Управлением СЛОНа Френкелю было дано право сажать в карцер, отправлять на штрафные командировки, в штрафные изоляторы, и Френкель своим правом пользовался без удержу. Люди «загибались» десятками тысяч.

Мой третий герой — Иван Федорович Селецкий. Он прибыл в СЛОН в 1926 г. Срок наказания у него был тоже десятилетний, а его преступление состояло в том, что он при царской власти был начальником одной из пересыльных тюрем в Сибири. Согласно писаным советским законам, И. Ф. Селецкий наказанию по давности преступлении не подлежал, но советские законы «что дышло — куда повернул, туда и вышло».

Селецкого ИСО прижало еще хуже, чем Френкеля: он был на лесозаготовительных работах и уже глядел в глаза «загибу Ивановичу». Тогда Селецкий, как и Френкель, написал начальнику Лагерей Эйхмонсу заявление и в нем сообщил, что он «сам за них зубами грызться рад». Эйхмонс, с согласия спецотдела ОГПУ, назначил Селецкого уполномоченным по лесозаготовкам на о. Соловки. Селецкий не «волчьей клятвой» утверждал, что он за них с другими грызться рад, — нет! Он работал честно и больше чем «на ять». Иван Федорович не жалел «ни костей лошадей, ни костей людей». Он до того доработался, что боялся показаться лесорубам в лесу. ИСО учло это обстоятельство и попросило начальника лагерей выдать Ивану Федоровичу револьвер. Эйхмонс эту просьбу удовлетворил, в привой руке револьвер, а в левой «дрын», — вот в каком виде показывался в лесу лесорубам И.Ф. Селецкий.

Заслуга Селецкого перед СЛОНом даром не пропали; коллегия ОГПУ освободило его от наказания досрочно, а УСЛОН назначил его помощником начальника эксплоатационно-производственного отдела Вишерского лагеря. Там он находится и в настоящее время. Думаю, что Селецкий дослужился и до начальника этого отдела, а может быть, и до начальника всего лагеря: Селецкий ведь умеет исполнять всякого рода СЛОНовские программы не только на сто процентов, а даже на 125.

Северные лагери особого назначения — не только лагери смерти. Одновременно они и места идиллической жизни. Первыми они являются в действительности, а вторыми в рекламном их изображении чекистами и их сподвижниками. Это изображение и преображение лагерей происходило при посещении их экскурсиями, при съемках для кинофильма «Соловки» и при посещении Соловецкого острова Максимом Горьким.

Экскурсии. За мое, более чем трехгодичное, пребывание в Северных Лагерях, на остров Соловки два раза приезжали экскурсанты — карелы, чтобы посмотреть как живут заключенные. Оба раза их поместили в пустое помещение театра и они все время находились под надзором командиров рот и чекистов-надзирателей. Последние сводили их в музей, показали СЛОНовский пустой розничный магазин, — и больше ничего. Как живут заключенные — экскурсии не узнали. Если бы даже СЛОН показал им жизнь заключенного в Соловецком Кремле, живущего в лучших условиях, чем заключенный на материке, то разве они составили бы себе полное представление о жизни заключенных на лесозаготовительных командировках, где живет большая часть СЛОНовских заключенных?

Кинофильм «Соловки». «Шила мешке не утаишь», — говорит пословица. Точно также и чекисты не могут, как ни стараются, утаить правду о своих Лагерях Особого Назначения. «Слоном» в России матери уже пугают детей: «Молчи, говорят они, а то «слон» придет и возьмет тебя в мешок»... Как большевики «ни втирают очки» общественному мнению заграницей все-таки «земля слухом полнится» и слухи о рабском труде и о нечеловеческих условиях жизни заключенных на севере России распространяются по всему миру. ОГПУ решило бороться с этой репутацией СЛОНа.

Летом 1928 года УСЛОН получил от Лубянки-2 совершенно секретное отношение, в котором писалось примерно так: «Мировая буржуазия и прихвостни из второго, желтого интернационала ведут ожесточенную антисоветскую агитацию... В целях борьбы с ней, вам надлежит принять меры к освещению истинного положения в СССР путем воссоздания действительной жизни СЛОНовского заключенного в кинофильме «Соловки».

«Рад стараться!» — вероятно подумал про себя Федор Эйхмонс, бывший в то время начальником лагерей, и поручил контрагитацию чекисту Архангельскому. Тот в течение трех недель подряд добросовестно трудился над ней. «Кинофильм должен быть на ять», говорили чекисты из ИСО Архангельскому. Но старый чекист Архангельский в этих предупреждениях не нуждался; за одиннадцать лет чекистской практики он «чекистское дело» изучил в совершенстве. Он воспроизвел на фильме «действительную жизнь» СЛОНовского заключенного так, что тот оказался каким то курортником, приехавшим отдыхать и лечиться на минеральные волы. Расскажу об этом превращении СЛОНа в курорт.

В Кремле Соловецкого монастыря есть небольшая площадка, засаженная деревьями. На эту площадку привели, конечно в строю, заключенных женщин. Так как одеяние их совершенно не подходило для чекистского фильма, их предварительно нарядили в платья расстрелянных в Москве каэрок. Такой одежды в 1928 году, было привезено два вагона» Предназначена она была для продажи чекистам-надзирателям, сотрудникам ИСО и прочим лицам из УСЛОНа. Ротным командирам было приказано привести, тоже, конечно, в строю, заключенных мужчин, имевших собственную хорошую одежду. Начальник команды духового оркестра, чекист, вывел оркестр на площадку и приказал наигрывать вальсы. Измученные заключенные не знали, что им делать и стояли унылой, безразличной толпой. Фильм с такой неподвижной и понурой толпой, конечно, «неправильно» отразил бы жизнь СЛОНовского заключенного, и Архангельский дал приказ: заставлять заключенных весело прогуливаться по площадке под музыку. Помогавшие Архангельскому ротные командиры врезались в толпу заключенных и стали расталкивать их, чтобы они не стояли скучившись. Стоя в стороне и наблюдая, я видел, как некоторые ротные командиры (Чернявский, Воинов и др.) давали заключенным пинка ногой под спину, если те не делали веселой оживленной физиономии и ходили вяло. Когда, наконец, мужчины и женщины распределились так, что «гулянье» их стало походить на настоящее, заработал аппарат... Я не художник слова, в печати выступаю первый раз в жизни и потому не могу описать это самое подлое дело из всего, что я видел в СЛОНе.

Когда «гулянье заключенных на кремлевской площадке» было заснято, Архангельский захотел показать Европе «жизнь заключенного в роте». Для этого он избрал 15-ю роту. На Соловках она называется «строительной ротой». В ней помещаются заключенные квалифицированного труда: плотники, столяры, бондари и проч. Заключенные этой роты размещены в двух этажах. В роте двухъярусные кары, неимоверная грязь и вонь; темно, сыро и всегда холодно. Никаких столов и скамеек нет: заключенные обедают на нарах, кто как приспособится. Одним словом, для «правдивого» фильма обстановка роты была не подходящая. Не существует, однако, положения, из которого чекист не нашел бы выхода. Архангельский приказал нары снять; вместо сплошных нижних нар поставить топчаны. Так как ни один заключенный не имел собственных, в прямом значении этих слов, постельных принадлежностей, то было приказано выдать на время простыни, одеяла, подушки и ими застелить топчаны. Роту и ее помещение было приказано вымыть. Когда аппарат Архангельского кончил свое дело, — простыни, одеяла и подушки снова возвратились в вещевой склад; вместо топчанов опять появились два ряда нар; рота приняла свой старый вид.

Характерно: за нелегальное свидание заключеннаго мужчины с заключенной женщиной в СЛОНе полагается от 14 до 30 суток карцера, за повторение этого «преступления» — от шести месяцев до одного года штрафного изолятора; на фильме же, который может быть пришлось и придется, читатель, видеть и Вам, заключенные мужчины весело прогуливаются под-ручку с заключенными женщинами... Много есть и других, хорошо сфабрикованных картин в этом подлом фильме. Не буду их всех перечислять... Фильм сделан не плохо: в нем много прекрасных соловецких видов с лесами, озерами, морем и другими суровыми красотами северной природы, но нет главного: нет Конд-острова, нет вырытых в земле «крикушников», нет «Секирки», нет женщин, одетых в мешки (оне живут на Анзеровском острове); на нем не увидите вы заключенных с отрубленными пальцами и кистями рук; не увидите кричащих на пеньках «филонов»; саморуба, идущего из леса на перевязку к лекпому, неся пропуск, написанный на двухпудовом бревне... Вообще там нет слез, крови, великих мук и смертей, которыми переполнена действительная жизнь действительных заключенных СЛОНа. Об этой истинной жизни читатель уже знает.