Джордж Уорлегган и Монк Эддерли? Элизабет, которую этот молодой человек преследовал с почти тигриной обходительностью, никак не могла взять в толк. Ценность Джорджа для Монка нетрудно было увидеть, ведь юный парламентарий погряз в долгах. Но постепенно прояснилась и ценность Монка. Несмотря на происхождение, его полностью приняло светское общество. Он вел себя как подлинный аристократ, и чем дальше, тем лучше ему это удавалось. Он пил, играл, ухлестывал за женщинами, всё как положено джентльмену с изысканным вкусом. Он был членом лучших клубов и везде выделялся. Мог ли Джордж найти лучшего друга, если намеревался вернуться в Лондон?
К тому же противоположности притягиваются. Эддерли принадлежал к тому сорту щеголей, которыми Джордж одновременно восхищался и презирал: военный в женоподобных нарядах, с протяжным голосом и беспечностью в финансах, ведущий фривольные беседы и имеющий грозную репутацию.
Обед начался в три и продолжался до шести. Несмотря на дефицит военного времени и патриотические призывы к сдержанности в пище, в этот день ничего не жалели. Трапезничали за большим столом Джеффри Тренвита, а когда дамы покинули зал, мужчины пили портвейн, беседовали, спорили и смеялись. На балконе играли музыканты, но негромко, чтобы не мешать разговорам. В восемь подали чай, и многие мужчины отправились в зимнюю гостиную играть в кадриль, вист или во что-нибудь еще по своему выбору. Дамы прогулялись по саду и отдали должное декоративному пруду, откуда уже давно выловили последних жаб. Джеффри Чарльз в лучшем костюме прошелся с Дуайтом Энисом, который никогда не питал пристрастия к картам и с удовольствием поговорил с единственным человеком в доме, вызывавшим у него интерес, хотя нарочито непристойные выражения Джеффри Чарльза вызвали у Дуайта оторопь.
С наступлением темноты беседующие начали возвращаться в дом. Зажгли десятки свечей, и дрожащий свет падал сквозь высокие створчатые окна на лужайку, кусты и пруд, музыка стала громче, и кое-кто пытался танцевать, несмотря на стол в зале. Отправив родителей в постель — еще одна ее обязанность — Элизабет спустилась вниз, понимая, что день удался. Разумеется, на кухне царил хаос, но этого никто не видел. Ужин в одиннадцать предполагался легким: холодные куропатки, ветчина, язык, холодная баранья нога, пироги с рубленым мясом и взбитые сливки с канарским и другими легкими винами, так что трудностей не возникнет. И когда все остальные возвращались в дом, она решила выйти, чтобы немного побыть в одиночестве и покое.
Лучшим местом для прогулки была длинная лужайка под окнами гостиной первого этажа. Траву подстригли еще утром, так что росы не будет и туфли не намокнут, а свет из эркера в гостиной осветит путь. Ей нужно было лишь пять минут, чтобы вдохнуть вечерней прохлады и снова броситься в бой. В особенности ей хотелось побыть в одиночестве.
Ее отношения с Джорджем никогда не были более теплыми. Прошлогодний кошмар, когда они чуть не разорвали брак из-за подозрений Джорджа относительно отцовства Валентина, закончился. Никогда нельзя было с точностью угадать мысли Джорджа, но она могла судить по его отношению к Валентину, снова внимательному и теплому, насколько вообще способен Джордж. К Элизабет он относился как всегда ревниво, но с новым доверием, как ей казалось, и больше не следил за всеми ее передвижениями в Труро, а кошачьи заигрывания Монка Эддерли его, похоже, не смущали.
Элизабет была рада, что вернулся Джеффри Чарльз, хотя и шокирована его пресыщенностью в таком юном возрасте, но очарована манерами и элегантностью. Он по-прежнему виделся с Дрейком, но больше не происходило никаких стычек по этому поводу с отчимом. Жизнь была прекрасна, как никогда.
Элизабет наклонилась, чтобы взглянуть на большого мотылька, порхающего у белой ромашки, и тут из тени выступила фигура. Элизабет отшатнулась.
— Добрый вечер, Элизабет, — сказал Росс.
— Боже мой! — вскрикнула она.
— Не Бог, но и не дьявол. Просто нарушитель границ, случайно пойманный на месте преступления.
— Что ты здесь делаешь?
Он пожал плечами.
— Нарушаю границы.
— Зачем?
— Что ж... Это частично и мой дом, ты же знаешь, по крайней мере, в воспоминаниях. Здесь родился мой отец, а я привык приходить сюда в детстве и юности. А теперь превратился... в старейшего Полдарка. И мне в голову пришла блажь посмотреть, что за прием вы устраиваете, а нас не пригласили.
— Да ты обезумел! — в ужасе воскликнула она. — Прийти сюда... это так рискованно!
— Я думал... Я думал, Элизабет, что одиннадцать месяцев в парламенте меня слегка обуздали. Я... успокоился. Раньше мне казалось, что я не должен слишком приспосабливаться к принятому порядку ради своего же блага.
— Но если тебя увидят... Бога ради, уходи!
— Нет... Думаю, сегодня я в безопасности. Джордж не рискнет устроить скандал перед всеми своими утонченными гостями. Да и я не собираюсь напрашиваться на драку.
Кто-то в окне нижней гостиной переместил свечу, и свет упал на его лицо, показав резкие скулы, шрам и тяжелые веки.
— К тому же я не хотел ни с кем разговаривать, но когда ты вышла, не мог противиться искушению с тобой заговорить.
Она немного расслабилась.
— Я вышла просто подышать.
— Джеффри Чарльз здесь?
— Да, он сейчас в саду. Но умоляю тебя, не пытайся с ним поговорить.
— Я и не собирался. Мы виделись в Лондоне.
— Да, он мне сказал. И это доставило ему удовольствие. — Она потеребила пальцами шаль. — Несомненно, ты обнаружил, что он стал таким искушенным. И это в столь юном возрасте.
— Это ничего не значит. Фрэнсис был таким же. Перерастет.
— Думаешь, он похож на Фрэнсиса?
Росс медлил, обдумывая тактичный ответ.
— В лучшем смысле — да.
Из открытого окна раздался дружный смех, кто-то заслонил свечи.
— А как Валентин? — спросил Росс.
— Всё хорошо. А сейчас уходи, пожалуйста.
— А ты и Джордж? Я должен спросить.
— Ты не имеешь права...
— После нашего разговора пару лет назад...
— Я не искала с тобой встречи. Ее не должно было произойти.
— Но мы встретились.
— Забудь об этом. Пожалуйста, забудь, — сказала она.
— С радостью. Если скажешь, как. Мне нет с тех пор покоя.
Она помедлила.
— Всё кончено, со всем этим покончено.
— Я крайне рад. Ради всеобщего блага. Подозрения...
— Могут снова возникнуть, если на то будет причина. Такая, как твое появление здесь...
— Мэм, этот джентльмен вам досаждает? — раздался высокий, приятный, но совсем не женский голос.
Из тени вышел мужчина. Высокий и бледный, с короткими волосами как у военного, плотно сжатыми в улыбке губами и такими светлыми голубыми глазами, что в приглушенном свете они казались почти незрячими. Он был во фраке из кремового шелка с алыми пуговицами и алом шейном платке. Сложно было понять, сколько он успел подслушать, если успел вообще.
— Ох! — выдохнула Элизабет, сглотнула и на мгновение умолкла. — Нет-нет, вовсе нет. Ничего подобного.
— А почему вы вдруг это решили? — спросил у незнакомца Росс.
— Сэр, не имею чести быть вам представленным, — прошептал тот.
— Кап... Капитан Росс Полдарк, мой кузен, — сказала Элизабет. — Капитан Монк Эддерли.
— Ваш покорный слуга, сэр. Признаюсь, я увидел, что вы разговариваете с миссис Уорлегган, и принял вас за поизносившегося трубадура, что поет под окнами теплыми вечерами и не отстанет, пока не получит сполна свои чаевые.
— Я плохо пою, — ответил Росс, — а чаевые воспринимаю еще хуже.
— Какая жалость. Я всегда принимаю то, что предлагают дамы. Таков мой принцип.
— Идемте, пора вернуться в дом, — обратилась к Эддерли Элизабет. — Дамы... другие дамы скучают без вас.
Когда тот не сдвинулся с места, она взяла его под руку.
— Подождите, — сказал тот. — Фамилия Полдарк мне знакома. Вы не член Палаты общин?
— Да, — ответил Росс.
— Недавний?
— Именно так. Не припомню, чтобы мы там встречались.