Их компания завернула в бар. Этот район пользовался дурной славой, и у входа в бронированных будках сидели охранники. Мэгги быстро набралась и закричала, обращаясь ко всем:

– Ребята, я ничего не соображала на сцене. Скажите, я была ничего?

– Конечно, Мэгги, – пробормотал Хок.

Синтия фыркнула.

– Ты была прекрасна, – уверил ее Вольф.

– Я ни хрена не помню, – простонала Мэгги. – Говоришь, я была хороша? Лажа все это. Если бы я была хороша, я заслуживала бы того, чтобы это помнить. Я хочу сказать... Ты понял, а?

Вольф неловко потрепал ее по плечу. Она ухватила его за рубашку и спрятала лицо у него на груди.

– Вольф, Вольф, что со мной будет? – всхлипывала она.

– Не плачь. – Он погладил ее по голове.

В конце концов Вольфу и Хоку пришлось вести Мэгги домой. Остальные не захотели уходить из бара.

Они огибали район, где все здания были разрушены. Уцелело только одно. Оно одиноко стояло, глядя на них зияющими дырами окон и арками ворот, которыми не пользовались уже невесть сколько лет.

– Это была закусочная, – ответил Хок на вопрос Вольфа. Он казался смущенным.

– Почему она до сих пор цела?

– Потому что кругом есть невежественные и суеверные люди, – пробормотал Хок.

Вольф не стал расспрашивать дальше.

Улицы были темны и пустынны. Вокруг них снова появились дома, и их шаги гулким эхом звенели в каменных туннелях улиц. Мэгги была почти без сознания, она положила голову на плечо Хоку, и тому ее приходилось почти нести.

Что-то зашевелилось в тени домов. Хок напрягся.

– Пойдем быстрее, – сказал он шепотом.

Что-то вынырнуло из темноты. Это что-то было большим и только отдаленно напоминало человека.

Существо направилось к ним.

– Что это? – прошептал Вольф.

– Глухарь, – шепотом отозвался Хок. – И если ты знаешь какие-нибудь приемчики, пора их использовать.

Существо приближалось к ним неуклюжим аллюром. Вольф опустил руку в карман и резко повернулся к Хоку.

– Слушай, – заговорил он громким, сердитым голосом, – ты мне надоел. У меня нож, и я за себя не отвечаю!

Глухарь остановился. Краем глаза Вольф видел, как он скользнул назад в тень.

Мэгги подняла голову, на ее сонном лице появилось удивление:

– Эй, что...

– Чепуха, – пробормотал Хок. Он ускорил шаг, волоча за собой Мэгги. – Ты показал высший класс, – сказал он с одобрением.

Вольф с усилием вытащил руку из кармана. Она тряслась от пережитого напряжения.

– Nada, – сказал он. – Ведь так, кажется, говорят?

– Ага.

– Я ведь до конца и не верил, что глухари существуют.

– Просто у бедняги непорядок с гормонами. Забудь об этом.

Уже начиналась осень, когда группа наконец прибыла в Бостон. На самой большой бостонской сцене шли последние приготовления. Готовилось гигантское шоу. Вокруг сновали десятки людей.

– Должно быть, так выглядела Америка перед Крушением! – с восхищением воскликнул Вольф. Ему никто не ответил.

Утром перед концертом Вольф наблюдал за тем, как над сценой на случай дождя натягивают брезент. К нему подбежал озабоченный распорядитель и спросил:

– Странник, ты Дженис не видел?

– Мэгги, – по привычке исправил Вольф. – Нет, уже давно.

– Спасибо, – выдохнул парень и побежал дальше.

Вскоре к нему подошел Хок и тоже спросил:

– Где Мэгги, не знаешь?

– Нет. Подожди, Хок, что происходит? Ты второй, кто меня о ней спрашивает.

– Мэгги исчезла. – Хок пожал плечами. – Не о чем беспокоиться.

– Надеюсь, она вернется к началу концерта.

– Местная полиция ее уже ищет. В любом случае у нее же имплантанты. Если она сможет двигаться, то она будет на сцене. Даже не сомневайся. – И он заспешил прочь.

Заканчивались последние проверки, уже появились первые зрители, когда наконец появилась Мэгги. По бокам рядом с ней были люди в форме. Мэгги выглядела трезвой и сердитой. Синтия взяла ее под свою опеку, отпустила полицию и отвела Мэгги в фургон, который служил гримерной.

Вольф наблюдал эту сцену издалека. Решив, что здесь от него не будет никакой пользы, он лениво прошелся по площадке. Толпа все прибывала. Люди входили, рассаживались по местам в ожидании начала. Между собой они почти не говорили, а если и начинался разговор, то слова произносились шепотом. Зрители были одеты ярко, но видно было, что это не лучшая их одежда. Некоторые принесли с собой кувшины с вином и одеяла.

Создалась странная атмосфера. Никто не смотрел друг другу в глаза. Стиснутые губы. Ничего не выражающие лица. В их разговорах чувствовалось скрытое напряжение. Бродя среди толпы, Вольф прислушивался к разговорам:

– Сказала, что ее ребенок...

– ...Нужно. Никому это не нужно.

– Никак было не расплатиться...

– ...Странный вкус. Поэтому я...

– Пришлось снести три квартала...

– ...Кровь.

Вольфу становилось не по себе. Что-то зловещее было в их голосах, в выражениях лиц. Он столкнулся с Хоком, который торопливо пробирался сквозь толпу.

– Хок, здесь происходит что-то странное.

Лицо Хока исказилось.

– Нет времени, – сказал он, указывая в сторону осветительной вышки. – Концерт начинается. Мне надо быть на месте.

Вольф поколебался, а потом последовал за Хоком, взбиравшимся по лестнице в кабину.

Оттуда была видна вся площадь перед эстрадой. Люди казались крошечными муравьями, копошившимися на бурой утоптанной земле. Чувствовалось, что что-то не так, среди них не было ни одного ребенка. Три четверти неба было залито багрово-золотым закатом.

Хок по одному включал и выключал прожектора, сверяясь с листком, который держал в руке. Иногда он чертыхался и что-то переключал. Вольф ждал. Легкое дуновение шевельнуло его волосы, хотя внизу не было и намека на ветерок.

– Это больная страна, – произнес Хок.

Он надел наушники, направил красный прожектор в центр сцены, мигнул им несколько раз, погасил.

– Патрик, ты на связи? Прожектора включаем попарно. – Он проверил все точки, обращаясь к каждому оператору по имени.

– Средняя продолжительность жизни – что-то около сорока двух лет, если ты, конечно, выберешься живым из родильного дома. Нужно поддерживать высокий уровень рождаемости, чтобы в один прекрасный день страна не вымерла. – Он включил все красные и синие огни. Сцену залил пурпурный свет. Брезент над сценой казался черным. Одинокая фигура подошла к микрофону.

– Давай, Патрик.

Яркие лучи осветили конферансье. Он откашлялся и пустился разглагольствовать. Голос его гремел над толпой, повторенный десятками усилителей, расположенных далеко от сцены. Толпа медленно ползла мимо основания осветительной башни. Людям пришлось потесниться, волна опоздавших подталкивала их ближе к сцене.

– Вот и возникает вопрос, почему же наше правительство тратит чертову уйму денег на этот концерт.

– Да, – подтвердил Вольф, – почему?

Он стоял неподвижный и напряженный. Его обдувал легкий ветерок, и Вольф пожалел, что не взял с собой пиджака. Позднее он мог бы пригодиться.

– Потому что ему посоветовали эти чернокнижники – проклятые социоинженеры и их машины, – ответил Хок. – Посмотри на толпу.

– Дженис! – прогрохотали усилители.

И вот на сцене появилась Мэгги. Подбежав к микрофону, она уверенно взяла его в руки. Еще никогда она не была в лучшей форме. Толпа взорвалась аплодисментами. Охапки цветов полетели в воздух. Люди передавали из рук в руки бутылки и ставили их на край сцены.

Сверху не было заметно, как сказался на Мэгги прошедший месяц. Разноцветные прожектора скрывали восковую кожу и появившиеся морщины. Ее усыпанное блестками платье слепило глаза.

На середине второй песни Мэгги внезапно оборвала себя и крикнула толпе:

– Да вы, мать вашу, ребята, совсем как неживые! Кто за вас танцевать будет?

В разных концах зала поднялось несколько пар.

– Приготовиться прожекторам, – пробормотал Хок в свой микрофон. – Третий, четвертый и пятый – на полицию.