Я вздохнул и опрокинул в баре еще стаканчик, потом отправился в обход зала. Забавы забавами, но мне предстояло свести счеты с Роджером Брэйном. Но обход ничего не дал — нигде не было видно ни курчавой головы Брэйна, ни его развевающегося черно-серого плаща.

Однако побродить здесь было приятно. «Магна» — одна из лучших студий в Голливуде, и в зале было полно первоклассных звезд в масках, плащах, юбках, туниках и прочих маскарадных нарядах. Хватало и обнаженной плоти, не исключая и мужской. Один парень вырядился в леопардовую шкуру, как Тарзан. Черт, может, это и был Тарзан.

Было там и несколько обезьян, и вовсе не потому, что они нарядились в волосатые костюмы. В полночь будет достаточно писка и визга, когда каждая маска узнает другую маску. Некоторых из масок можно было угадать по узколобости, но не всех. Угадывание было частью развлечения.

Вполне невинная, судя по всему, девушка, игравшая, видимо, характерные роли, одетая Клеопатрой, повисла на моей руке в тот момент, когда я узрел парня у микрофона в другом конце зала, начавшего объявлять призы за костюмы.

Я наблюдал за церемонией издали, пока «Клеопатра» что-то лепетала. Она здорово набралась. Наконец я расслышал, что она бормочет:

— Обалденная вечеринка. Знаете тот стишок про вечеринку?

Так она бормотала. Должно быть, провела немало одиноких ночей, заучивая его.

Меня не очень-то интересовали призы. Я-то все равно не выиграл бы ничего. И я вовсе не дуюсь по этому поводу. Я несколько оживился, когда милая маленькая «Серебряная маска» приблизилась к ведущему у микрофона и ей что-то там вручили. Значит, она выиграла какой-то приз, и я держу пари, что знаю, за что.

Я не слышал, что там говорилось, потому что чертова деваха, повисшая на моей руке, без умолку болтала что-то насчет «обалденной вечеринки». Все это было довольно мило, вот только «Клеопатра» так и не сумела сказать ничего вразумительного, лишь невнятно лепетала и делала высокопарные жесты. Может, она приняла меня за продюсера?

Когда я наконец сумел отделаться от «Клеопатры», «Серебряная маска» уже исчезла. Я побродил еще с полчаса, не видя никого, кто заинтересовал бы меня, потом взглянул на свои наручные часы. Одиннадцать ночи, и мне уже все прискучило. Правда, была еще надежда на свидание в полночь у подножия лестницы. И конечно же здорово было бы увидеть Брэйна.

Я повернулся и двинулся к бару, когда вдруг услышал это. Все услышали это.

Поначалу тихий визг, донесшийся откуда-то с широкой лестницы. Визг набрал силу и превратился в вопль, от которого кровь стыла в жилах. Почудилось, будто Дракула встретился с Франкенштейном в Зеркальном доме.

Мгновенно дрожь пробежала по моему позвоночнику, я кинулся к лестнице и взлетел по ступеням наверх. Женщина с широко раскрытым и все еще вопящим ртом скатывалась вниз из полумрака, пытаясь прыгать сразу через восемь ступенек. Но это ведь невозможно.

Она полетела с верхней ступеньки, словно комик в водяной феерии, перебирая ногами в воздухе и не зная, есть ли куда приземлиться. Она все же приземлилась на несколько ступеней выше меня, и я постарался затормозить свой рывок и поймать ее, когда у нее подкосились ноги. Но то ли я среагировал слишком поздно, то ли она летела слишком стремительно. Она ссыпалась, как сломанная марионетка, и покатилась, размахивая руками, ногами и одеждой, до нижних ступенек, где ее пытались подхватить двое парней.

От первого прыжка и до последнего переката она не закрывала рот и не переставала вопить, пока не хлопнулась у подножия лестницы.

Я пробежал оставшиеся ступеньки и замер на верхней площадке.

Там уже находились двое, нет, трое. Но даже с расстояния десяти футов я понял все. На вечеринку я прибыл просто гражданином, теперь же почувствовал себя мобилизованным. На полу лежал мертвец.

Он лежал на спине. Двое мужчин склонились над ним, издавая нечленораздельные звуки.

На мертвеце были голубой жакет и винного цвета трико, но черно-серый плащ исчез. Роджер Брэйн — уже покойник! Первый наш с ним раунд оказался и последним, На второй ему уже не выйти, теперь он даже не услышит гонга.

В нескольких футах от его головы валялась небольшая, но на вид тяжелая статуэтка Меркурия, которой кто-то, видимо, оглушил его, хотя сейчас это уже не имело значения. Легко было понять, почему та деваха так вопила. Я ее не осуждал. Кинжал Роджера Брэйна с драгоценными камнями на рукоятке был вынут из ножен и лежал на ковре рядом с трупом. С тех пор, как кинжал покинул ножны, и до момента, как оказался на полу, он превратил в кровавое месиво горло Брэйна.

Горло было располосовано так, что в это просто невозможно было поверить, не увидев собственными глазами. Я-то поверил сразу. Сердце Брэйна продолжало еще некоторое время перекачивать кровь, поэтому и на теле, и на маленькой фотокамере, все еще висевшей на его шее, и на мягком ковре — повсюду была кровь, кровь, кровь.

Я видывал жмуриков, сам отправил немало типов на тот свет, но я никогда не видел подобных мертвяков. Избави меня Боже увидеть такое еще когда-нибудь.

Я не стал щупать его пульс, даже не дотронулся до него. Это все равно, что сложить руки мертвеца на груди — привычный ритуал. Не было смысла — ему уже ничем не помочь. Просто еще один покойник в обычном для всех трупов состоянии.

Я нагнулся над ним, присматриваясь, потом выпрямился. Мертвее не бывает. И меня не могло не занимать, кто это сделал. Каким-то образом это уже стало моим делом.

Пока я размышлял, вокруг собралась толпа и кто-то воскликнул:

— Черт! А это еще что?

Я подошел к сказавшему это парню. Он наклонился и поднял… широкую волнообразную голубую юбку на обручах.

У меня судорогой свело желудок, но я сказал какому-то типу:

— Держите это и помогите мне очистить помещение.

Минут пять мы удерживали толпу на ступеньках. За это время я ухитрился поговорить с Биллом Паркером — правой рукой Фелдспена — и велел ему установить контроль за всеми выходами, вероятно, было уже поздно, но никто не выйдет и не войдет, пока не прибудут ребята из отдела по расследованию убийств.

Потом я нашел на втором этаже телефон и позвонил в управление полиции. Мне удалось связаться с капитаном Сэмсоном, вкалывавшим сверхурочно в отделе по расследованию убийств.

— Сэм, здесь Шелл.

— Я-то думал, что сегодня ночью ты развлекаешься в высшем обществе, — проворчал он.

Голос его звучал приглушенно, и я понял, что он жует длинную черную сигару. В любую секунду он мог умолкнуть, откусывая ее кончик.

— Ага, Сэм. Пляски смерти.

— А? Что ты мелешь?

— Ничего. — Я объяснил ему ситуацию парой фраз и подождал его реакцию.

— Мой Бог, — выдохнул он. — Боже ж ты мой! — Он помолчал несколько секунд. — О'кей, десять минут.

— Сэм, ты не мог бы выбраться сюда сам?

— Чего ради?

— Я тут подумал… Чуть раньше я врезал этому парню.

Сэмсон пожевал свою незажженную сигару и проворчал:

— Почему бы тебе самому не перерезать себе глотку?

Я нахмурился:

— Уж не думаешь ли ты…

— Нет, тупица. Однако ты нашел приключение на свою голову. А что я думаю, не имеет особого значения.

Ох уж этот Сэмсон! Детектив, капитан Фил Сэмсон из отдела по расследованию убийств Лос-Анджелеса. Крупный славный парень, поседевший за восемнадцать лет службы. Особенно за последние тринадцать, проработанные в отделе по расследованию убийств. Зато, вероятно, его чугунная челюсть стала еще тверже.

— Ну, — откликнулся я, — вот и все. По крайней мере, все, что я знаю.

Он провел рукой по чисто выбритому розовому лицу:

— Хорошо, что ты поставил людей в дверях. Но многие наверняка уже улизнули. — Он вынул сигару изо рта и посмотрел на меня в упор. — Эта юбка… Что ты о ней скажешь?

Я покачал головой:

— Не знаю, Сэм. Я же тебе говорил, мне она не знакома. И, похоже, никому здесь.