Звук рога, похожий на долгий металлический рев, донесся из-за деревьев. Они шли по его следам, а он не мог двигаться быстрее конных преследователей. Никогда уже ему не увидеть звезд.

Рука Язона машинально коснулась оружия. «По крайней мере, нескольких из них я возьму с собой…» Хотя, нет, ведь он эллин, никого не убивающий без причины, даже варваров, желающих лишить его жизни только потому, что он нарушил одно из их табу. «Стану под голым небом, приму в себя пули и уйду во тьму, помня о Эутопии, обо всех своих друзьях и прежде всего о Ники — моей любви…»

Краем глаза он заметил, что вышел уже из соснового леса и идет через березовую рощу. Свет золотил листья деревьев и ласкал их стройные белые стволы. Откуда-то спереди донесся рокот мотора.

Язон остановился, только теперь поняв, насколько устал. К счастью, его организм располагал резервами, которые полностью собранный человек мог еще использовать. Он убрал из сознания далекий лай собак, всякую боль и усталость и начал дышать ритмично, сосредоточившись на чистоте и свежести вдыхаемого воздуха и представляя атомы кислорода, доходящие до каждой клетки тела. Успокоив отчаянно колотившееся сердце, он придал ему медленный, глубокий ритм; некоторое время напрягал и расслаблял мышцы, пока не заставил их работать нормально. Боль, терзавшая тело, теперь исчезла, а отчаяние, пожирающее душу, сменилось покоем и холодной рассудительностью. К югу перед ним раскинулись обработанные поля: ветер ходил волнами по молодым всходам, поблескивающим золотом в лучах заходящего солнца. Невдалеке виднелась группа строений одинокой фермы — длинные и низкие здания с острыми крышами. Из труб поднимался к небу дым. Однако прежде всего взгляд Язона остановился на мужчине, сидевшем в кресле трактора, работающего в поле. Хотя в этом мире уже знали диэлектрический двигатель, на севере он еще не вошел в употребление, поэтому Язон не удивился, почувствовав запах выхлопных газов. Подумать только, что он считал его самым отвратительным из встреченного в Америке! (Этот их хлев, который они называют Лос-Анджелес!) Теперь этот запах показался ему чистым и крепким — посланником надежды.

Мужчина заметил его, остановил трактор и потянулся к закрепленному сбоку ружью. Язон подошел ближе, подняв руки и показывая пустые ладони, чтобы убедить его в своих мирных намерениях. Водитель принял это с облегчением. Это был типичный венгр: толстый и крепкий, с выступающими скулами, вьющейся бородой и в расшитом костюме. «Значит, я уже перешел границу! — радостно подумал Язон. — Я ушел из Норландии и попал в воеводство Дакота!»

Прежде чем послать его сюда, антропологи из Института Парахронных Исследований, конечно, внушили ему знание главных языков Вестфалии. (Жаль только, что не озаботились лучше познакомить его с местным наречием…) Но с другой стороны, его слишком быстро перебросили сюда после случайной смерти Мегастенеса. Предполагалось, что опыт, полученный им в Америке, дает возможность заниматься этой версией истории, также бывшей версией неалександрийской. И, разумеется, насколько общества, живущие на разных Землях, отличаются друг от друга. Уральско-алтайские слова без труда сорвались с его языка:

— Будь здоров! Я прибыл сюда как проситель…

Фермер сидел спокойно, но напряжение не сходило с его лица. Он смотрел на Язона и вслушивался в лай собак, доносившийся издалека. Оружие он держал на коленях готовым к стрельбе.

— Ты человек вне закона? — спросил он.

— Не в этой стране, испан. (Еще одно определение «гражданин»!) Я — мирный купец со Старой Земли, прибывший к Законнику Оттару Торкелсону в Эрнвик. Но — не знаю, почему — его гнев обрушился на меня, и гнев настолько большой, что Оттар нарушил святой закон гостеприимства и хотел взять мою жизнь, жизнь своего гостя. Это его люди идут по моим следам. Ты слышишь голоса их собак.

— Норландцы? Но ведь здесь уже Дакота!

Язон кивнул, соглашаясь, и улыбнулся, показывая зубы, сверкнувшие белизной на грязном, небритом лице.

— Верно. Они вторглись на твою землю не спрашивая разрешения. Если ты ничего не сделаешь, они придут и убьют меня человека, просящего о помощи.

Фермер поднял свое ружье.

— Откуда мне знать, что ты говоришь правду?

— Отведи меня к Воеводе, — сказал Язон. — Тем самым ты выполнишь закон и сохранишь свою честь. — Он осторожно вынул из кобуры пистолет и протянул фермеру. — Я буду вечно твоим должником.

Недоверие, страх и гнев сменяли друг друга на лице тракториста. Он не взял протянутого оружия. Язон ждал. «Если я верно определил происходящее в его душе, то получил несколько часов жизни. Может, даже больше. Но это уже будет зависеть от Воеводы. Мой единственный шанс — это умение использовать их варварство: их раздробленность на мелкие государства, их безумное понятие чести, их фетиш собственности и самостоятельности — для того, чтобы делать с ними, что захочу. И если я проиграю, то умру как цивилизованный человек, этого у меня не отнимут».

— Псы уже учуяли тебя. Они будут здесь, прежде чем мы успеем уйти.

От облегчения у Язона закружилась голова. Он с трудом справился с этим и сказал:

— Мы можем им устроить сюрприз — дай мне немного бензина.

— Ага! — Фермер спрыгнул с трактора. — Хорошая мысль, чужеземец. Кроме того, спасибо — в последнее время здесь стало скучно.

На тракторе нашлась запасная банка с бензином. Они прошли назад по следам Язона, обильно поливая землю и деревья в лесу. Если это не задержит свору, подумал Язон, ее никто не задержит.

— А теперь сюда! Вернемся домой! — И венгр пошел впереди.

Его ферма окружала с трех сторон открытый двор. Из сарая тянуло сладким запахом сена и домашними животными, а из дома выскочили несколько детей и, открыв рты, уставились на пришельца. Жена фермера загнала их обратно домой, взяла ружье мужа и стала у двери, не меняя выражения лица.

Дом был солидный, обширный и мог понравиться, если ты не имел ничего против сложных, богатых узоров драпировки, покрывающей стены, и разноцветных колонн. В нише над камином виднелся семейный алтарь. Хотя большинство жителей Вестфалии давно отказались от веры в мифы своих предков, фермеры, похоже, по-прежнему чтили Триединого Бога Одина-Аттилу-Маниту. Фермер подошел к радиофону новейшей конструкции.

— У меня нет геликоптера, — сказал он, — но я могу попросить прислать.

Язон сел и стал ждать. Вскоре к нему подошла молодая девушка и подала кубок, наполненный пивом, и кусок ржаного хлеба с сыром.

— Будь нашим священным гостем, — сказала она.

— Я отдам за вас свою кровь, — не задумываясь ответил Язон. Ему с трудом удалось сдерживать себя и не наброситься на еду, как изголодавшийся зверь.

Он уже кончил есть, когда вернулся фермер.

— Еще несколько минут, — сказал он. — Да, я Арпад, сын Коломана.

— Язон Филиппо. — Назваться фальшивым именем показалось ему неразумным. Рука фермера была крепкой и теплой.

— Почему возник спор между тобой и старым Оттаро? — спросил Арпад.

— Мне устроили западню, — с горечью сказал Язон. — Я заметил, насколько свободны их женщины…

— Верно. Эти данскарки почти так же бесстыдны, как тиркерки. — Арпад снял с полки трубку и мешочек с табаком. Закуришь?

— Нет, спасибо. (Мы в Эутопии не опускаемся до употребления наркотиков.)

Лай собак все приближался и наконец перешел в жалобный вой: псы потеряли след. Послышался звук рогов. Арпад набивал свою трубку с таким спокойствием, словно находился на представлении.

— Как они, должно быть, ругаются! — Он оскалил зубы в улыбке. — Нужно признать, что данскары настоящие поэты, когда дело касается проклятий. И, конечно, они смелые люди. Я был в их стране десять лет назад, после большого наводнения, когда Воевода Бела послал им помощь. Они смеялись над потерями и разрушениями. А во время прошлых войн они задали нам неплохую трепку!

— Ты думаешь, в Вестфалии снова начнутся войны? — спросил Язон. Прежде всего ему хотелось избежать разговора о себе. Он не знал, как поступит его хозяин, узнав о причинах, заставивших его искать убежище в Дакоте.