Это было совершенно просто. Но нужно было обладать супермозгом Сэма, чтобы подставить под сигналы числа и объявить всему миру, что это банальнейшие арифметические задания – за исключением таинственного УУУУ.

бип ИИ бип ИИ бип ИИ бип УА УУУУ

Что должно было означать это УУУУ? Особый способ представления числа «четыре»?

Сэм, конечно же, догадался сразу. Как только он услышал сигналы, то сразу же послал телеграфом из своей библиотеки в Падуе решение:

«Сообщение требует ответа. “УУУУ” – это знак вопроса. Ответ такой – “4”».

И к звездам выслали следующее послание:

бип ИИ бип ИИ бип ИИ бип УА БИП БИП БИП БИП

Тем самым человечество сдало вступительный экзамен, и начался медленный процесс установления контакта.

Ответ Олимпийцев пришел только через четыре года; стало ясно, что они находились не очень близко. Стало ясно и то, что они не были дурачками, чтобы посылать сигналы с планеты, обращающейся вокруг земли, находящейся в двух световых годах от нас, потому что такой звезды попросту нет. Ответ пришел к нам из космоса, где наши телескопы и зонды ничего не нашли.

За эти четыре года Сэм увяз во всем этом по уши. Он первым доказал, что что существа со звезд специально выслали слабый сигнал, дабы удостовериться, что на него сумеют ответить представители расы, стоящей на соответствующем техническом уровне. Он был из числа тех нетерпеливых, которые уговорили власти Коллегиума начать передачу всякого рода математических формул, а потом и простых словосочетаний, чтобы посылать Олимпийцам хоть что-то, пока радиоволны доберутся до места пребывания межзвездных путешественников и вернутся с ответом.

Понятное дело, Сэм был не единственным. Он даже не стал руководителем исследований по разработке общего словаря. Помимо Сэма есть более лучшие языковеды и криптоаналитики.

Но это именно он, уже в самом начале, обратил внимание на то, что время ответа на наши сигналы неустанно сокращается. А это означало, что Олимпийцы летят к нам.

Вскоре началась передача мозаичных образов. Они поступали в виде последовательностей сигналов «бии» и «баа», причем каждая последовательность насчитывала 550564 группы. Кто-то довольно скоро вычислил, что это 742 в квадрате. Тогда последовательность представили в виде квадратной матрицы, меняя все «бии» на белые точки, а «баа» – на черные. На экране возникло изображение первого Олимпийца.

Эту картинку помнит каждый. Все на Земле, кроме совсем уж слепых, видели ее. Ее передавали все станции мира, но даже слепые слушали анатомические описания, даваемые комментаторами. Два хвоста. Мясистый, похожий на бороду клочок, свисающий с подбородка. Четыре ноги. Игольчатый гребень вдоль... скорее всего, позвоночника. На отростках скульных костей широко расставленные глаза.

Первый Олимпиец не имел ни на грамм пристойности, но уж чужим был несомненно.

Когда дальнейшая последовательность оказалась очень похожей на первую, именно Сэм сразу же заявил, что это чуть-чуть повернутое изображение того же существа. Олимпийцам понадобилось 41 изображение, чтобы представить полнейшее подобие одного из них...

А потом они стали транслировать изображения остальных. До сих пор никому, даже Сэму, не приходило в голову, что мы будем иметь дело не с одной сверхрасой, но, как минимум, с двадцатью двумя. Потому что именно столько изображений различных существ было нам показано, и каждое последующее было страшнее и удивительнее предыдущего.

В этом один из поводов, почему священники и не любят, когда этих небесных гостей называют Олимпийцами. По отношению к римским богам мы довольно экуменичны, но ни один из них ни в малейшей степени не походит на кого-нибудь из тех, так что некоторые, особенно пожилые, служители культа никогда не переставали бубнить о кощунстве и святотатстве.

На половине третьей перемены блюд нашего обеда и второй бутылки вина Сэм прервал описание последнего сообщения от Олимпийцев (в котором те подтверждали прием наших передач, касающихся истории Земли), поднял голову и послал мне лучистую улыбку.

– Есть! – сказал он. Я глянул на него, непонимающе хлопая глазами. Честно говоря, я не слишком обращал внимания на то, что он рассказывает, потому что сам присматривался к смазливой официанточке из страны киевлян. Она привлекла мой взгляд, поскольку... ну, я хочу сказать, не только потому, что у нее была великолепная фигура и совсем немного одежд, закрывающих ее, но потому, что на шее у нее был золотой амулет гражданки. То есть, она не была рабыней, что меня заинтриговало еще сильнее. Я не люблю ухаживать за рабынями, в том мало чести; но вот эта девушка меня заинтересовала.

– Ты меня слушаешь? – поинтересовался Сэм.

– А как же. Что у тебя есть?

– У меня есть решение твоей проблемы, – радостно объявил тот. – Причем, идея не только для одного научного романа, а для целого нового их вида! Почему бы тебе не написать, что произойдет, если Олимпийцы вообще не прилетят?

Мне очень нравится то, как одна половина мозга Сэма занимается решением проблем, в то время как другая делает нечто совершенно другое, вот только сам я не всегда успеваю успеть за ним.

– Не очень понял, что ты имеешь в виду. Если я напишу о том, что Олимпийцы не прилетят, будет ли это так же плохо, как если напишу, что они прилетят?

– Нет, нет! – замахал он руками. – Слушай меня внимательно. Отвлекись от Олимпийцев вообще. Напиши про будущее, которое могло бы наступить, но не наступит.

Официантка склонилась над нами, забирая грязную посуду. Я знал, что ей слышно, когда прозвучал мой с достоинством произнесенный ответ:

– Сэм, вот это уже совершенно не мой стиль. Возможно мои романы продаются и не так хорошо как твои, но какая-то толика чести во мне еще осталась. Я никогда не пишу о том, что сам считаю совершенно невозможным.

– Юл, да перестань ты думать только лишь о своих гонадах. – Ага, так он заметил мой интерес к официантке. – И постарайся пошевелить своими птичьими мозгами. Я говорю про то, что могло бы произойти в альтернативном будущем, понял?

Я совершенно ничего не понял.

– А что это такое: «альтернативное будущее»?

– Это будущее, которое могло бы наступить, но не наступит, – объяснил Сэм. – Как если бы Олимпийцы к нам не летели.

Совершенно сбитый с толку я потряс головой.

– Но ведь мы же знаем, что они летят, – осмелился заметить я.

– А если бы не летели? Если бы много лет назад мы не установили с ними контакта?!

– Так ведь установили же, – сопротивлялся я, пытаясь разгадать ход его мыслей. Сэм только вздохнул.

– Я вижу, что до тебя ничего не доходит, – сказал он, плотнее запахиваясь в одежды и поднимаясь из-за стола. – Ладно уж, занимайся своей официанткой, а мне надо послать парочку телеграмм. Увидимся на корабле.

Не знаю по какой причине, но моим планам относительно киевлянской официанточки не суждено было сбыться. Она заявила, что счастлива в своем моногамном супружестве. По-правде, я не мог понять, как это свободный, правопослушный гражданин посылает свою жену на подобную работу, но меня удивило, что девушка не обратила особого внимания на мое происхождение...

Тут лучше объяснить поподробнее. Видите ли, моя семья претендует на звание знаменитой. Генеологи сообщают, что наш род идет от самого Юлия Цезаря.

Я и сам тоже вспоминаю об этих претензиях на славу, особенно если хорошенько дерябну. Думаю, что это причина того, что Лидия, большая снобка, заинтересовалась мною. Особо серьезного здесь ничего нет: все-таки Юлий Цезарь умер более двух тысяч лет назад. С тех пор сменилось шестьдесят или семьдесят поколений. И не надо забывать, что хотя Предок Юлий и оставил многочисленное потомство, но не от своих жен. Я даже и не слишком-то похож на римлянина. Где-то в моем роду должен был появиться какой-то предок с Севера, а то и парочка, потому что я высокий и светловолосый, совершенно не похожий на уважающего себя римлянина.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: