– А уж это ты мне скажи, – ответила она, наполовину подозрительно, наполовину с интересом.

– Нууу, тогда... – начал я, напрягая воображение опытного автора научных романов. – Тогда может возникнуть ситуация, которую ты описывала, рассказывая о древней истории Иудеи. Возможно, что весь мир разделился бы на секты и направления, сражающиеся друг с другом.

– В войнах? – недоверчиво спросила она.

– В больших войнах. А почему бы и нет? Ведь нечто подобное уже было в Иудее, правда? И сражения продолжались бы все время, вплоть до наших дней. Ведь, в конце концов, это Пакс Романум удерживает весь мир в единстве уже более двух тысяч лет. А без этого... без этого... – продолжал я все быстрее, делая в памяти заметки того, о чем говорю, – все племена Европы превратились бы в независимые города-государства. Как греческие, только крупнее. И сильнее. И они бы дрались: франки против виков с севера, против бельгов, против кельтов...

Рахиль покачала головой.

– Люди не были бы настолько глупыми, – заметила она.

– Откуда ты знаешь? Так или иначе, это всего лишь научный роман, дорогая. – Тут я не замолчал, чтобы поглядеть, как она отреагирует на это «дорогая». Я упрямо шел дальше, оценив и ее замечание: – Люди будут такими глупыми, какими я их придумаю... до тех пор, пока читатели сами будут принимать это условие. Но ты еще не услыхала от меня самого интересного. Скажем так, эти иудейские христиане будут очень серьезно относиться к своей религии. Они ничего не станут делать без воли своего бога. Сказанное Яхве и сейчас является законом, что бы не произошло. Ты понимаешь? Это значит, что их совершенно не интересовали бы, к примеру, научные открытия.

– Тут ты пересолил! – внезапно обидевшись, перебила она меня. – Или ты считаешь, что мы, иудеи, не интересуемся наукой? Я? Или дядя Сэм? А ведь мы наверняка иудеи!

– Так ведь не христиане, дорогая моя. А это огромная разница! Почему? А потому, что я так решил. Это мой роман! Так, минуточку... – прервался я, чтобы немного подумать. – Ладно, представим, что христиане вступают в долгий период интеллектуального застоя, и вот тогда... – Я замолчал, но вовсе не из-за того, что не знал, о чем говорить дальше, а ради усиления эффекта. – И вот тогда появляются Олимпийцы!

Она поглядела на меня, ничего не понимая.

– И что, – без всякого энтузиазма попросила она продолжать.

– Ты что, не понимаешь? И вот тогда, весь этот христианский мир, погруженный в темноту, без самолетов, без радио, даже без типографского пресса или судна на воздушной подушке – внезапно встречается с представителями сверхтехнической цивилизации из Космоса! – Рахиль все так же морщила лоб, забыв о еде и пытаясь догадаться, к чему же я веду. – Это будет чудовищный культурный шок, – объяснил я. – И не только для Землян. Возможно, что Олимпийцы прилетели, чтобы приглядеться к нам. Но когда они увидят, какие мы технически отсталые, разделенные на воюющие друг с другом народы, то... что они сделают? Понятное дело, сами уберутся подальше, а нас оставят самим себе! И это уже конец книжки.

Рахиль надула губы.

– Может быть, и сейчас произошло нечто подобное, – осторожно сказала она.

– Но уж наверняка не по этой причине. Мы же не говорим о нашем мире. Мы рассуждаем о мире выдуманном.

– Все-таки фантазия тебя чуточку понесла, – заметила Рахиль.

– А это моя специальность, – парировал я, ужасно довольный собой. – Ведь ты же не знаешь, да и откуда тебе знать, как рождается научный роман. Автор обязан дать волю фантазии – до самых границ вероятного – пока не дойдет до такого места, откуда всего один шажок дальше вызовет то, что целое распадется на кучу бессмысленной лжи. Поверь мне, Рахиль, я умею делать так, что читатели мне верят.

Она все так же выпячивала свои пухленькие красивые губки, но на сей раз я уже не ждал, когда мне ответят. Воспользовался оказией влет. Я склонился и поцеловал эти чудные уста, как хотел сделать уже давно. А только потом сказал:

– Надо выйти и нанять скрибу; пока не забыл, надо все записать. Вернусь как можно быстрее, а тем временем...

Я снова поцеловал ее, ласково крепко и долго, и Рахиль тоже дала мне понять, что отвечает на поцелуй.

Соседство с бараками для рабов имеет свои хорошие стороны. Я быстро нанял скрибу за умеренную цену, а управляющий даже предоставил мне на время один из залов, где я мог бы диктовать. На рассвете у меня уже были готовы первые две главы и наброски всех остальных к научному роману под названием «Путешествие в христианский мир».

Когда я глубоко погружаюсь в процесс написания, развитие сюжета уже не представляет никаких трудностей. Общая концепция определена, персонажи хорошо известны, так что достаточно ненадолго закрыть глаза, чтобы увидать, что произойдет дальше, а потом надиктовать это скрибе. В данном случае – скрибам, так как первый устал еще до полудня, поэтому пришлось нанять второго, а потом и третьего.

Я не сомкнул глаз, пока все не было записано. Мне показалось, что это заняло пятьдесят два часа – за много лет самый долгий период работы без отдыха. Когда все уже было готово, я оставил текст на переписку. Управляющий согласился передать его потом в экспедиционное бюро в порту и переслать воздушным экспрессом Маркусу в Лондон.

Только после всего этого я поплелся в дом Рахили, чтобы лечь спать. С изумлением я понял, что еще темно, хотя до восхода солнца оставалось менее часа.

Меня впустил Базилий, удивленно присматривающийся к моей щетине и впавшим глазам.

– Не буди меня, пока я не проснусь сам, – попросил я. Рядом с кроватью лежала газета, но я даже не глянул на нее. Завалился на постель, пару раз повернулся и провалился глубоко-глубоко...

Проснулся я, самое малое, часов через двенадцать, приказав Базилию принести хоть что-нибудь поесть и побрить меня. Когда же я спустился в атриум, был почти вечер, и Рахиль ожидала меня. Я рассказал ей о своей работе, а она упомянула про последнее сообщение Олимпийцев.

– Как это последнее?! – воскликнул я. – Откуда ты можешь знать, что оно последнее?

– Потому что они сами так сообщили, – печально ответила она. – Подтвердили, что разрывают всяческие контакты.

– Вот это да! – сказал я, размышляя обо всем этом, а потом: – Бедный Сэм! – теперь уже думая о Флавии Сэмюэлусе, Рахиль же была настолько опечалена, что не оставалось ничего другого, как обнять ее.

Утешения перешли в поцелуи, а когда их стало даже слишком много, Рахиль с улыбкой отпрянула от меня.

И вот тут – ничего не поделаешь – у меня вырвалось. Я и сам удивленно слушал, как слова сами вылетают у меня изо рта:

– Знаешь, Рахиль, было бы здорово, если бы мы поженились.

Она взволнованно глядела на меня, но в то же время, как будто я застал ее врасплох.

– Это что, предложение?

Я очень тщательно подбирал слова:

– Это было условное предложение, дорогая. Я сказал: «если бы мы поженились».

– Это я поняла. А теперь скажи, ты хочешь, чтобы твое желание исполнилось?

– Нет... О, демоны преисподней, да! Но сначала хотелось бы иметь право просить тебя об этом. Авторы научных романов, как правило, не имеют солидного финансового положения, и ты об этом знаешь. А ты привыкла к таким условиям...

– За эти условия и удобства я плачу из денег, оставленных мне отцом, – перебила она меня. – После свадьбы они не исчезнут.

– Но ведь это же твои деньги, моя дорогая. Мне случалось голодать, но я никогда не был паразитом.

– Ты не будешь паразитом, – мягко сказала она, и я понял, что она тоже тщательно выбирает слова.

И все же, следовало проявить сильную волю.

– Рахиль, – сказал я. – Мой издатель вскоре должен связаться со мной. Если он примет этот мой новый научный роман... Если он будет хорошо продаваться...

– Ну? – подбодрила она меня.

– Ну, может тогда я и смогу попросить твоей руки. Но сейчас ничего сказать не могу. Маркус наверняка уже получил посылку, но вряд ли прочитал рукопись. А про его решение я узнаю еще позже. В связи с Олимпийцами это может тянуться несколько недель...