течение пяти лет лежала неопубликованной, а за это время ее в полной мере использовали в управлении вооружений. Еще один патент Небеля рейхсвер сразу же засекретил под регистрационным номером «№ 32827 G 46 g». Публикации о ракетных проблемах немедленно исчезли с книжного рынка и частично даже из библиотек. Затем посредством судебного решения от 30 января 1933 года было разогнано международное пацифистски настроенное общество «Пантерра». Рейхсвер добился того, что на любое исследование в области ракет требовалось разрешение государства; но разрешения просто не выдавались. Алчные руки германских милитаристов задушили ракетное производство в мирных целях.
В то время как чертежи, образцы материалов, патентные описания и лицензии исчезали в сейфах рейхсвера, управление вооружений в год поступления туда Вернера фон Брауна предприняло серию секретных испытаний на закрытых полигонах в Мюнхене, Меппене, Штольпе и Бритце.
Знатный гость на Куммерсдорфском полигоне
– Ваше превосходительство, позвольте предложить Вам кресло! Господин капитан Дорнбергер уже уведомлен. Обещал тотчас прийти.
Дежурный офицер караульной службы обер-лейтенант Шнеллер на сей раз старался быть гостеприимным. Обычно он неукоснительно выполнял приказ выпроваживать всех нежелательных лиц и строго следить за тем, чтобы они поскорее убрались. Но министра в отставке Магнуса фон Брауна здесь отнюдь не считали нежелательным гостем. Наоборот, влиятельный барон в этот день раньше обычного закончил изучение биржевых курсов в своей берлинской конторе на Кёнигин-Аугуста-штрассе, чтобы навестить сына на полигоне в Куммерсдорфе.
Куммерсдорфский полигон, находившийся в тридцати километрах к югу от Берлина, строго охранялся рейхсвером. Заборы из колючей проволоки, сигнальные устройства, щиты с черепом на скрещенных костях, часовые с собаками охраняли территорию, где не переставая раздавались взрывы. Рейхсвер испытывал здесь новые взрывчатые вещества, мины, дистанционные трубки и орудия.
В этой запретной зоне особенно тщательно охранялась «Испытательная станция Вест». Даже офицеры и специалисты, работавшие на Куммерсдорфском полигоне, не должны были знать, что происходило на этой экспериментальной базе, занимавшей площадь немногим больше квадратного километра.
У куммерсдорфской колючей проволоки утратила силу статья 168 Версальского мирного договора, в которой говорилось, что «изготовление оружия и всякого военного снаряжения в Германии может производиться лишь на заводах, месторасположение и число которых одобрено главными союзниками». Американцы, англичане, французы и итальянцы не должны были знать, что творит рейхсвер среди редкого сосняка на земле Бранденбурга. И обер-лейтенант Шнеллер считал своим долгом внести в это свою лепту.
Капитан Дорнбергер вошел в караульное помещение и, вытянувшись, четко отрапортовал Магнусу фон Брауну. От молодого Вернера он знал, что его отец придает большое значение почестям, приличествующим занимаемому им положению. А с впечатлением, которое вынесет Магнус фон Браун от «Испытательной станции Вест», в кругах рейхсвера связывали чрезвычайно большие надежды. Правда, барон, которому только что исполнилось 55 лет, несколько месяцев тому назад вышел в отставку с поста имперского министра продовольствия и сельского хозяйства в кабинете Папена. Но чем бы он ни занимался, милитаризация, как гарантия империалистической политики Германии, всегда была близка его сердцу.
По дороге в запретную зону капитан Дорнбергер извинился за тряску. Последний отрезок пути барону пришлось проделать даже пешком, так как шоферу доступ на «Испытательную станцию Вест» был запрещен.
Полковник Беккер вышел приветствовать почетного гостя. За ним следовал сын экс-министра. 29-летний начальник группы развития Куммерсдорфской станции Курт Вамке вежливо поклонился отцу своего коллеги. Затем Беккер поочередно представил ему богатырски сложенного инженера Вальтера Риделя, техников Артура Рудольфа, Генриха Грюнова и Фелльмекке.
Капитан Дорнбергер, явно волнуясь, дал кое-какие пояснения. Тем временем его подчиненные закончили последние приготовления к огневым испытаниям. Тяжелые чугунные двери командного блиндажа были задраены. Фон Браун-старший, полковник Беккер и капитан Дорнбергер подошли к заделанной толстым стеклом смотровой щели и надели защитные очки. В наступившей тишине было слышно лишь тикание часов.
Внезапно раздался адский рев. Из закрепленного конусообразного сопла вырвался огромный столб огня. На сей раз Вернер фон Браун наблюдал больше за тем, какое впечатление произвело испытание на его отца, нежели за многочисленными стрелками, прыгавшими на разного рода приборах. Не прошло и десяти секунд, как все кончилось. Магнус фон Браун был потрясен. Он чувствовал, что здесь, в Куммерсдорфе, возникает нечто грандиозное, такое, что в один прекрасный день сможет здорово помочь Германии осуществить мечты о мировом господстве. Барон дал слово своим собеседникам оказать им всяческую поддержку в получении денежных средств. Свое обещание он выполнил без особого труда, поскольку был тесно связан с коричневой финансовой олигархией. И хотя замешанный в нескольких скандалах с коррупцией фон Браун-старший вынужден был недавно уйти в отставку, это никоим образом не повлияло на его связи с власть имущими. Он по-прежнему оставался членом правления Рейхсбанка, где определялся курс германской финансовой политики.
После визита в Куммерсдорф Магнус фон Бран вел себя в правлении банка как одержимый и при каждом удобном случае выступал за увеличение военных расходов. В 1933 году расходы фашистской государства на вооружение составили 1,9 миллиарда рейхсмарок. К 1938 году прямые военные расход возросли уже до 18,4 миллиарда марок, а сумма, вложенная Гитлером с момента его прихода к власти в вооружение, достигла – даже по официальным данным – более 40 миллиардов марок8. Результатом такой политики, продиктованной капиталистическими классовыми интересами и жаждой наживы, были горы убитых, масса искалеченных, руины и нищета.
Диссертация с грифом «совершенно секретно»
Гора книг была объята пламенем. Печатные страницы съеживались в огне и превращались в пепел. Но костер непрерывно получал все новую пищу. Одетые в коричневую форму молодчики целыми корзинами швыряли в огонь книги, изъятые ими во время облав и обысков. Фашисты расправлялись с лучшими творениями человеческого ума. Отсвет пламени падал на здание берлинского Университета Фридриха-Вильгельма. Гитлеровские банды глумились над величайшими достижениями науки и культуры.
Лауреат Нобелевской премии профессор Альберт Эйнштейн покинул Германию. Вместе с ним, спасаясь от погромов, бежали за границу тысячи ученых и студентов. Покинуть страну были вынуждены писатель Томас Манн и сотни других гуманистов. Штурмовики, подбадриваемые бесноватыми антисемитами, ради потехи заставляли ученых-евреев чистить сапоги и мостовые зубными щетками.
Университет Фридриха-Вильгельма был одним из первых, откуда демократы и пацифисты были изгнаны сразу же после прихода Гитлера к власти. Их места заняли новые люди, с хорошей военной выправкой, явно стремившиеся выдвинуться на передний план. В числе преподавателей оказался и инженер доктор Карл Эмиль Беккер, артиллерийский полковник, сотрудник управления вооружений сухопутных сил и доцент Берлинской высшей технической школы. Он читал для студентов университета курс «Общей военной техники». Беккеру присвоили звание профессора и, кроме того, его избрали в совет «Общества содействия науке имени кайзера Вильгельма». Начальник отдела исследований управления вооружений генерал-майор доктор философии Эрих Шуман взял на себя руководство 2-м физическим институтом Университета Фридриха-Вильгельма. Профессор доктор медицинских наук Беренс ввел в качестве обязательного предмета курс «Боевые отравляющие и родственные им вещества», а его коллега по факультету доктор Шум преподавал «военную хирургию». Из семестра в семестр увеличивалось число «военно-научных» лекций и семинаров. Уже в 1933 году появились физики, химики, медики и инженеры всех специальностей, которые разрабатывали и преподавали теорию и практику применения средств массового уничтожения. Цель их упорной работы была указана обуянным манией величия «фюрером» в его книге «Майн кампф». В этих условиях не было недостатка и в политической дрессировке студентов, принятых на учебу согласно установленным нацистами правилам. Ректором университета Фридриха-Вильгельма стал профессор доктор медицины Эуген Фишер, который одновременно занимал пост директора института антропологии и наследственности имени кайзера Вильгельма. Этот законченный фашистский фанатик-расист непрестанно болтал о превосходстве германской расы, о неполноценности всех остальных людей и о призвании нацистов взять на себя руководящую роль в мире. В этом его поддерживал профессор Иоганн Баптист Рифферт, читавший лекции о «темпераменте и характере применительно к национальности и обороноспособности». Военно-политический институт при берлинском университете, возглавлявшийся полковником бароном Оскаром фон Нидермайером, походил на школу по подготовке рыцарей-грабителей и разбойников. На своих «занятиях по военной географии и военной политике» он прививал студентам знания, которые нужны были будущим фашистским оккупантам. Нацисты и милитаристы наплевали на Версальский мирный договор, который недвусмысленно запрещал военные занятия в учебных заведениях, университетах, в спортивных и других обществах.