– До свидания, лорд Питер, – попрощалась Бьянка по-английски.

Катриона мрачно заметила про себя, что сестра откровенно кокетничает с англичанином, а ведь сама только и говорит об Энрико.

– Ты накинешь шаль, Катриона?

– Нет, я думаю, что на улице тепло.

– Если даже и нет, то очень скоро будет.

Девушка гневно посмотрела на Питера, но тот ответил ей ясным, невинным взглядом. После недолгой внутренней борьбы Катриона решила не затевать ссору и промолчала.

Когда они оказались на улице, молодой человек взял ее под руку – она не сопротивлялась.

– Ну, сколько ты получила предложений руки и сердца?

– Одиннадцать, – неохотно ответила Катриона.

– Одиннадцать было прошлым вечером, – Питер насмешливо посмотрел на девушку. – Ты хочешь сказать, что за сегодняшний день не получила ни единого предложения? Ты теряешь популярность, Катриона.

Девушка выдернула руку.

– А тебе это доставляет огромное удовольствие? – спросила она насмешливо и в то же время с чувством обиды.

– Ты же не станешь отрицать, что комедия получилась превосходная?

– Да, для тебя и всех остальных! Но только не для меня. Мне ни капельки не смешно!

– Ну же, Катриона, – его голос звучал ласково, а в глазах светилась коварная улыбка. – Признайся, что тебе доставляет огромное удовольствие смотреть на то, как все неженатые мужчины Фридженти откровенно выставляют себя на посмешище.

– Да, – ответила Катриона, внезапно дав волю долго сдерживаемому смеху. Она не могла остановиться и хохотала до слез, до тех пор пока, совсем обессиленная, не упала в объятия Питера, чувствуя, что не может больше стоять на ногах без поддержки.

Сильные руки молодого человека сомкнулись, радостно принимая желанную тяжесть ее тела.

– Знаешь, что мне нравится в тебе больше всего? Что когда ты что-нибудь делаешь, то отдаешься этому вся, без остатка.

– Да, как сказали бы твои соотечественники, наблюдение за этими ослами было дьявольски забавным зрелищем, – Катриона вытерла слезы о шелковую сорочку Питера и перевела дух.

– Будучи в Англии, я бы мог так сказать, но ни одной леди это и в голову бы не пришло.

– Ни для кого не секрет, что я вовсе не леди.

– Конечно, это не секрет. – Лунный свет падал на Питера, он улыбнулся девушке и наклонился, чтобы ее поцеловать. Затем он осторожно опустил ее на лужайку под деревом, где их не могли видеть ничьи любопытные глаза.

– Нет, слава Богу, ты не леди, – прошептал Питер после очередного долгого поцелуя, – но я буду безумно счастлив, когда ты станешь моей женой, моей единственной леди, и нам больше не придется прятаться по углам.

Катриона отпрянула в сторону и уселась на лужайке.

– О чем это ты?

– О женитьбе, Катриона, о чем же еще мне говорить? Когда тебе надоест дурачить мужскую половину Фридженти и играть со мной, я пойду к твоему отцу просить твоей руки.

– Если мне нравится с тобой целоваться, это еще не значит, что я хочу выйти за тебя замуж, даже если ты сейчас говоришь серьезно, чему я, разумеется, мало верю.

– И зря. Поверь, наконец. – Питер сел, и их снова осветила луна. Он собирался серьезно поговорить с Катрионой, но она явно отдавала предпочтение поцелуям. – Я приехал на несколько месяцев во Фридженти только затем, чтобы жениться на тебе, или навсегда вычеркнуть из своей жизни.

– А какое отношение я имею к твоей жизни? Я была ребенком, мы оба были детьми. Прошло больше десяти лет. Я тебе просто не верю.

Услышав в голосе девушки неуверенность, смешанную с испугом, Питер тихо улыбнулся.

– Да, прошло более десяти лет. Но синьор Креспи все время сообщал мне, что происходит в твоей жизни, и уж поверь, что я приехал бы раньше, если бы не был уверен, что ты настроена против замужества и у меня нет соперников. Мне нужно было закончить кое-какие дела, прежде чем приехать сюда. Или ты забыла, каким униженным я покинул Фридженти в прошлый раз?

– Я никогда об этом не забывала.

– А ты была главной свидетельницей моего унижения и основной его причиной.

– Я что-то не понимаю.

– Я рос болезненным мальчиком, избалованным, богатым сиротой. Обычные мальчишеские забавы были не для меня, и моей жизнью стала музыка. Я упросил опекуна позволить мне поехать во Фридженти на фестиваль. Он часто встречался с синьором Креспи в Риме, поэтому все очень легко было устроить. Я слышал о твоей матери, читал о фестивале. Думаю, я немного влюбился в тебя, – Питер улыбнулся. – Это было мальчишеское увлечение. На сцене ты была похожа на ангела, и голос у тебя был ангельский. Однако в жизни ничего ангельского в тебе не оказалось, но я готов был смириться со многим ради твоего пения. А потом настал тот ужасный день… Разве ты не можешь понять, как я себя чувствовал? Ниже тебя ростом, с писклявым голоском, я едва лепетал по-итальянски, в то время как ты прекрасно говорила по-английски. И вот я стоял перед тобой, глупый и беспомощный, а ты, девочка, бесстрашно атаковала четырех здоровенных парней, которых я тщетно пытался утихомирить. Помнишь, как ты обратила их в бегство? Потом, как только я начинал об этом думать, мне хотелось свернуть тебе шею, мне очень хотелось…

– Задать мне трепку? – пришла на помощь Катриона.

– Да, задать трепку, – согласился Питер. – Хорошенько отшлепать и многое другое. Прошло лет пять, прежде чем я вдруг понял, что это был самый необходимый момент в моей жизни. Понимаешь?

– Нет, ничего не понимаю.

– Унижение, свидетельницей которого была ты, заставило меня взглянуть на себя со стороны, и совершенно беспристрастно. Я заставил опекуна, бесспорно доброго, но слишком уж заботливого человека, в корне изменить мою жизнь. Гувернантки и наставники, которых больше всего беспокоили мои промокшие ноги, чем образование, исчезли. Прежде всего, я начал заниматься итальянским. Мне вовсе не хотелось заикаться при встрече с тобой. Я стал заниматься боксом и другими видами спорта. Настоял на том, чтобы меня отправили в школу. В Хэрроу пришлось нелегко – по правде сказать, мне больше пришелся по душе Кэмбридж.

– А музыку ты бросил?

– Нет, но мои интересы стали гораздо шире.

– Если ты говоришь правду, то почему не приехал раньше? – спросила Катриона со скептической улыбкой. – Я могла обзавестись мужем и дюжиной ребятишек, пока ты в Англии с таким усердием готовился ко встрече со мной.

– В двадцать пять лет я стал хозяином своих земель и всего состояния. Мне необходимо было время, чтобы вникнуть во все дела. Кроме того, как я уже говорил, синьор Креспи держал меня в курсе всех событий. Он сообщил, что у тебя нет женихов, ведь до того момента, как твой отец объявил о приданом, никто не делал тебе предложений. Стоило тебе открыть рот, как все мужчины в ужасе разбегались. Если бы ты знала, как это меня успокаивало! Я был уверен, что меня ты не запугаешь.

Слушая Питера, Катриона вдруг ощутила себя совсем юной и беспомощной. Теперь она поняла, почему это состояние было так ненавистно англичанину много лет назад.

– Ну и что? – сказала она. – То было всего лишь детской мечтой, а вот когда ты приехал сюда, то увидел меня такой, какая я есть!

– Вот именно, Катриона. И никому бы не пришло в голову назвать тебя детской мечтой! – согласился Питер. – Я увидел, что ты стала еще более сварливой и грубой… Но при этом ты превратилась в гордую, страстную, легко ранимую женщину, настоящую красавицу, притягательную и манящую. Как бы ни казалось тебе это странным, но ты по-прежнему меня устраивала. Я решил, – тон Питера стал почти отеческим, – что должен о тебе позаботиться.

– Неужели?! – воскликнула Катриона. – Может, тебе больше и не хочется надрать мне уши, зато я с удовольствием дала бы тебе хорошего тумака! Он решил! Вы только посмотрите! Ты что, вообразил, что я брошусь тебе в ноги и буду благодарить? Ну как вы все не понимаете? Мне не нужен муж! Я хочу заниматься музыкой, петь на сцене, если это еще не поздно. Хочу получить все то, чего лишилась моя мать, выйдя замуж!